Диалог, сочиненный Семеном Дивовичем, пользовался большой популярностью среди малороссийской старшины, расходясь в списках, ибо отвечал ее чаяниям — сравняться во всем с российским дворянством. На протяжении 1760–1780-х годов процесс к этому объективно шел. Но юридического решения не было. Поэтому логически было бы предположить, что тому же Семену Дивовичу было заказано и более «серьезное» произведение, где те же идеи высказывались в прозаической форме.

Вот этот «документ» с соответствующей «легендой» и захватит в Санкт-Петербург Григорий Полетика. Причем не без успеха. Политической сословной программе старшины вскоре суждено будет сбыться едва ли не в полном объеме. Что же касается Семена Дивовича, то имя его надолго забудут. И поделом. Не стоит отказываться от авторства даже во имя хорошего гонорара или расположения начальства.

Пока Тарас Шевченко в глубоком тылу сочинял поэму «Кавказ», другие украинцы героически сражались на этом самом Кавказе, раздвигая пределы империи в Азии. Сейчас историки спорят, было ли такое положение вещей прогрессом или просто барскими забавами реакционного самодержавия. Мне же этот спор кажется неуместным. Лучше предоставить слово Пушкину, написавшему в «Путешествии в Арзрум»: «Не знаю выражения, которое было бы бессмысленнее слов: азиатская роскошь… Ныне можно сказать: азиатская бедность, азиатское свинство и проч., но роскошь есть, конечно, принадлежность Европы. В Арзруме ни за какие деньги нельзя купить того, что вы найдете в мелочной лавке первого уездного городка Псковской губернии».

Вот за то, чтобы привить Кавказу хоть какие-то зачатки цивилизованности и дрались на горных тропах наши бесстрашные земляки. Причем дрались отнюдь не только в солдатских чинах.

В 1829 году Пушкин ехал в Арзрум в русскую армию, воевавшую с турками. Но командовал этой армией украинец — фельдмаршал Паскевич. А разговаривать поэт и полководец будут между собой не по-русски или по-украински, а по-французски — умные люди, как известно, всегда найдут общий язык. Причем ехидный Пушкин, любивший высмеивать все и вся, о Паскевиче всегда отзывался с неизменным уважением. Зато не забыл отметить в своем дорожном дневнике, как завидовал Паскевичу знаменитый Ермолов: «Несколько раз принимался он говорить о Паскевиче и всегда язвительно; говоря о легкости его побед, он сравнивал его с Навином, перед которым стены падали от трубного звука, и называл графа Эриванского графом Ерихонским. «Пускай нападет он, — говорил Ермолов, — на пашу не умного, не искусного, но только упрямого, и Паскевич пропал».

Тем не менее Паскевич-Ереванский не только не пропал, но и никогда не проиграл ни одного сражения, в котором участвовал как полководец, чем может сравниться только с Суворовым. Ермолову же судьба отведет роль бессильного завистника, вынужденного в деревенском захолустье наблюдать, как выскочка «из хохлов» выигрывает одну за другой войны с Персией, потом с Турцией и наконец с Польшей и Венгрией.

Родился Иван Паскевич в Полтаве в семье богатых украинских дворян 8 мая 1782 года. Но вместо того, чтобы вести жизнь провинциального помещика, упражняющегося в производстве наливок и колбас, выбрал армейскую службу. В одиннадцать лет он поступил в петербургский Пажеский корпус — самое привилегированное учебное заведение Российской империи. В восемнадцать — стал флигель-адъютантом Павла I.

Убийство императора группой заговорщиков во главе с его сыном Александром фактически оставило Паскевича «без работы». У нового царя был собственный «круг молодых друзей». Бывший адъютант Павла в него явно не вписывался. От греха подальше подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка перевелся в армию под команду старого опытного генерала Ивана Михельсона, прославившегося еще при Екатерине II тем, что подавил пугачевское восстание.

