Вахтерам пришлось вызвать коменданта, благо, жившего неподалеку. Тот прибыл и, проходя к подъезду, едва успел уклониться от пролетавшей мимо тумбочки. Наметанным глазом он засек нужную комнату — и сразу туда. Пятеро венгерских болельщиков с двумя сочувствующими кампучийцами мужественно раздирали на части трехстворчатый шкаф.

— Вы зачем это делаете?! — заорал на них комендант.

— В окно не пролезает.

Позже комендант объяснил, что, ответь они честно, их бы просто сдали в вытрезвитель. А поскольку они соврали, пришлось завести уголовные дела и отправить на родину вербальные ноты.

Сумасшествие не стихло ни к утру, ни к вечеру следующего дня. Коменданту, блюдя дружбу народов, пришлось выйти на силовые структуры. В результате заграноперации в следующем туре наши слили бельгийцам 3:4. Лишь после этого ДАС стих, и бал выпускников стал постепенно сходить на нет.

На сессиях Варшавский умолял Артамонова не заниматься дзен-буддизмом не будить его по московскому времени. Сегодня внять полярным мольбам Варшавского было кстати — на двоих последняя бутылка пива «Афанасий» делилась гораздо проще. В протоколе ее распития зафиксировали, что присутствовавшие при этом Артамонов и Орехов поручают спящему по уважительной причине Артуру сдать бутылки, вновь сервировать мебель и ждать возвращения. В случае, если новобранцы не вернутся и безвестное отсутствие протянется дольше недели, сообщить родственникам, что мобилизованные пропали без вести уже дипломированными. А в случае если соня Варшавский не дождется призывников и улетит домой, пусть оставит в тумбочке хоть немного денег, свинья!

Подперев глаза спичками, Артур прочитал записку и решил не умничать: выполнил поручения сообразно протоколу — запасся на вечер провиантом и, скромно неся свои мирские повинности, расставил шахматы.

Воротясь вечером, рабочая спайка Орехова с Артамоновым бросилась наперебой рассказывать о ландшафтах Завидова. Ужин грозился разрастись в авторский вечер писателей-почвенников. На первых порах цивильный Артур не мог ничего понять — настолько навороченным получался рассказ.

— Вы не могли бы короче и по делу? — высказал пожелание Варшавский. — Я же — не бойскаут, выслушивать ваши пейзажные воздыхания!

Спайка вняла просьбе. К ночи текст упорядочился, и Варшавский начал по глоточку въезжать в повествование. Рефлекторно он даже пытался согласно кивать головой, но ему не давал упертый в ноздрю мизинец. Наконец картина призыва обрела очертания и во весь рост встала перед глазами Варшавского.

Выводя на бумаге в порядке очередности все, что было набросано рассказчиками как попало, мы можем получить полную распечатку произошедшего на сборах в Завидове. Вот она.

До станции назначения Орехов с Артамоновым добрались на электричке и пешком тронулись через деревню в секретную войсковую часть, расположение которой по первой просьбе выдали местные жители.

— Вон там, слева за лесом, у зенитной батареи, будет арка, объясняли они дорогу, — потом направо мимо танкового полигона. Перед вертолетной площадкой и стрельбищем дорога пойдет как бы вниз. Минуете собачий питомник и увидите КПП.

— А что значит — пойдет как бы вниз? — переспросил Артамонов. — Не означает ли это, часом, что дорога пойдет как раз вверх?

— Ну, не то чтобы совсем вверх. Будет такой крутой взлобок, а дальше пологость и загиб в уклон, — пояснили местные.

— Но, по крайней мере, не как с обрыва? — Орехов уточнял маршрут до последней запятой. В компании он отвечал за пространство.

— Ну нет, нет! — не обиделись местные.

Подсказчики работали в секретной части кто дворником, кто егерем и всем своим видом давали понять, что никаких тайн из должностей и места работы они не делают.

Призывники тронулись в указанном направлении. Асфальт потихоньку иссякал. Когда кончилась и грунтовка, из кустов выехал «уазик».

— Ваши фамилии? — строго спросил офицер.

— Артамонов.

— Орехов.

Офицер пробежал глазами список.

— Садитесь! — открыл он дверцу.

