– Пожалуй, это то, что тебе нужно, Курт.

– Очень красивое место, и у вас будет квартирка над лодочным сараем, где мой брат держит свою яхту. Главной вашей обязанностью будет содержать эту яхту в порядке.

– А ты что-нибудь в яхтах понимаешь?

– Нет. – Затем лицо Курта вдруг прояснилось. – Но у меня в Аделаиде есть приятель, так он настоящий знаток яхт. На следующей неделе он должен приехать в Сидней. И я мог бы сказать ему, если хотите. Он югослав.

– Прекрасно! Югославы – такие хорошие, честные работники, – обрадовалась Элис. – Дайте ему мой телефон.

Курт записал номер.

– А может быть, вы знаете женщину, которая согласилась бы приходить к нам убирать? – спросила Элис. – Миссис Паллик сегодня сообщила мне, что они уезжают в Маунт-Айзу.

Сноу поглядел на Курта.

– А как насчет этой женщины в Парраматте? У которой ты столуешься? Ну, с больным мужем?

– Не знаю, – с сомнением ответил Курт.

– А какая она? – спросила Элис.

– Какая она? – повторил Сноу.

– Очень приятная. Хорошая кухарка.

– Итальянка, – вставил Сноу.

– О, у меня перебывало столько иностранок! Если она чистоплотна, этого достаточно. И с хорошим характером, если возможно, – Элис покосилась на миссис Паллик, которая презрительно фыркнула в свою чашку.

– Она чистоплотна, и характер у нее хороший! – заверил Курт.

– Полагаюсь на ваше слово! – весело воскликнула Элис. – Как вы думаете, когда она смогла бы зайти ко мне?

Курт ответил после некоторого молчания:

– Пожалуй, будет лучше, если она вам позвонит и вы сами с ней договоритесь.

– Превосходно! – согласилась Элис. – Пусть позвонит, когда ей будет удобно.

Сноу взглянул на часы.

– Ну, пора браться за дело.

В дверях он оглянулся.

– Спасибо за чаек, мадам. И за сведения.

Элис в тревоге поспешила за ним:

– Ради всего святого, не проговоритесь миссис Холлоуэй, что я вам рассказала про это!

– Могила! – Он поднес два пальца к кепи и подмигнул.

Элис смотрела, как они шли через Уголок, и еще долго после того, как они скрылись из виду, представляла себе, что они делают в квартире, вокруг которой уже концентрировались все ее мысли.

Элис как раз ставила кофейник на поднос, когда в парадную дверь позвонили и зуммер в кухне издал свое предостерегающее жужжание. Она вздохнула, чуть не опрокинула молочник и замерла, прижав руки к трепещущему сердцу. Она уже давно ожидала этого звука, и нервы ее напрягались все больше и больше, пока она вполуха слушала последние известия, которые приглушенным потоком вырывались из радиоприемника на каминной полке. Она подошла к кухонной двери на цыпочках, хотя пластик, покрывавший пол, в любом случае заглушил бы ее шаги, и замерла, прислушиваясь, как Лиз открывает дверь. Потом раздался его голос, и она прислонилась к косяку, слабея от сознания, что он действительно пришел.

Весь день она ждала этой минуты, и сладкое волнение при мысли, что он придет, сменялось страхом, что он не придет. А теперь, когда он пришел, у нее в голове все завертелось. Она не представляла, что делать дальше, но тут в холле раздался голос Мартина. Элис схватила поднос и поспешно вышла из кухни – ведь он может пригласить неожиданного посетителя к себе в кабинет и момент будет безвозвратно упущен.

Она увидела его в глубине холла – он стоял, прижимая шляпу к груди. Она услышала его голос:

– Я должен просить у вас извинения, мистер Белфорд, но на меня произвела такое впечатление ваша лекция «Закон и иммигрант», которую вы прочли в нашем клубе, что я осмелился злоупотребить вашим столь любезным приглашением обращаться к вам за советом, если он кому-нибудь из нас понадобится.

Мартин растерянно сказал:

– А, да. Гм… это было в… в…

– В Клубе земляков в Эшдоне.

– А, да, да, да! – воскликнул Мартин с неискренним оживлением.

