Мошнак носил фамилию имени улицы. Была такая в городе улица — имени купца Мошнаковского. Банкир уверял, что его фамилия идет от древнего купеческого рода, который занимался поставками вин ко двору Его Императорского Величества еще в Византии. Постепенно род хирел, буквы отпадали одна за другой, и фамилия от поколения к поколению становилась короче.

С этой политинформации началась беседа банкира с организаторами лотереи. Потом Мошнак в пылу перестроечно-банковской эрекции битый час демонстрировал гостям стеллажи с коллекционными бутылками, которые удалось собрать, несмотря на отсутствие в продаже нормального вина. Экспонаты и картины с их изображениями покрывали все видимое пространство кабинета. Чувствовалось, что Мошнаку есть куда тратить резервный фонд банка. «Жаль, что он не собирает чайники, — подумал Орехов, — а то бы мы подарили ему гостиничный титан!»

— Вы бы хоть предупредили, а то мы чуть в лужу не сели, — посетовал на вынужденных знакомых лысоватый, с жиденькими колосьями под носом Мошнак. — С одной стороны, это хорошо — оборотные средства и реклама, а с другой, извините за выражение, — на фиг это сперлось! Три дня банк чувствовал себя идиотом.

— Приносим извинения. Просто населению лень вчитываться в таблицу. Там все расписано как по нотам, — сказал Артамонов. — Банк здесь не при чем.

— Ну, все-таки, — застеснялся банкир. Он налил себе воды из цветочной вазы и пообещал бланковый кредит, если понадобится.

— Мы стараемся не занимать… много, но в жизни все может случиться, — сказал Мошнаку Артамонов. — Так что ловим на слове.

— Кредиты — это хорошо, — согласился Орехов, когда вышли от банкира, — но я чувствую, что Мошнак скрывает от нас какую-то банковскую тайну.

— Да брось ты!

— Я сомневаюсь насчет купеческого происхождения фамилии.

— При чем здесь фамилия?! — увел разговор в сторону Варшавский.

Заведение Мошнака, издававшее доселе невнятный финансовый лепет, поднялось до высот «Креди Лионэ». Народный доход от лотереи составил пять годовых оборотов «СКиТа». Притаившись на задворках сити — улица Озерная, д. 1, - банк взмок от пошедших косяком денег. Хранилища распирало так, что временами срабатывала сигнализация.

Область была поставлена на попа. Население трепетало так, словно его собирался посетить живьем, без всякой «фанеры», сам Хампердинк. Многие игроки вызывались добровольцами на охрану призов. Был звонок из органов по поводу радиотелефона — как выигравший сможет им воспользоваться? Ведь на это нужно специальное разрешение, а его дают не всем.

— Не волнуйтесь, — сказал в трубку Артамонов, — никто ничего не выиграет. У нас безвыигрышная лотерея.

— А-а! Ну, тогда все нормально, — успокоились на том конце провода.

Губернатор Платьев вызвал на ковер Мошнака, Шимингуэя и Фомината, который ни сном ни духом не ведал ни про каких стерхов.

Разборки Платьев чинил сам, без подручных. Разложив перед собой газету и нависнув над ней, как над картой, Платьев ждал, кто дрогнет первым.

Он затянул галстук так, словно держался на поддуве. Его пастозное лицо, выскобленное изнутри, наливалось венозной кровью.

— Ну?! — вопросил он.

— Лично выеду на делянку! — затрепетал Шимингуэй. Чтобы замолить партийный грех, он поклялся выступить с передовицей о заготовке веников для скота в силу преодоления сеновой бескормицы.

— Товарищ Фоминат, — перевел губернатор все свое существо на экологию, — вы считаете, что лотерея на самом деле может дать комитету миллион? Вам больше заниматься нечем? И зачем вам миллион? Я вам что, не плачу?! Я отпустил в ваше распоряжение десять процентов экологических сборов! Неужели мало? — Мечась туда-сюда над ламинированной поверхностью стола, Платьев проворно управлялся с прорвавшимся за флажки событием. Кто зачинщик? откуда средства на призы? снимались ли с расчетного счета лотерейные деньги? кто дал добро на публикацию в газете? — и так по косточке, по косточке — до самого ядра.

От страха и непонимания Фоминат встал и сказал:

— Ну, это… да. А вдруг прибыль образуется? И она будет направлена на охрану. Ведь мы от этого только выиграем.

