Исходя из этого, можно представить, на какую чудовищную уступку запорожским казакам шла царская клика, допуская их самодеятельность в вопросах взаимоотношений со спиртным.

Тем более, что казаки стали подрывать монополию на водку с неслыханной до этого концентрацией сил. Уже в 1657 году московский посол Лопухин передал Хмельницкому жалобу русских воевод на то, что украинские шинкари везут горелку в царские земли десятками возов, чем вредят доходам добрейшего Алексея Михайловича. Отогнать же пришельцев воеводы не могут физически, так как шинкари «не хотят их слушать». Именно на жидкой водочной почве и разгорелся первый русско-украинский конфликт. Хмельницкий обещал, что больше не будет допускать такой контрабанды. Однако национальные привычки взяли верх. Тайком казачки все-таки приторговывали зеленым змием. К примеру, именно на ввозе дешевого спиртного из Украины сделал свои первые капиталы прославившийся впоследствии под Полтавой Иван Мазепа. Чтобы избежать разоблачения, жадный гетман не строил дворцов, не заводил семьи и не тратился на любовниц, а всю полученную выручку возил с собой в деревянной бочке, с которой и укатил впоследствии за границу. Такая «бережливость» не пошла впрок. Спасенную от драгун Петра I бочку одолжил бежавший вместе с Мазепой Карл XII и, естественно, не стал отдавать. Мораль: все заработанное на таком сатанинском напитке, как водка, тут же следует спускать на армию, тайную полицию и архитектурные излишества. И ни в коем случае не откладывать про запас!

Украинская автономия пала, когда гетман Разумовский издал универсал, ограничивающий самогоноварение. «Малороссияне, — вещал он в 1761 году, — не только пренебрегают земледелием и скотоводством, от которых проистекает богатство народное, но еще, вдаваясь в непомерное винокурение, часто покупают хлеб по торгам дорогою ценою не для приобретения каких-либо себе выгод, а для одного пьянства, истребляя лесные свои угодья и нуждаясь от того в дровах, необходимых к отапливанию их хижин». Во избежание «проистекающих от сего беспорядков» право на винокурение оставлялось только за владельцами лесных угодий. Но много ли было таких в степной Украине? Народ понял, что ему некого и незачем защищать и с равнодушием вола отреагировал на то, как ровно через три года Екатерина II ликвидировала гетманство на корню вместе с его фантастическими проектами. Последствия пагубной политики Разумовского к тому времени стали ясны даже последнему сельскому подпаску — народ понял, что декларативно заботясь о лесах, гетман на самом деле собирался нажиться на продаже спиртного.

После этого события Российская империя простояла еще полтора века. Выпивая и опохмеляясь, она завоевала Крым, разделила Польшу и выморозила Наполеона. Она простояла бы еще тысячу лет, если бы в 1914 году Николай II не ввел сухой закон. Обладая весьма ограниченными умственными способностями, император вводил его тоже весьма ограниченно — на период войны. Но даже он не мог предположить, что такое разумное ограничение обернется октябрьской революцией.

Неправда, что Зимний взяли толпы пьяных матросов. Пьяные не делают переворотов. Они поют песни, играют на гармошке и отсыпаются. Матросы, лезшие на штыки юнкеров, были трезвы целых три года и оттого ненавидели опостылевший реакционный режим, так, как его может ненавидеть только трезвый матрос.

Сталин, как никто другой умевший учитывать ошибки прошлого, не стал подражать Николаю II. Его не убедили речи гуманистов, твердивших, что спирт — незаменимое дезинфицирующее средство для ран. Он знал, что наркомовские сто грамм спасут Россию надежнее любой дезинфекции и не пошел на сухой закон, даже когда передовые немецкие части рассматривали Москву в обычный бинокль. Зато безобидные на первый взгляд эксперименты Михаила Горбачева по борьбе с вековечным пьянством оказались опаснее для СССР, чем дивизии Гудериана. Все последующее слишком понятно каждому, чтобы останавливаться на нем подробнее. Оно недопито, как поднятая рюмка.

