— А я рассчитываю и на тебя, и на себя. Верю, что свадебный плов ты сама будешь готовить. Как на свадьбе Вагифа. Люди тот плов до сих пор вспоминают.

— Легко говорить — доживем… А дожить мудрено.

Хырдаханум прослезилась. Она очень любила своих внуков, скучала по ним. Алибала специально заговорил о внуках, чтобы ей было приятно, — если бы он знал, что она расчувствуется, то и не заикнулся бы.

— Хырда, — Алибала погладил жену по руке, ласково, как младенца, — я попросил врача, и, хотя это против закона и порядка, пока ты лежишь в этой палате, меня по возможности к тебе будут пропускать. Сейчас я пойду в Управление дороги, напишу заявление на имя начальника, попрошу отпуск в счет прошлого года.

Это решение мужа пришлось Хырдаханум по душе.

— Да, Али, выйди в отпуск, не уезжай, пока я здесь, без тебя я этой муки не вынесу.

— Разве я оставлю тебя? Если бы я мог делать эти уколы… да если бы тебя отпустили…

Хырдаханум потерлась лицом о руку мужа. Крупная слеза скатилась на ладонь Алибалы. Он поцеловал седеющие, не чесанные со вчерашнего дня волосы жены. Хырдаханум погладила волосы мужа, склонившего голову на грудь.

— Я тоскую здесь. Страшно одной. Скорее перевели бы из реанимации в другую палату, там, рядом с другими больными, будет не так тоскливо.

— Я пойду попрошу, чтобы тебя, как только станет лучше, перевели в общую палату, там будет лучше.

— Попроси, Али. Как это я ни с того ни с сего заболела?..

— Не переживай, пройдет. Скажи, что принести тебе в следующий раз?

— Ничего не надо. Теперь нужен человек, чтобы за тобой самим присматривал. Бедный, что ты станешь делать один?

— Обо мне не беспокойся, Хырда, в дорогах-то я обхожусь. Ты только скажи, что принести. Что только твоей душе угодно, принесу.

— Сестра придет и принесет все, что нужно. Мне хочется только, чтобы ты все время был здесь, рядом со мной.

— Я бы тоже хотел, да ведь не разрешат?

Алибала поцеловал жену в лоб и вышел из палаты. Из больницы он направился в Управление. Зашел к начальнику, объяснил ему ситуацию, попросил разрешения выйти в отпуск. Начальник наложил резолюцию па его заявление. Алибала пошел в канцелярию, где оформили приказ об отпуске, и поехал домой.

«Кому бы могло прийти в голову, что вчера утром я оставлю жену дома здоровой, а сегодня вернусь и застану ее в больнице? Ах, проклятый инфаркт, это такая болезнь, которая не скоро проходит! Кто знает, сколько месяцев это будет длиться… И все-таки пусть лежит сколько придется, лишь бы поправилась», — думал Алибала по пути домой.

С тех пор как они поженились, не бывало случая, чтобы ему пришлось сидеть дома одному больше месяца. И сам он за все эти годы только однажды на четыре недели разлучался с женой — тогда она тоже тяжело болела, но не сердцем. Тогда приехала из Туркян покойная теща, сидела дома с трехлетним Вагифом, хлопотала по хозяйству. Он тоже трудно переносил разлуку, но тогда он был молод, а в молодости человек вынослив, все ему нипочем, — теперь он уже не тот, постоянно чувствует себя нездоровым, и к тому же он так привык к Хырдаханум, что не находил себе места без нее.

Вернувшись из больницы, Алибала покрутился по квартире, не зная, за что приняться, потом поставил на газ чайник и от усталости тут же, па кухне, присел на табуретку, облокотился о стол и задумался. Он думал о том, чем все это кончится и когда? Хырдаханум в больнице. Но беда не приходит одна. Пока он хлопотал около жены, приспела история с чемоданом. Как и обещали в Кубе, чемодан этот проклятый переправили в Баку. Он ждал, что его вызовут в отделение железнодорожной милиции и начнут расспрашивать, что к чему. Конечно, удивятся: «Ай, товарищ Расулов, мы знали тебя как скромного человека, а ты ездишь и закупаешь такие вещи! И откуда у тебя столько денег, ведь на покупку этих джинсов и гарнитуров не хватило бы и твоего годового дохода! Что ты собирался с ними делать? Сам будешь щеголять в этих брюках-дудочках с заплатами или Хырдаханум заставишь надеть?» Что мог он ответить на эти резонные вопросы? Соврать нетрудно, но настоять на лжи, убедить в ней других дело трудное. Если бы все эти дни его мысли не были заняты женой, может, он и придумал бы что-нибудь убедительное. Но ему было не до того. Знать не знал и ведать не ведал он, что, вернувшись из Кубы, застанет жену в больнице. Позавчера, как раз в это время, он вернулся из рейса, и они вместе сидели на кухне и мирно беседовали. Теперь она там, а он — тут, один, посоветоваться не с кем, утешительное слово услышать не от кого. И милиции не миновать — он взял на себя этот злополучный чемодан Дадаша и должен теперь выкручиваться…

