Явуз еще стыдился… Деньги лежали на столе. Он не хотел брать их, хотя ему стало ясно, что, если даже он упадет на колени перед Алибалой, тот денег не примет, что его слово — твердое и окончательное, говорить с ним о деньгах бесполезно, — наоборот, если он заговорит о них, старик совсем рассердится и вытолкает его в шею. Лучше всего подобру-поздорову самому убраться отсюда.

Алибала еще раз сказал:

— Забери, забери эти деньги, чтобы я их не видел. И Явузу ничего другого не оставалось — он сунул деньги в карман и поднялся:

— До свиданья.

Он так спешил уйти, что забыл даже о чемодане, Алибала напомнил:

— А чемодан? Ты не берешь?

— Надо же! Главное-то и забыл, — покачал Явуз головой, взял чемодан и еще раз сказал: — Будьте здоровы, Алибала-ами.

— Всего хорошего, сынок.

Отправив чемодан в Кубу, Алибала словно хомут с себя сбросил и облегченно вздохнул.

Был конец июня. Стояла жара, и многие жители Баку, имеющие свои дачи на Апшероне, выехали из города.

Алибала жил на даче с весны — на вторую неделю после новруз-байрама перебрался в Шувеляны и только время от времени ездил в город, чтобы помыться и постирать.

На даче он жил совершенно один. Потихоньку работал в саду. С весны он многое успел сделать: посеял помидоры, огурцы, баклажаны, дыни, арбузы. На свалке собрал много старых труб, огородил ими сад, натянув на трубы проволоку. Вскапывая огород, собрал все камни, сложил их вдоль ограды. Побелил дом, а заодно и камни — получилась вокруг огорода белая кайма. На огороде все принялось, на деревьях завязались плоды. Оставалось ждать урожай. А пока времени свободного было много, он дважды в день — рано утром и после захода солнца — ходил к морю, где даже в будние дни было полно народу.

Когда Алибала переехал на дачу, в соседних домах еще никого не было теперь во всех домах по вечерам зажигались огни. Только одна двухэтажная дача стояла у дороги темная и безмолвная. С прошлого лета в этот дом никто не заглядывал. Говорили, что владельца дачи арестовали, описали все имущество, в том числе и эту дачу. Алибала не видел, что там есть, на этой даче, обнесенной высоким каменным забором, но бывавшие там говорили, что есть много чего, а сад напоминает райский уголок…

Вот уже второе лето Алибала жил на даче один. Если бы не дача, что он стал бы делать в городе? Один, без Хырдаханум? Ее мечта исполнилась: он вышел на пенсию. А она ушла…

От жгучей тоски и безделья зимой он не знал, куда деться.

Проснулись все недуги — он теперь постоянно болел, то и дело торчал в поликлинике. Пошаливало сердце, не хватало дыхания, мучила бессонница. А на даче дышалось немного легче.

Алибала получил письмо от Вагифа и считал дни, оставшиеся до приезда своих. Сын писал, что его не отпускают, но жена и дети приедут в начале июля. Вот-вот должна быть телеграмма о их вылете. Он поедет в аэропорт встречать невестку и внуков и привезет их сразу на дачу. Он уже все подготовил для встречи дорогих гостей. Еще в апреле купил в зоомагазине полсотни инкубаторских цыплят, — конечно, пока растил их, несколько цыплят стали добычей кошек, иные куда-то запропали среди виноградных лоз, выжила только половина, но он хорошо кормил их, цыплята набрали вес, и когда приедут дети, в мясе нужды не будет. Овощи и фрукты свои. Места, где можно отдохнуть, много.

Все будет хорошо. Только бабушка внуков уже не встретит.

Алибала недавно вернулся из города, переоделся в старые рабочие брюки и рубаху, присел на тротуарчик у веранды и в задумчивости перебирал свои янтарные четки: шак… шак… шак…

Стояла жара. От автобуса, идущего из Мардакян на ГРЭС «Северная», он прошел под солнцем полтора километра, устал.