– Я понимаю, что выбрал не вполне удачный час для появления у вас в доме, но вы, австралийцы, так любезны и так гостеприимны, и, учитывая к тому же, что мы практически соседи…

Мартин, видимо, не знал, как поступить.

Решила дело Элис. Проплывая мимо с подносом, она сказала:

– Пригласи же своего знакомого выпить с нами кофе, Мартин.

– Это клиент…

Она остановилась в дверях и в первый раз посмотрела прямо на фон Рендта.

– Но почему он все-таки не может выпить с нами кофе? А потом вы пройдете в кабинет и обсудите свое дело. Теперь же идите оба в гостиную. Так будет гораздо приятнее.

Мартин не был уверен, что клиента прилично приглашать в гостиную, но посетитель разрешил его сомнения, последовав за Элис.

Она поставила поднос на кофейный столик и опустилась в свое обычное кресло, приняв свой «светский вид», по выражению Лиз.

Мартин остановился в дверях, раздраженный этим нарушением привычного распорядка его вечера. Он не любил, чтобы клиенты приходили к нему домой, и допускал это лишь в исключительных случаях и только если об этом было условлено заранее.

Элис поглядела на брата.

– Ты не представишь нам твоего знакомого?

– А, да… Мистер… э?..

– Фон Рендт. Карл фон Рендт, – посетитель наклонил голову, щелкнул каблуками, подошел к Элис, взял ее руку и задержал в своей чуть дольше, чем было необходимо.

– Я никогда не знаю, как принято поступать в вашей стране в определенных случаях. Некоторые австралийцы протягивают руку для рукопожатия, другие нет. Извините меня.

– Моя дочь Элизабет.

Лиз улыбнулась ему со своего табурета перед телевизором и протянула руку.

– Более известная как Лиз.

– Берите стул и присоединяйтесь к семейному кружку, – пригласила Элис.

Лиз улыбнулась про себя, заметив оживление тетки и волнение в ее голосе. Забавно, как реагирует на мужчин это поколение – словно все они больше натуральной величины. Но, во всяком случае, это приятнее, чем ее истерики и обиды.

– Садитесь же, мистер фон Рендт, – сказала Элис нежным голосом.

– Благодарю вас.

Посетитель поклонился и сел в кресло, на которое она указала.

– Вы очень добры. Надеюсь, я не помешал вам смотреть телевизор?

– Вовсе нет, – ответил Мартин и нажал на выключатель. – Это телевизор моей сестры. Мы выключаем его после передачи последних известий. Отвратительное изобретение.

Он опустился в свое любимое кресло и начал набивать трубку.

– Вы, на мой взгляд, совершенно правы, – согласился фон Рендт. – Хотя и от телевизоров, вероятно, есть польза, но я тоже готов оплакивать их изобретение, так как они губят искусство беседы.

– Совершенно справедливо, – решительно сказал Мартин.

Элис проглотила свое обычное возражение: «Может быть, кто-нибудь объяснит мне, какие беседы он погубил в этом доме?» – и сказала вместо этого:

– Вы пьете кофе черный или со сливками?

– Черный, если позволите, и, если я могу быть таким сластеной, три куска сахару.

Лиз передала ему чашку, и ей бросились в глаза его пухлые холеные руки с наманикюренными ногтями: он, несомненно, ухаживал за ними более тщательно, чем она или Элис – за своими. Она отнесла чашку отцу и устроилась в уголке дивана, поджав под себя ноги.

– Не слишком крепко? – осведомилась Элис все тем же сладким голосом.

– Превосходный кофе. Разрешите сделать вам комплимент, мисс Белфорд. Такого кофе я не пил с тех пор, как покинул родину.

– Благодарю вас! – Элис покраснела, а Лиз почувствовала угрызение совести: они с отцом постоянно забывали произносить вслух слова, от которых тетя Элис расцветала.

Гость пил кофе и оглядывал комнату.

– Пожалуйста, не сочтите за дерзость, если я скажу, какое для меня огромное удовольствие ощутить подлинный домашний уют.

Элис плеснула кофе мимо чашки, которую протянул ей Мартин.

– Красивая комната, верно? Хотя должна признаться, что у нас с братом вышел спор из-за ее отделки.

– Могу ли я спросить, кто одержал победу, чтобы принести победителю мои поздравления?