Воздух на кухне стал тяжелым, дышать стало трудно — Алибала только теперь заметил, что облако пара поднялось до потолка. Вспомнил, что поставил на плиту чайник, встал, выключил газ. Струя пара из носика чайника била в окно, оно запотело. Алибала поднял крышку, заглянул в чайник — на дне оставалось кипятку на два-три стакана. Он долил чайник и снова включил газ. Открыл настежь окно, чтобы проветрить помещение.

Затрещал телефон. Алибала вздрогнул — телефонные звонки теперь его не радовали, он их боялся. Вспомнил, что могут звонить из больницы, ведь он записал и оставил сестрам номер телефона, чтобы они позвонили в случае чего; может быть, для Хырдаханум потребуется лекарство, которого у них нет, — так пусть сообщат, он достанет…

Алибала поднял трубку.

— Алибала? — раздался старческий голос Асадуллы. — Когда вернулся?

— Недавно.

— Как там Хырдаханум-баджи?

— Все так же. Без изменений.

— Даст бог, все наладится. Мой тебе совет: никогда не будь пессимистом.

— Посмотрим, Асадулла-муаллим, как пойдет дальше.

— Никогда не теряй надежды. Безнадежность заставляет человека опускать руки… Я знаешь почему звоню? Утром, после того как ты от меня ушел, появился красивый молодой человек, позвонил, извинился за беспокойство, сказал, что приехал к тебе, а тебя дома нет, у него есть кое-что для передачи тебе. И попросил, если можно, оставить это до твоего возвращения. Я говорю: мне что, оставь. И он эти вещи у меня оставил.

— Что еще за вещи, Асадулла-муаллим?

— Не смотрел. Возьми, сам посмотришь.

— Иду, Асадулла-муаллим.

Алибала повесил трубку. Кто бы мог прислать какие-то вещи и зачем? Не представляя себе, откуда нагрянула эта неожиданность, пошел к Асадулле. Тот открыл дверь и уже стоял на пороге, ожидая его. В коридоре, перед книжными шкафами, стояла большая корзина, прикрытая сверху листьями, а рядом с ней увесистый бумажный сверток с кровавыми пятнами.

— Вот эти вещи.

— Кто привез, не назвался?

— Назвался. Погоди-ка, вспомню…

Но как ни напрягал Асадулла-киши свою память, вспомнить имя человека, который оставил корзину и сверток, так и не смог. Смущенно поглаживая седые усы, сказал:

— Так и вертится на языке… Но не могу вспомнить… Такое необычное имя…

— А не сказал, откуда он привез это?

— А, вот это я помню. Сказал, из Кубы.

— Из Кубы? Не Явуз ли его имя?

— Вот-вот, Явуз!

Алибала понял, кто послал эти гостинцы. Ему представилось, как Дадаш с племянником пришли утром в гостиницу и не застали его… И тогда Дадаш отправил Явуза в Баку…

— Парень вам больше ничего не сказал?

— Передайте это, говорит, Алибале-ами, а вечером я сам ему позвоню.

Алибала сожалел, что его не было дома, когда Явуз принес корзину и сверток, — он повернул бы его со всем этим от порога: вези туда, откуда привез! После вчерашнего разговора он от Дадаша не принял бы макового зернышка. «Зачем он послал мне все это? Платит мне за добро? Да разве он понимает добро?»

Не будь того разговора в гостинице, поездка в Кубу не так жгла бы Алибалу. «Внимание плохого человека в тягость тому, кому оказано… Куда мне теперь это девать? Есть только один выход: отнести домой, дождаться звонка Явуза и сказать, чтобы он приехал и забрал».