Я почти никогда не бывал в кинематографе, но на этот раз ко мне зашёл генерал Болдырев и усиленно стал звать пойти с ним. Генерал был чем-то обеспокоен; спустя час к нему кто-то подошёл. После коротких переговоров Болдырев, не досидев до конца сеанса, предложил пройти к нему в контору.

Когда мы пришли, генерал сообщил мне о свершившемся перевороте и сказал, что чувствует и даже знает, что на него готовится покушение со стороны меркуловцев. Поэтому он опасается возвращаться на свою квартиру и просит меня оказать ночной приют. Я с удовольствием предложил Болдыреву устроиться на ночь у меня, но извинился, что придётся, за отсутствием отдельной комнаты, спать в общей зале со служащими.

Мы долго сидели за чаем, обсуждая положение. Генерал был уверен, что Меркуловы не уступят своей власти и будут бороться до конца. Не будучи поклонником братьев Меркуловых, он отдавал должное их энергии и работоспособности.

Ночёвки генерала продолжались несколько дней. По утрам он уходил в Народное Собрание и, вернувшись, сообщал нам обо всём происходящем.

По его словам, милиция, бывшая на стороне Меркуловых, явилась в Народное Собрание и потребовала ухода депутатов, угрожая в случае неповиновения применить силу. Но, пока шли переговоры. Собрание окружила дивизия воткинцев и ижевцев, которая выгнала милицию и заняла все входы и выходы. Вслед за ижевцами явился генерал Молчанов, начальник каппелевцев, и заявил, что он приемлет власть Народного Собрания и берёт на себя исполнение приказа об аресте Николая Меркулова.

Это была большая победа восставших депутатов. Против этих войск могли пойти только старковцы и морские стрелки.

Николай Меркулов тотчас же лёг в бест, т. е. предался в руки японцев.

Городской голова Еремеев, состоящий членом меркуловского правительства, принял сторону Народного Собрания.

Меркуловы со своими приверженцами заперлись в доме № 67 и под охраной частей войск генерала Глебова чувствовали себя вне опасности, памятуя запрещение японцев прибегать к оружию.

Положение становилось комичным. Чем же бороться с врагом, если оружие запрещено? Оставалось слово и газетные статьи… На балкон дома № 67 поочередно выходили Меркуловы со товарищи и произносили речи, громящие депутатов Собрания. В выражениях, они не стеснялись. Представители Народного Собрания тоже не остались в долгу и громили Меркуловых, называя их ворами и обманщиками. Но у Меркуловых оказалось преимущество. В их распоряжении оказалась газета «Слово».

Главным преимуществом Меркуловых оказались великолепная и обильная закуска и вино. Каждого, кто попадал к ним, ждало прекрасное угощение. Из окон квартиры дома № 67 часто слышалось весёлое «ура!». Народное Собрание совершенно пренебрегало этим простым, но сильно действующим средством.

Перед домом № 67 в первые дни переворота целый день стояла толпа, то аплодировавшая, то свистящая.

— Ну, послушали Меркуловых, пойдёмте и тех послушаем.

Порой толпу искусственно создавали войска и милиция, останавливая и прохожих, и трамваи.

Генерал Молчанов, принявший поручение арестовать Николая Меркулова, сперва тянул с ответом, а затем отказался от поручения, заявив, что без кровопролития сделать этого нельзя. А кровопролитие грозит разоружением всех русских войск, чего он допустить не может.

Между прочим, народные представители сообщали, что приказ Меркулова об уничтожении ассигновок будто бы даёт братьям хороший барыш. Ассигновки скупаются за грош сыном Николая Меркулова. Он и получает по ним через отца полным рублём.

Слухи действительно ходили. И я был рад, продав свои ассигновки приходившим комиссионерам по тридцать три сены за рубль, теряя на операции семь сен, но зато избавившись от большого убытка.

Начались засылки парламентёров к той и другой сторонам.