Советское наступление в Афганистане захлебнулось потому, что водки было слишком мало. Российское — пробуксовывает в Чечне, потому, что ее более чем достаточно. Нужны же именно сто грамм. Причем в нужном месте и в нужное время. Как сказал мой знакомый спецназовец: «Поставь нашему солдату стакан водки на реке Конго, он пол-Африки с боями прошагает, но умирать сейчас, когда столько бухла и закуски…»

Эта фраза объясняет все. Любой, кто возжаждал постичь тайну славянской души, обязан зарубить себе на носу: действительно трезвый ученый не имеет права рассматривать нашу историю вне связи с воздействием алкоголя. В жилах немцев, французов или англичан, возможно, и течет чистая кровь. Но в наших струится коктейль из водки с кровью. И непонятно, какого из двух ингредиентов в нем больше — водки или крови. Ибо история водки с кровью и есть, собственно говоря, история Святой Руси.

90 лет назад австрийские власти уничтожили большую часть западных украинцев-русофилов.

Первые ассоциации, возникающие сейчас при слове «Галичина», — это дивизия СС, Степан Бандера и анекдот про вуйка и смереку. Но ведь так было не всегда! Галичина — это еще и порвавший папскую буллу князь Роман, Львовское братство, для которого издавал букварь первопечатник Иван Федоров, и полемист Иван Вышенский — Ярослав Галан XVII в., громивший в своих эпистолах пороки Римской курии.

Мало кто помнит, что изначально Львов не только не был вотчиной греко-католицизма, но, наоборот, выступал последним рубежом обороны Восточной церкви. «После Брестского собора 1596 года, — писал Иван Франко, — только две южнорусские епархии, Львовская и Перемышльская, остались в православии. Только со времени реорганизации православной митрополии в Киеве православие начало подниматься и в других епархиях, начало отнимать у унии захваченные ею церкви… Но римская иерархия зорко следила за каждым шагом, который делало православие, стараясь парализовать успехи его. С разных сторон, систематически и неусыпно, велись подкопы под православие; воспитание юношества, фанатизирующие толпу иезуитские проповеди, печатные и рукописные памфлеты и пасквили и в конце концов протекция могущественных панов, распоряжения правительства, все пускалось в дело, все должно было служить одной цели».

Когда в 1891 г. Великий Каменяр на чистейшем русском языке писал эти строки в статье «Иосиф Шумлянский — последний православный епископ Львовский», в этой циничной политике все оставалось по-старому. Разве что владычество Польши сменила австрийская оккупация. Но методы сохранились. Более того! Приобрели изощренность и современный техницизм. Описывая для журнала «Киевская старина» перипетии национально-религиозной борьбы XVII в., Иван Яковлевич даже не подозревал, что еще при жизни станет свидетелем самого жестокого акта этой драмы, — систематического уничтожения австрийцами в 1914–1917 гг. «москвофилов» — тех галичан, которые проявляли симпатии к России.

Названия концентрационных лагерей Талергоф и Терезин, где была проведена эта акция, должны были бы стать для украинского массового сознания такими же знаковыми, как Майданек — для евреев. Но в современной Украине вы не встретите их нигде. Ни в энциклопедиях, ни в учебниках. Они не вписываются в распропагандированный нашей беспринципной властью миф о «цивилизованной Европе». «Разве Запад может быть другим?» — считает она. А вот поди ж ты, еще как может!

Накануне Первой мировой войны Австрия, с конца XVIII в. «просвещавшая» земли нынешней Западной Украины, довела тут принцип «разделяй и властвуй» до совершенства. Поляков науськивали на украинцев. Украинцев — на поляков. Венгров — на тех и других. Кроме того, считалось весьма разумным, с точки зрения высших государственных интересов империи Габсбургов, еще и разжигать рознь между различными течениями внутри украинства. Одной рукой выдавались государственные субсидии на развитие научного общества им. Шевченко во главе с профессором Грушевским — за то, что труды его носили яркую антирусскую направленность. Другой ставился на полицейский учет всякий, кто проявлял хоть малейшие пророссийские симпатии.