Мы часто спрашиваем: почему у одного человека карьера удается и он добивается славы, денег и чинов, а другой всю жизнь влачит жалкое существование завистника? В случае Паскевича ответ прост — что бы ни писали о нем в советское время, называя «душителем свободы», и как бы ни замалчивали его сейчас, он был просто талантлив и храбр, что востребовано всегда в стране, ведущей почти беспрерывные войны. Россия в начале XIX века была как раз такой страной. Поэтому она нуждалась в Паскевиче, а он — в ней.

Кроме того, у будущего фельдмаршала была замечательная черта — его никогда не покидало хладнокровие в экстремальных ситуациях. «В ужасную ночь штабс-капитан Паскевич, один, среди открытой степи неприятельской, поехал, отыскал колонны и направил их на настоящую дорогу», — докладывал в Петербург генерал Михельсон о блестящих действиях своего штабного офицера во время разразившейся грозовой бури. Провести ночью во время дождя армейские колонны и ни разу не сбиться с пути — признак высокого профессионализма.

Иногда жизнь Паскевича напоминала приключенческий роман. В 1808 году новый командующий Дунайской армией фельдмаршал Прозоровский отправил двадцатишестилетнего офицера вести переговоры с турками о перемирии. Болгария кишела турецкими дезертирами, шайки разбойников бесчинствовали даже под самым Стамбулом. Турецкий конвой в страхе перед разбойниками бросил русского офицера на горной дороге у города Айдос. Тот, не растерявшись, в одиночку добрался к местному паше, которого крайне удивила смелость предприимчивого молодого человека.

В самом Стамбуле фанатики хотели прикончить бесстрашного «гяура». Впоследствии Паскевич вспоминал, что ему только чудом удалось избежать мести «зверского народа» и, наняв шлюпку с двумя гребцами, бежать через Босфор в Черное море. По-видимому, недаром капитан Паскевич был потомком запорожских казаков — пройдя по морю вдоль болгарского побережья сто верст, он прибыл в порт Варну.

Местный паша хотел было арестовать явившегося как морское чудо вражеского офицера, но тот обвел турка вокруг пальца, убедив, что мир с Россией уже заключен. Обрадованные неожиданному концу войны турки беспрепятственно пропустили храброго лгуна в штаб-квартиру фельдмаршала Прозоровского!

Через несколько лет Иван Паскевич возьмет ту же Варну штурмом — уже как командир Витебского полка и получит за это Георгия 3-го класса. Примечательно, что в полковничьем чине он имел все русские ордена, какие только можно было получить в таком звании — случай редкий. Особенно, если учесть, что заслужены эти награды были не на дворцовом паркете.

Войну 1812 году храбрый украинец встретил уже генерал-майором и командиром 26-й пехотной дивизии, в значительной степени сформированной из штрафников. Первая бригада ее состояла в основном из солдат и офицеров, выгнанных из других частей за пьянство, грабежи и дебоши. Тем не менее под командой Паскевича часть дралась исключительно стойко. В Бородинском сражении именно ей пришлось защищать батарею Раевского, потеряв три тысячи только погибшими. Командир водил дивизию в контратаку лично и даже Ермолов назвал его за тот день «известным неустрашимым генерал-майором Паскевичем».

Но главный вклад в победу над Наполеоном Паскевич внес за месяц до Бородино — во время битвы за Смоленск. Именно он предложил командующему 7-м корпусом генералу Раевскому до подхода основных русских сил сражаться не в чистом поле, а в самом городе, навязав французам изматывающие уличные бои: «Может, мы там удержимся. При несчастии принуждены будем отойти, но сохраним корпус с его артиллерией. Во всяком случае выиграем время и дадим возможность армии прийти к нам на помощь…»

При этом Паскевич так тактично раскритиковал первоначальный план Раевского, так аргументировано изложил все недостатки позиции перед городом, что тому ничего не оставалось, как согласиться с мнением своего подчиненного.

Удивительно то, что Паскевич приехал на совет последним, а все генералы до этого высказывались за сражение перед городом. Однако настойчивость украинца и его фраза: «Здесь мы будем совершенно разбиты» переубедила всех.