Через тоннель «уазик» въехал на территорию части. Кругом просматривался порядок, как на старом католическом кладбище.

— Умеют, когда хотят, — отметил Орехов.

— Разговорчики! — поправил его офицер. — Вот ваша комната, — указал он кончиком сапога на дверь с номером из одиннадцати цифр. — Сбор в два часа в соседнем здании, — кивнул он тульей в нужном направлении. Из-за огромности фуражки и небольшого размера головы тулья начиналась прямо от бровей офицера.

— Есть, — сказал Артамонов, не отдавая чести.

— Не понял.

— Когда есть будем, спрашиваю?

— Отставить!

В охраняемый двор въехали еще три машины, потом еще и еще. Из них выходили ополченцы. Мелькнуло несколько знакомых и полузнакомых лиц с ФАКа. Офицеры спешно разводили прибывающих по отдельным комнатам. Переброситься приветствиями и обменяться соображениями по поводу странностей текущего момента не было никакой возможности — настолько все происходило быстро и спланированно. Удавалось разве что пожимать плечами, выражая всеобщее недоумение.

Помещение, которому принадлежали комнаты, представляло собой нечто среднее между казармой и кемпингом. А комната походила бы на кабинет, не будь в ней двухъярусной детской кровати. Орехов с Артамоновым присели на эти игрушечные нары.

— Вполне рабочая обстановка, — заключил Орехов.

За окном прошагал взвод солдат.

— Мать — два! Мать — два! — командовал сержант.

— В два так в два, — сказал Артамонов и достал из-за пазухи коробку мини-шахмат.

— Где взял? — удивился Орехов.

— Где взял, где взял! — передразнил его Артамонов. — На КПП!

— Под трибунал пойдем, — дернулся Орехов.

— Не бойся, на них нет инвентарного номера.

— Походных в нашу коллекцию еще не попадало.

При шахматах коротать время было гораздо удобнее. В компании они играли мажоритарную роль. Сессия не начиналась, пока чья-либо коробка с фигурками не перекочевывала в комнату к Артамонову и Орехову. Если не добыты шахматы, не полагалось приступать даже к поиску напарниц. Учеба проходила как бы между партиями. Если играли без интереса, выигрывал Орехов, а когда на флягу армянского — Артамонов делил с ним первое-второе место. Сам-Артур при любом раскладе был третьим. После сессии доска с фигурами независимо от воли хозяина покидала ДАС в чемодане Артамонова или Орехова — такова была традиция. Коробку забирал тот, чья наступала очередь.

Вскоре явился офицер и велел двигаться к месту сбора. Соседнее здание, куда вел тротуар, походило на Дворец съездов. За ним сквозь деревья виднелась президентская резиденция. Все постройки вокруг походили на свежерубленные, декорации к историческому фильму.

Наглые ручные белки валились с деревьев и вырывали из рук последние крохи. Порхали и садились на плечи домашние коршуны и пустельги. Без задней мысли путались под ногами косули и рыси. Стриженые деревья и кустарники, обрамлявшие дорожки, были нетипичными для средней полосы. Они росли не в земле, а в зарытых туда бадьях.

— Хорошо, что не в Африке живем, — сказал Артамонов. — Представь, сейчас бы здесь гуляли гиены.

— Неспроста нас сюда затащили, пятачок. Зуб даю, неспроста. Очень похоже, что на корм для всего этого пригульного скота! — предположил Орехов.

Умозрительный зал, куда всех завели, был рассчитан на тысячу мест и выполнен в виде полусферы. Столы, уставленные провизией, располагались по окружности. В центре возвышался подиум. Часть столов была уже занята, за другие усаживались входящие. На каждом столе имелась табличка с фамилиями и номером. Номер на столе совпадал с номером на комнате — все те же одиннадцать цифр.

Возможности перекинуться парой слов со знакомыми по-прежнему не было никакой. Плотность офицеров доходила до трех товарищей на квадратный метр. Все рангом не ниже капитана. Подсказывая, как пройти к месту, или помогая усесться, военные не давали ни секунды продыху. Они не упускали из-под контроля ни пяди пространства, сводя на нет любые попытки общения, не запланированного организаторами схода.