«Мальчик примеряет шляпу отца…» Мальчик примеряет шляпу отца. Девочка – банты. Девушка – платье. Женщина – серьги. А сирота примеряет на всех прохожих роль своих родителей: мать и отца. «Ещё на правой обручальное кольцо…» Ещё на правой обручальное кольцо, ещё надеждой светится лицо, ещё живут дни давние удач, ещё лишь только вздох, ещё не плач, ещё приходят мысли по ночам: ещё всё встанет по своим местам, ещё он образумится, поймёт, ещё останется, прощенный, не уйдёт. Уже на левой обручальное кольцо, уже печально постаревшее лицо, уже наедине не вздох, а плач, уже висит на стенке только плащ, уже такие мысли по ночам: уже всё поздно. Снова не начать. Уже закрыта дверь. Навечно. Не войдёт. Уже – одна! Осенний ветер листья рвёт. Истина Были дни: печали и радости, и любили друг друга неистово. Были годы такие разные, и сквозь них продиралась истина. Ни изъяна в ней и ни трещины, но парит, как лукавое облако: бродит счастье в облике женщины и несчастье всё в том же облике. «Я больше сюда ни за что не вернусь…» Я больше сюда ни за что не вернусь. Мечты, как всегда, обманули. Пускай меня ранит безжалостно грусть с упрямой настырностью пули. Как мог я легко, безнадежно пропасть под шёпот ресниц и под шорох. Теперь никогда, приоткрыв свою пасть, меня не проглотит твой город. Теперь нипочём, ни за что, никогда не стану я пленником встречи. Я общие наши с тобою года швырнул в ненасытную вечность. Лодка Я по году жду погоду, но Находка – не находка. Ночью рвётся на свободу, у причала плача лодка. На цепи скулит железной, жадно грезит о просторе, чтоб спасательным жилетом обхватило лодку море. Чтоб нестись навстречу водам, позабыв навек про путы. Кто мечтает о свободе, тот не ищет ветр попутный. «Капли времени – секунды…» Капли времени – секунды мельтешат отчаянно. По лицу секут нас, мы не замечаем. Вглядываясь в Млечный, ощущаешь вечером, что горят не вечно звезды эти вечные, что свистят прощально веткою секущей в тишине печальной капельки – секунды! «Идут по жизни Квазимодо…»
Идут по жизни Квазимодо с глухою смертною тоской. Есть в мире вечные уроды, есть в мире вечный непокой. И очень трудно примириться, хоть эта истина проста… И квазимодам прямо в лица чужая хлещет красота. «О, как же мечтал он смыться…» О, как же мечтал он смыться из дома: от тряпок, детей… Он – пасынок здравого смысла, стал сыном безумных затей. А жизнь его била и била, он ад испытал и потоп. И если вначале щадила, то мстила вдогонку – потом. Вернулся домой он усталым. О сколько промотано дней! По свету судьба расплескала, и тряпки, и дом, и детей. В житейской сплошной круговерти мстит позднее чувство вины. А грустные мысли о смерти с годами не так уж грустны. «В январе во всю морозы…» В январе во всю морозы, мы опять в плену стихий. Ухожу я в дебри прозы, забываю про стихи. Словно окна забиваю, словно с прошлым расстаюсь. Забываю, забываю, лишь тебя забыть боюсь. На душе слегка тревожно, грусть, как изморозь, светла. И снежинка осторожно на лицо твоё легла. И мороза паутинки, словно сети января. В этой жизни мы снежинки. чур, растаю первым я. «Благодарю…» Благодарю, что я тебе себя дарю, что вместе встретили с тобою мы зарю. Мы встретили зарю не в мести! Мы встретили с тобою вместе. Благодарю за прожитые дни. Не всё удачно было- не вини! Не всё так было, как хотелось. Быть может, задержалась зрелость. Быть может, молодость дерзила, но то, что было, — было, было… Благодарю за первый общий снег, за миг, за час, за день, за год, за век. |
