Раздались дружные протесты: «Мы не воюем!», «Еще не время!», «Мы и так сделали много!»

– Почему вы позволяете обращаться с вами, как со слабоумными детьми, которые не способны управлять собственной страной? Почему вы в стороне от политики? – резко спросил Вайдья.

Новые протесты: «Нет, мы управляем своей страной сами…», «Мы независимы…», «Мы разбираемся в политике…»

Завязались горячие споры. И уже не только на английском языке.

Живые черные глаза Вайдьи перебегали с одного возбужденного лица на другое. Когда шум утих, снова раздался его голос:

– Мои юные друзья, я искренне считаю вас своими друзьями. Вы гуманисты, вы боретесь против несправедливости, а потому вы и есть соль земли, по крайней мере этой земли. И все же в политике вы плохо разбираетесь. Вы протестуете, устраиваете демонстрации, сжигаете свои военные билеты, как Младший Мак. Вас приговаривают к уплате штрафа, сажают в тюрьмы. Вами движут самые высокие гуманные побуждения. Вы по-своему отважны и благородны. Вас возмущают преступления, жестокость и тупость фанатиков, которые подвергают опасности мир и в конце концов могут привести его к гибели. И все же в политике вы недальновидны. Вы пилите ветки перочинным ножом, вместо того чтобы взять топор и рубить корни.

Снова поднялся шум – многие захотели высказаться.

Младший Мак ударил по струнам гитары, а потом поднял руку, чтобы восстановить тишину.

– Регламент, Вайдья. Вы уже исчерпали свое время. Пусть теперь выступит кто-нибудь другой. Они не успокоятся, пока не получат слова. Кто следующий?

Индиец Актил заерзал на табурете.

– Вайдья прав, хотя вам и не нравится то, что он сказал…

Его заглушил негодующий хор голосов.

– Пусть новый иммигрант выскажет свое мнение. – Абдул подтолкнул Иоганна вперед, и тот смущенно начал:

– Поскольку никто не привел никаких веских аргументов против той оценки, которую дал Вайдья ситуации на Тихом океане, я с ним должен полностью согласиться: мириться с таким положением – безумие с вашей стороны. Если бы я был жителем какого-нибудь острова Тихою океана, такого большого, как Австралия, или маленького, как Таити, я хотел бы для своего острова независимости в полном смысле этого слова. И мне бы хотелось, чтобы жизнь там была идиллической и чтобы океан был поистине тихим!

Вайдья кивнул и как-то особо торжественно сказал:

– А за это, мои дорогие островитяне, надо бороться. – И обвел всех присутствующих взглядом, словно бросал им вызов. – Я возвращаюсь обратно во Вьетнам. Если кто-нибудь из вас захочет со мной поехать – дайте мне знать.

Лайша, сдвинув брови, посмотрела на Иоганна. Он отвел глаза в сторону.

Неожиданно в сопровождении элегантного молодого человека явилась Розмари, в коротеньком черном платье, оттенявшем ее серебристо-пепельные волосы. Она принесла с собой дуновение ветра из другого мира.

– Привет, ребятки! – крикнула она певцам на террасе.

Младший Мак перестал играть, все обернулись и уставились на нее и ее спутника.

– Познакомьтесь, Тоби Эпплгейт, – прощебетала она, обратив на него полный обожания взор, и ее длинные наклеенные ресницы почти коснулись тоненьких, как усики бабочки, бровей. – Вы, наверное, о нем слышали: чудо-атлет, с которым произошла забавная история: после Национальной олимпиады он с треском провалился на всех экзаменах. Последние два года он шатался по свету, а теперь вернулся домой, чтобы вас учить. Только не знаю чему.

– Салам! – сказал Младший Мак и поднес руку сначала ко лбу, а потом к сердцу.

Тоби повторил этот жест, но с большим изяществом.

