За пару дней при смутной помощи Нидворая «Положение о лотерее» было составлено. В основе лежала бланкетная норма, согласно которой участник сам устанавливал правила поведения во время розыгрыша. По заверению Нидворая, ни одна морская сука не могла теперь доколоться к организаторам — настолько все в документе было облечено в правильные слова. Это было не «Положение», а дриблинг. Расписывалось даже то, как маленькая девочка под надзором телекамер тоненькими честными ручонками вытащит из мешка заветные корешки и раздаст подарки везункам. «Ренталл» для урегулирования кислотно-щелочного баланса уступил государству прибыль и довольствовался посреднической десятиной. По инстанциям «Положение» прошло легко и непринужденно финуправление и Центробанк ратифицировали документ охотно. А вот Фоминат, ратовавший громче всех, подписать отказался. Уперся — и ни в какую!

— Зачем мне лотерея?! Возвращайте деньги! — задергался он, словно ему под хвост попала шлея.

— Вы что?! На них закуплены призы! — возмутился Варшавский, он воспринял пролет в штыки.

— Продавайте призы и возвращайте! — не унимался Фоминат.

— Да кто ж их купит?!

— Продавайте! Иначе подам в арбитраж! И предупреждаю — через неделю закапают пени!

— А как же природа? — недоумевал сам-Артур.

— Какая? Китайская?

— Стерхи водятся в Якутии, — всерьез уточнил Варшавский.

Как ни крутили, как ни уговаривали — Фоминат не подписал.

— Ну и не надо! — сказал Артамонов. — Нам, Водолеям, чем хуже — тем лучше! Дадим объявление, что Фоминат не утвердил «Положение» и лотерея отменяется. Деньги будут возвращены участникам.

— Это понятно, но как вернуть деньги Фоминату? Он же прокуроров нашлет! — метался Варшавский.

— Стерхов жалко! — вздохнул Артамонов.

— Ну и едкий же этот Фоминат натрия! — напрягся Орехов. — Я считаю, за плохое поведение ему надо поставить видеотройку.

— Не жирно ли будет? Его поведение больше двойки не заслуживает, скорректировал размер взятки Артамонов.

— Думаете, возьмет? — спросил Варшавский.

— Попытка не пытка.

Орехов придумал, что в момент последней пульки забыл у Фомината очки. Напросившись поискать их по шхерам огромной квартиры, он на пару с Артамоновым потащил технику в жилище генеральному экологу.

— Лифт застрял! — запыхавшиеся, просочились они в прихожую и грохнули коробки на пол.

— Что это еще за груз?! — изумился Фоминат, подвязывая халат.

— Со спутниковой антенной. Все западные программы!

— Телевизор, что ли? Вы с ума сошли! Добить меня хотите?! — начал раскидывать руками Фоминат.

— Вы же говорили, что интересуетесь…

— Но не до такой же степени! — искоса посмотрел он на коробки. Выносите вон! Весь проход загородили!

— Может быть, завтра? У нас нет сил таскать это по городу, попытался отсрочить провал Орехов.

— Какое завтра! Мне что, спецназ вызывать?! — Фоминат поднял и опустил телефонную трубку. — Я это в момент организую.

— Зачем? Пусть техника временно постоит, — придумал Орехов.

— Как вам такое в голову приходит?!

— Хотели показать призы.

— Ну раз хотели — показывайте, — смягчился Фоминат. — Что за марка?

— Sony.

— Тринитрон, что ли?

— Он самый.

— И экран плоский? — внимательно наблюдал Фоминат, как Артамонов вспарывает упаковку.

— Диагональ двадцать пять дюймов.

— А это? Видеомагнитофон?

— С двумя головками.

Вынутые аппараты даванули на Фомината свежими матовыми корпусами. Он закурил. А когда в видак воткнули «Калигулу», Фоминат окончательно сдался.

— Ну, хорошо, — сделал он три глубоких вдоха. — Пусть постоит. Временно. И по-быстрому разбежались, у меня времени нет. — Одной рукой он выпроваживал поставщиков, а другой спешно звонил подруге, потому что на экране уже укладывалась под кусты совершенно в одной жилетке Друзилла, а к ее эргономической попке пристраивался Макдауэлл.

— Конечно, — сказал Орехов. — Будет сподручней.

— А где антенна? — вспомнил вдруг Фоминат.