Пошли и перебежчики. Одним из первых оказался Еремеев. Это была большая победа Меркуловых в том смысле, что в эти дни один член правительства отсутствовал, а теперь появление Еремеева дало законный кворум, и Меркуловы могли говорить уже не лично от себя, а от Приамурского правительства.

Наконец, довольно решительный удар Народному Собранию нанёс генерал Молчанов, заявивший, что каппелевцы по-прежнему остаются преданными Народному Собранию, но при условии, если в число членов правительства войдёт главнокомандующий армией, а единственным кандидатом на эту должность воинские части считают генерала Дитерихса. Против этого назначения выступало большинство Собрания, ибо все знали о мистицизме генерала.

— Вот если бы, — говорили они, — мы могли его назначить митрополитом, никто бы ничего против не имел. Но «блаженный» генерал при всех своих прекрасных качествах совершенно не годится на роль Верховного Главнокомандующего.

Однако ультиматум подействовал, и Собрание выбрало Дитерихса огромным большинством голосов.

В Харбин была послана телеграмма. Согласие Дитерихса было получено.

После долгих ожиданий генерал Дитерихс прибыл во Владивосток. Его встречали депутаты Народного Собрания, гражданские и военные власти. Генерал проехал в Народное Собрание, где и высказал благодарность за избрание. Однако вскоре он сделал заявление, что не признаёт революционных действий, а потому по-прежнему считает законным правительство Меркуловых и является сторонником идеи роспуска Собрания с созывом вместо него Земского Собора.

Таким образом, выходило, что революционные постановления Народного Собрания Дитерихс не признаёт, за исключением акта о его избрании.

Вскоре был созван и Земский Собор. Биржевой комитет просил меня явиться не то в качестве депутата, не то в качестве заместителя отсутствующего депутата. Не вступая в прения, я воздержался от голосования за многие непонятные для меня постановления. Собор избрал председателем правительства Гондати, но из-за его отказа председателем оказался Спиридон Меркулов, что в итоге подтверждало его полную победу над Народным Собранием.

При этом было заключено граничащее с наглостью соглашение между богомольным Воеводой Земской Рати и бывшим правительством Меркуловых, в силу коего Дитерихс давал торжественное обещание не производить ревизии сумм, израсходованных предыдущим правительством.

Дитерихс передал управление краем церковным приходам. Право голоса предоставлялось тому из прихожан, который постоянно причащался в течение последних трёх лет.

Возможно, в этом решении был некоторый смысл, но при условии, если бы наше духовенство стояло на высоте своего положения. Мне думается, что именно духовенство во многом было виновато в смуте и распространении коммунизма, иначе трудно объяснить, почему и староверы и лютеране в западном крае не восприняли коммунизма. Отшатнулась от него и католическая Польша. А вот в России, стране Православия, он расцвёл махровым цветом.

Быстро придвинулась осень. Воевода Земской Рати, пополнив военные силы юнкерами и даже кадетами, повёл их в бой против более многочисленных регулярных войск Красной армии, подкреплённых партизанскими отрядами.

Для каждого, даже невоенного жителя города было совершенно ясно, что победы ожидать трудно. Тем не менее Воевода Земской Рати генерал Дитерихс опубликовал воззвание к армии и народу. Дитерихс совершенно откровенно сообщал, что японское командование в эту критическую минуту не только не держит обещанный нейтралитет, но отказало выдать принадлежащие Приморскому правительству оружие и патроны. Несмотря на это, он приказывает своей славной рати идти в бой. «За нами Господь Бог, и я уверен, что Он окажет Свою милость и помощь правому делу».

Одновременно с этим приказом последовал и приказ всем мужчинам, способным носить оружие, явиться на сборные пункты.

Началась невообразимая паника. Военные патрули стали хватать всех мужчин подходящего возраста как в кинематографах, так и просто на улицах.

Все справедливо вопрошали: для чего нужны люди, если нет оружия? Все, кто имел деньги, садились в поезда и уезжали в Харбин.