В городе у него не было особо важных дел, мог и не ездить туда, но в выставочном салоне, что на улице Гуси Гаджиева, уже закрывалась выставка работ мастеров народного творчества и прикладного искусства, и он не мог не посетить эту выставку: на ней были представлены кнуты и фырфыры, изготовленные его другом Ага-даи. Поэтому Алибала с восходом солнца выехал в город. Закончив дела у себя в микрорайоне, он поехал на улицу Гуси Гаджиева, на выставку. Выставка его поразила. Чего там только не было! Но он с грустью думал, что теперь люди уже не увидят многих прекрасных поделок — исчезают они из быта… И как хорошо, что в селах и городах еще живы мастера народного искусства, что оно еще не исчезло целиком — вот смогли даже устроить выставку, и тьма народу пришла посмотреть вовсе или давно не виданные вещи. Прошел час, пока он, рассматривая экспонаты, дошел из одного конца зала до другого. Он бы еще ходил и ходил, дивясь на работы ювелиров, ковроткачей, столяров, жестянщиков, медников и граверов, если бы не фырфыры и кнуты, которые он наконец нашел на стенде, — они не привлекали особого внимания посетителей, но перед ними Алибала остановился надолго. Он смотрел на них и вспоминал прожитую жизнь, босоногое детство, когда он играл в фырфыр, именуемый теперь то юлой, то волчком… Нет, фырфыр! Их делал Агадаи. Каждая пара была одного и того же размера, а узор на одной паре отличался от узора на другой…

Да, прошла жизнь, пролетели, промчались годы! Когда-то Алибала и Агадаи были детьми и гоняли с товарищами фырфыр по улице Касума Измайлова. Они ставили его на тротуар, кнутом разгоняли, потом отходили в сторонку и смотрели, чей фырфыр будет вращаться дольше. И никто не мог победить Машаллаха — неведомо, как он ударял кнутом, что его фырфыр, словно пригвожденный, вертелся долго и не падал… Да, нынешние дети не знают этой игры, не слыхали о ней, никто больше не делал фырфыры, люди смотрят на них как на устаревшую игру, а дети той порой увлекаются грубыми и небезопасными играми…

Выходя из зала, Алибала увидел, что на столике перед дверью лежит толстая тетрадь и некоторые из посетителей пишут в ней отзывы. Он тоже написал бы, написал бы о фырфыре, но подумал: какой смысл? Кто обратит внимание на его мнение? Газеты пишут о более важных вещах, и что же, какой толк?

По улице Караева он пошел к метро «Баксовет», чтобы ехать в Шувеляны. На углу Дворца счастья его догнала машина. Алибала вздрогнул от довольно резкого сигнала и сердито обернулся, чтобы отругать водителя серых «Жигулей», высунувшегося из окна, но тут же и осекся.

— Здравствуйте, Алибала-ами, — сказал водитель. Это был Явуз. Алибала не видел его с тех пор, как тот приезжал за чемоданом.

— Ого, Явуз, ты ли? Салам!

— Здравствуйте. Куда идете? Садитесь, подвезу.

— Мне недалеко, на метро.

Чувствовалось, что Явуз рад встрече, хочет поговорить. Он вышел из машины, пожал руку Алибале.

— Ну, как живешь? Сыграл свадьбу? Явуз стеснительно кивнул головой:

— Да, Алибала-ами.

— Поздравляю, поздравляю! Дай бог вместе с женой состариться. Ну, а сын или дочь уже есть?

— Нет пока, ожидаем.

— Дай вам бог счастья! И чтоб изведать его сполна!

— Спасибо, Алибала-ами.

— Ну, что в Кубе? Как Дадаш?

Искры радости стали гаснуть в глазах Явуза.

— Ну, дядя…

— Все ездит по городам?

— Уже не ездит, Алибала-ами, с этими поездками покончено.

Этот ответ утешил Алибалу.

— Наконец-то прислушался к моему совету! Не к лицу ему заниматься такими делами. Я этому рад, Явуз, спасибо за приятную новость. Что скрывать от тебя, я болел душой за Дадаша, беспокоился за него и сердился, теперь хоть немного успокоюсь.

Он действительно от души обрадовался, что его фронтовой друг хотя и поздно, но одумался. Ведь, вспоминая Дадаша, он всегда сожалел, что невольно помог ему в плохом деле, и попрекал себя за это.

Но Явуз погасил его радость:

— Дело обстоит несколько иначе, Алибала-ами: дядя сидит. На этот раз он так влип, что, боюсь, не сможет выкрутиться. Групповое дело, один конец в Москву тянется. Следователи взялись за него всерьез, копаются и каждый день обнаруживают что-либо новое… Посмотрим, чем кончится.