«Грош» — происходит от немецкого «гросс» («большой»). Так называли чешские монеты, выпущенные в Праге при короле Вацлаве II на самом рубеже XIII и XIV веков. Весили они около 4 г, были диаметром в 3 см и производились из серебра, добытого в самой Чехии. А так как Чехия входила на правах королевства в Священную Римскую империю германской нации (средневековый прообраз нынешнего Евросоюза), то ее монеты стали чем-то вроде теперешнего евро. Их брали по всей Европе. Они были самыми ходовыми на территории нынешних Украины и Белоруссии. И только Гуситские войны прервали эмиссию этой чрезвычайно популярной денежной единицы. Проповедь Яна Гуса и полководческие таланты Яна Жижки погубили чешскую экономику. Но к тому времени пражских грошей отчеканили столько, что в Украине их название стало синонимом денег вообще. Отныне «грошами» предки украинцев будут называть все, что пройдет через их руки, — и дукаты, и цехины, и русские рублики, и турецкие пиастры и даже германские доллары.

Да-да! Первоначально именно германские! Ведь американское «доллар» — всего лишь исковерканное немецкое «таллер». В конце XVI века эти тяжелые (весом почти в 30 г серебра) западноевропейские монеты завоевали украинский денежный рынок. Нумизматы называют их «мировыми деньгами средневековья». Чеканили их, придерживаясь общепринятых стандартов веса, чуть ли не по всей Европе. По крайней мере в Украине попадаются таллеры голландские, брауншвейгские, кельнские, любекские, люнебургские, кампенские и даже швейцарские кантона Сен-Галлен. Нет только украинских таллеров! С конца XIV века, когда киевский удельный князь Владимир Ольгердович из литовской династии возобновил на короткое время производство мелкой монеты, своих денег тут не чеканили. Разве что во Львове польские короли завели монетный двор. Но деньги, выпускавшиеся там, по сути польские — мало чем отличающиеся от тех, что входили в оборот из других монетных дворов королевства. Нет независимости — нет и своей валюты.

И вдруг в самый разгар Хмельниччины, в 1649 году, проносится слух, что гетман Богдан основал собственную денежную систему. Некий дьяк Григорий Кунаков доносит московскому правительству: «А в Чигирине-де учинил Богдан Хмельницкий мынзу и деньги делают, а на тех новых деньгах на одной стороне мечь, а на другой стороне ево, Богданово, имя». Правда, сам дьяк ни одной такой монеты не видел, а только слышал о них от слуги литовского подканцлера Сапеги.

Вопрос до сих пор остается дискуссионным. Во-первых, в 1649 году Хмельницкий все еще оставался «гетманом Его Королевской Милости Яна-Казимира» и не собирался откалываться от Польши. Вряд ли он решился бы посягать на право короля чеканить монету. Во-вторых, ни одной описанной Кунаковым «денги с мечом и Богдановым именем» в кладах пока не обнаружено. В-третьих, у дьяка вообще репутация большого брехуна — он даже целую битву придумал Яремы Вишневецкого с полковником Кричевским, которой на самом деле и в помине не было. Однако в архиве древних актов в Варшаве хранится письмо воеводы Станислава Потоцкого от 29 октября 1652 года, в котором он жалуется королю, что Хмельницкий вконец обнаглел и даже чеканит собственную монету. И французская Gazette в номере от 21 декабря того же года сообщала точь-в-точь такое же известие. Так кто прав? Будущее покажет — найдут монеты Богдана, значит, Кунаков был не таким уж и выдумщиком. Зато известно другое: еще один гетман — Петр Дорошенко монеты Яна-Казимира, не стесняясь, подделывал. Тем более что сделать это было проще простого.

Во второй половине XVII века Речь Посполитая переживает небывалый финансовый кризис. Хмельницкий, шведы и татары настолько подорвали ее могучий бюджет, что в 1659 году король Ян-Казимир, по совету итальянского «экономиста» Боратини, выпустил невиданные до тех пор… медные солиды. Что это была за афера, станет ясно, если знать, что нормальный солид обязан быть золотым! Только золотым, и никаким иначе! Так эти деньги и получили название «боратинок», что через двести лет заставило русского писателя Алексея Толстого дать знаменитую нумизматическую фамилию своему помешанному на быстром обогащении персонажу — Буратино. А Польша после экспериментов заезжих «буратин» так и не выкарабкалась — легла шляхетским телом под Россию, Австрию и Пруссию. Зато в украинских кладах монеты впервые начинают попадаться килограммами — именно тогда наши предки узнали, что такое инфляция. Но «боратинки», даже на вес, они брать очень не любили!