— Кто это вы? Они тебе уже величину доли назвали? Ты считаешь, что мухлеж даст прибыль? Это обыкновенная афера!

— Ребята за природу горой, — послышалось демественное пение Фомината. Совершенно неожиданно он принял сторону ренталловцев. Он полагал, что лотерея заинтересует власти, и пытался доказать, что является ее стержнем. Признаться, что инициатива прошла мимо него, могло означать, что его ведомство, а значит, и он сам, допустили политический пук. — Они собираются экологическую газету выпускать, — сообщил Фоминат вдобавок к сказанному.

— Газету?! — чуть не поперхнулся Платьев и медленно развернулся лицом к Шимингуэю. — Вам, значит, газет не хватает?!

Фоминат с редактором потупили взоры. За такой промах могли снять с работы.

— И немедленно блокируйте счет! — повелел Платьев Мошнаку. — Не дай Бог, пропадет хоть копейка!

Чтобы не вводить народ в заблуждение и пока информация не ускользнула в столицу, Платьев велел разработать задним числом «Положение о лотерее», подмахнуть его финуправлением, Центробанком и Фоминатом. И только после этого проводить розыгрыш.

— Я же говорил, зарубят! — заныл Варшавский. — Какие, к черту, ходы! Тут мышь не проскользнет!

— Пока еще никто ничего не зарубил, — монотонно пропел Артамонов.

— Надо нанять юристов, — взялся за свое Орехов. — Пусть составят «Положение о лотерее».

Объявление о приеме вывесили на трамвайной остановке. Желающих откликнулось двое: молодой Отрыгин и Николай Иванович Нидворай — мужчина в своей поре, с редкой шерстью по всему телу, включая голову. С ними провели собеседование о внеурочной работе. Юристов несколько смущало то, что найм проходил в гаденьком номере, на одной кровати которого шла беседа, а на другой мирно храпела Галка.

— Соблюдение законности — моя область и моя слабость, — коротко рассказал о себе Отрыгин.

Николай Иванович Нидворай в свое оправдание не сказал ничего и сразу перешел к насущному:

— Какое будет положено жалованье?

Ответ конкурсантам обещали дать после закрытых консультаций.

— Отрыгин, на первый взгляд, умный и, по-видимому, знает какие-то законы, — сделал предварительное заключение Артамонов.

— Умный-то он умный, а спроси среди ночи таблицы Брадиса наизусть, сядет в лужу, — сказал Орехов.

— Кстати, Брадис жил в Твери, — припомнил Артамонов.

— Видок у него больно женоненавистнический, — выкатил Орехов.

— У Брадиса?

— Да нет, у Отрыгина. Никакой жизни за царя с ним не просматривается. Есть ли у вас планы на будущее? Рассчитываете ли вы наращивать бизнес? передразнил Отрыгина Орехов. — Умник нашелся! Все ему расскажи да покажи. Я с ним в одном правовом поле срать не сяду!

— А Нидворай похож на варанчика, — заметил Артамонов. — Знаете, есть такой принцип — принцип варанчика. Реликт хватает кролика за ногу и говорит ему глазами: «Извини, природа берет верх — я понимаю, что вам неудобно терять ногу, не котомка все же, но поймите и меня — я ногами питаюсь, поэтому при всем уважении — а сам зубами перехватывает ногу выше и выше вынужден отожрать конечность полностью, раз уж заглотил по колено». Нам такой юрист не годится. К тому же у него ботинки нечищеные.

— Зато просит меньше, — резонно заметил Варшавский.

— Пока меньше, а потом на голову сядет, — сказал Артамонов. — При этом он скрытый алкоголик. От систематического толкования у него изо рта печенкой пахнет.

— Я думаю, небольшие траты на него перебьют запах, — окончательно высказался Варшавский.

— Проснемся — решим, — распустил думу Орехов.

Под напором Варшавского приняли Нидворая, у которого было два состояния — он или заболевал, или выздоравливал. Юрист запросил аванс, сославшись на проблемы с женой, из-за которой ему негде жить. Ну и, чтобы не позорить «Ренталл» костюмом, взял взаймы еще полушку на покупку нового. Как выяснилось позже, все это было нужно, чтобы сводить молоденькую легистку в ресторан «Якорь» по-над Волгой.