— Спутниковая? — переспросил Артамонов.

— Да, для западных программ.

— Ах да, для западных. Конечно. Она внутри телевизора. Ее долго настраивать. Надо в схему лезть. Прямо сейчас все выключать и часа четыре копаться, — припугнул Фомината Артамонов.

— Ладно, я поищу. Сам! — дерзновенно бросил Фоминат, захлопывая дверь, потому что подруга была уже на подступах к логову и там планировалось такое, что Орехову с Артамоновым настаивать на дальнейшем присутствии не было никакого резона.

— Мы к вам завтра на работу зайдем, — забросил масонскую штучку Артамонов.

— Заходите, — денеслось из-за двери.

— Ну вот, теперь никуда не денется — подпишет, — стер пот с лица Артамонов. — Заглотил наживку.

Когда наутро явились за подписью, секретарша сообщила, что Фоминат отбыл в отпуск, и протянула Орехову листок. Это был приказ об увольнении. Фоминат исчез, не подписав «Положение». Возможно, он выполнял хитрый ход Платьева, который мог мыслить так: вопрос с зачинщиками улажен, процесс улегся в нужное русло, никто из властей в общем-то не против лотереи, даже разработано и почти утверждено «Положение», но по сути злокачественная выхухоль несанкционированной азартной игры рассифонена и спущена на тормозах.

— А может, не возвращать деньги народу? — предложил Варшавский. Давайте отправлять их себе на левые адреса. Никто ничего не заподозрит. Уведем все к черту, раз они все здесь такие умные!

— Не валяй дураков у дятла! — матернулся Артамонов.

На заблокированном счету висели деньги. Единственная операция, которую разрешалось проводить с этими стреноженными барышами, — отправлять их назад, игрокам. В этом был какой-то сюр. И не то чтобы у Галки руки отваливались заполнять бланки обратных почтовых переводов, просто разбирать почти построенный дом кому охота. Были подавленны и скрипели обе стороны и организаторы, и участники. Какой облом был у людей! Они не хотели получать назад свои деньги — они жаждали выигрышей.

— Зачем нам эти копейки?! Нам нужны призы! — звонили участники лотереи.

— Мы столько ждали!

— Мы пожалуемся в милицию! Вы не имеете права отменять лотерею! Вы врете, что вам ее запретили!

Горстки внезапно обездоленных игроков стали сбиваться в плотные ряды и мерно вышагивать от «СКиТа» до гостиницы «Верхняя Волга» и далее до конторы Фомината. Подзадоривая друг друга, они разбили каменьями экологическое табло, на котором круглогодично высвечивался один и тот же уровень радиации, затем уделили внимание Ильичу, которого продолжали игнорировать таксисты, и на излете буйства столкнули в реку двухтонную скульптуру лежавшей на берегу бабы. Затем толпа проследовала к вокзалу перекрывать движение поездов. Для разгона бунта прибыл конный ОМОН и спросил через мегафон:

— Кто здесь организовал агитплощадку?

Вопроса никто не понял. Для острастки толпу протравили газом, потом привели в чувства брандспойтами и разогнали по домам.

Возврат денег затянулся до лета. Промотав полученные назад взносы, участники розыгрыша окончательно стихли, а организаторов лотереи продолжали таскать по следственным структурам.

— Пора дергать! — крутился как волчок Варшавский. — Нас пересажают!

— Куда? — поинтересовался Артамонов.

— Что куда? Пересажают куда? — переспросил Варшавский.

— Да нет, куда пересажают, понятно. Дергать куда?

Тополя зацвели без всякого согласования с ЖЭКами. Дворники пребывали в отпусках. Город завалило тополиным пухом. Аллергики чихали и кашляли. Пух забирался в святая святых, и не было от него никакого спасения.

— Сидим, плюемся, — названивал Орехов Макарону. — Эта дрянь лезет во все щели. Да еще торфяники горят, в городе задохнуться можно. Первородное уставное дело провалено, во рту сухо. Чертовски хочется «Хванчкары». Ну, а на чем ты там у себя зиждешься?

— Да так как-то все.

— Приезжай в гости и привези питья. Денег не осталось ни копе…

— Может, вам отправить фуру тосола? Продадите, и у вас образуется мелочь на расходы. Мне всучили цистерну вместо гонорара за статью про «Chesnokoil».