Как, кстати, и русские медяки. Когда через четыре года после Переяславской Рады киевский воевода Бутурлин получил для своего гарнизона 154 медных полтинника жалованья, ему оставалось только доложить в Москву, «что полковник и начальные люди и солдаты» тех денег «не взяли», потому что в Киеве «казаки, и мещане, и торговые люди не токмо полтинников — и медных мелких денег не емлют». Еще бы! После полноценного таллера — да медное барахло! Слишком уж киевляне любили настоящую валюту, чтобы брать что попало.

И так весь XVII век по Украине продолжала гулять полновесная западноевропейская монета, порождая гоголевские легенды о небывалых казачьих кладах, пока, по словам прославленного летописца Самойла Величко, Петр I, «после баталии Полтавской зо шведом старовечную польскую зо всей Малой России монету… вывел и выгубил, только талеров да червоных памятка осталась». Впрочем, на смену ей пришла монета не хуже. Серебряный рубль с профилем императора — мощное платежное средство. Тем более что Петр, стремившийся ни в чем не отстать от Европы, по весу приравнял его к таллеру. А золотые с изображением Екатерины II вымели у крестьян только во время коллективизации! С припаянными ушками, чтобы носить на шее, они составляли гордость девичьих уборов и передавались из поколения в поколение в обычных кувшинах — «глечиках». Так в случае чего их легче было сразу зарыть в землю. И только Первая мировая уничтожит эту великую денежную систему, обернувшись революцией и высмеянной Булгаковым стогривенной купюрой с крестьянкой и снопом в руках, пророчески намекающей, что наступает новая эпоха — инфляции, бандитизма и общеобязательного доблестного труда.

В одном из недавно изданных школьных учебников я нашел потрясающую фразу: «Московські царі забрали у нас все — навіть назву власної країни». Мысль — удивительная, Если забрали, то куда дели? И неужели до того, каку нас слямзили название, Украина именовалась Россией? Конечно же, нет! Но именно из таких фантастических преувеличений состоит тот «гимназический курс», который вбивают в головы нынешней ребятне.

Например, сколько раз приходилось слышать, что те же цари разрушили замечательный демократический «устрій» казацкой Украины, подарив взамен отвратительный азиатский деспотизм. Но раз уж мы заговорили об этой загубленной политической системе, то пусть мне ответят: хороши ли свободные выборы с резней, пырянием друг друга саблями в пузо и агитацией за полюбившегося кандидата оглоблей по голове? А ведь так и было!

Избирательные урны, куда принято чинно совать бюллетени, — изобретение более позднего времени. А в демократической Украине XVII века система свободного волеизъявления функционировала так бурно, что для поддержания более-менее сносного порядка в толпу электората приходилось даже швырять гранаты! Чтобы чего худшего не произошло.

Через несколько лет после смерти Богдана Хмельницкого гетманская булава, пережив разнообразные приключения, оказалась в руках его сына Юрася. В отличие от отца, у него был свой взгляд на будущее страны — он решил воссоединить ее с Польшей. Случилось это в 1660 году. Гетман принес присягу на верность Речи Посполитой, но реально контролировал только Правобережье. Через два года ему захотелось «избраться» еще и на левом берегу.

Прихватив для верности польских рейтар, а также несколько татарских отрядов, Юрась перешел Днепр и углубился в территории, населенные ждущими его «избирателями». Однако вместо них наткнулся под Каневом на армию своего левобережного конкурента — Якима Сомка, тоже объявившего себя гетманом, и войска московского воеводы князя Ромодановского. Произошло сражение. Оказалось, что единственным боеспособным подразделением в армии Хмельницкого-младшего были не казаки и не польские рейтары, а полк наемной немецкой пехоты. Когда Сомко с Ромодановским дружно ударили на врага, разношерстные вояки Хмельницкого сразу же пустились наутек. По словам автора «Летописи Самовидца», они так заполнили Днепр, что из-за людей почти не видно было воды. Только немцы, которых насчитывалось не больше тысячи, храбро отбивались в лагере, пока все не погибли. Потери польско-украинского войска Хмельницкого достигли двадцати тысяч. К Днепру было невозможно подступиться из-за смрада разлагающихся трупов. Некоторых мертвецов вылавливали далеко ниже по течению — даже на Запорожье.