«Восхитительно свистели…» Восхитительно свистели на рассвете соловьи. Койки шаткие скрипели — это музыка любви. Это шёпот, дуновенье самых радостных ночей. …В жизни есть всегда мгновенье, что дороже жизни всей. «О лепет листвы…» О лепет листвы лебединого лета, где льются мелодии- только лови! Где сердце любовью нежданно согрето, где сердце дрожит от надменной любви! Я всё растерял по летам тёплым летом, а счастье чужое лови – не лови! Чужою любовью не будешь согретым, и горько бежишь от соседней любви. Когда – то прольётся последнее лето, когда же прольётся- не стоит ловить любовь, от которой не будешь согретым, любовь, от которой не будет любви! «Куда уводит эта речка…» Куда уводит эта речка тебя, меня, скажи – куда? О, как пронзительно и вечно журчит по камешкам вода. Следим с тобою за теченьем… (Века следят… А мы – не в счёт.) Всё в неизменном направленье река упрямая течёт. Почёта, славы ей не надо, ей даль особая видна. Любые на пути преграды собьёт упругая волна. И вьётся лента голубая — Река течёт. Ей вечно жить. Я наклонюсь к реке губами, чтоб капли вечности испить. «Когда мы в детстве шли…» Когда мы в детстве шли «стена на стену», забыв о страхе, не жалея сил, Степан Воронин — верный сын измены — дворами прочь от драки уходил. Я не совру, клянусь, как перед богом, когда мелькали наши кулаки, Степан Воронин — боком, боком, боком, законам дружбы детской вопреки. Промчалось детство. Время пролетело. Всё вспоминать особых нет причин. И не моё сейчас, конечно, дело, что стал Степан Воронин важный чин. И это, впрочем, не моя забота, что он в почёте и в расцвете сил. Но всё же, всё же, это он — не кто-то- дворами прочь трусливо уходил. «В серых сумерках сеется снег…» В серых сумерках сеется снег, превращается в капли росы. И любовь, и мечта, и успех — это только минуты, часы. Тот, кто смысл этой жизни постиг, никуда уж давно не спешит… Ни богатство, ни почестей миг ничего не дают для души. Зимняя ночь Уже утраты и потери Ко мне приходят по ночам. Ещё скрипят с надеждой двери: Открыть. Шагнуть. Бежать. Начать. Уже за прожитые годы сомненья по ночам берут. Ещё предчувствие свободы и счастья будит поутру. И длится ночь зимой, и длится… Старея, юный снег кружит. И кажется, когда не спится, что эта ночь длинней, чем жизнь. В горах На рысаках по жизни рыскать… Не лучше ль на своих двоих? И чтобы дверь в обитель риска Ногой небрежно отворить. И чтоб, как высшее блаженство, чуть веселя, бросая в дрожь, принять, как радость совершенства — над пастью пропасти идёшь. «Забрался к чёрту на кулички…» Забрался к чёрту на кулички… И здесь на этой высоте, всё по-иному, непривычно… Зато какой простор мечте! Мир подо мною обезличен. Здесь птицы изредка поют, и одиночество с величьем покоя сердцу не дают. «А всё же горы синие…» А всё же горы синие, а всё же небо белое… И мы, не очень сильные, Вверх лезем оробело. Под нашими ногами рискованность звенит… Несутся в пропасть камни, как прожитые дни. «Годы юности смыло…» Годы юности смыло набежавшей волной. Кто искал в жизни смысла, ищут в жизни покой. Строят планы и дачи, понадёжнее дверь. Что им жизни задачи? Всё известно теперь… Годы старости брезжат, а укрыться нельзя. И всё реже, всё реже навещают друзья. Жизнь! Спасибо за счастье — небо, дождик и снег! И всё чаще, всё чаще юность видим во сне… В это ж самое время кто-то юный спешит с неизвестными всеми уравненье решить. Как он жаждет ответа! Как решения ждёт! Ему кажется: вечно на земле он живёт. |