– Он только что из Штатов. – И Розмари похлопала Тоби по руке. – Если вас, домоседов, интересует, как не выиграть Кубок Америки и всякая там борьба за всякие права, – спрашивайте! Он даст вам исчерпывающую информацию. Милый, я пока оставляю тебя тут для линчевания, а сама попробую отыскать нашу хозяйку.

– Продолжайте, прошу вас, – Тоби прислонился к дверному косяку. – Не прерывайте из-за меня свой концерт. Я и сам не против народных песенок, если только они не слишком навязли у всех в зубах.

– Благодарим за разрешение, – сухо сказал Младший Мак. – А мы как раз это и собирались сделать. Устраивайтесь, где вам удобно. – И он взял несколько бурных вступительных аккордов.

– Мне и здесь хорошо.

Тоби закрыл глаза, а вся компания запела: «Бравый парень из колонии».

«Этот тип чертовски самоуверен, – подумал Младший Мак, аккомпанируя поющим. – Ходячая рекламная картинка! Брюки – последний крик нью-йоркской моды, рубашка – не менее двадцати долларов. А эти замшевые туфли тоже стоят недешево».

Его раздражала поза пришельца, рассчитанная на то, чтобы наиболее эффектно продемонстрировать атлетическое телосложение, его подчеркнутая элегантность, превратившая их всех в неотесанных мальчишек.

Хор дружно грянул припев:

И Младший Мак закончил тремя звучными аккордами.

Тоби приоткрыл глаза, и его губы искривила покровительственная усмешка.

– Неплохо, неплохо! Забористо, но все же примитивно. А кто из вас, бравых парней из колонии, хочет выкурить настоящую сигарету?

И он протянул пачку сигарет, но к ней никто не прикоснулся.

На террасу поднялся Дональд.

– Добрый вечер, – сказал он с холодной вежливостью. – Я Мандель, номинальный хозяин дома.

– Рад познакомиться с вами. Надеюсь, вы не возражаете, что Розмари привела меня к вам?

– О, друзья Розмари – желанные гости в Уголке.

Младший Мак прикидывал, уловил ли Тоби иронию в голосе Дональда.

– Жаль, что никто не догадался предложить вам выпить! Что вы хотите: пиво, пунш, херес или какой-нибудь фруктовый сок, если вы предпочитаете сок.

– Напротив! Я не отказался бы от хорошего виски.

– A… – Дональд не сразу нашелся, и Тоби поспешно добавил:

– О, не беспокойтесь! Я с удовольствием выпью чего-нибудь другого, – он говорил тоном жителя столицы, снисходящего до неловкого провинциала.

– Пойдемте в кабинет отца, может, там найдется, – и Дональд указал Тоби дорогу в холл.

– Кабинет в запретной зоне! – воскликнули остальные дружным хором.

Дональд обернулся и за спиной незваного гостя показал ему нос.

Младший Мак передал гитару Гэри, тот стал наигрывать «Если б у меня был молот», и все запели.

Лайша заставила духовку кастрюлями.

– Ну, девушки, не ударили лицом в грязь. Экзотическое меню – ничего не скажешь! Курица по-китайски, индийское кэрри, риджмтафал, рис с шафраном и еще какие-то малайские кушанья, я даже не знаю, как они называются.

– И еще горячие сосиски, отварной картофель, салаты, – перечисляла Лиз, убавляя газ под бурлящими кастрюлями. – Значит, голодная смерть никому не грозит.

– Да, если добавить сюда и те потрясающие пирожные, которые прислала тетя Элис. Что это вдруг на нее нашло?

– Любовь… любовь… – Лиз возвела глаза к потолку. – Она витает даже на кухне.

Лиз поднесла банку ананасного сока к электрическому консервному ножу на стене и нажала кнопку.

– А как ты все-таки относишься к этой помолвке, Лиз?

Лиз наморщила нос и задумалась.

– Сама не знаю. С одной стороны, казалось бы, можно только приветствовать то, что так благотворно подействовало на тетю. С другой стороны, мне дико противно. И папа, конечно, чувствует то же самое. Как и я, он рад, что в доме воцарился мир, но в глубине души мы все это не одобряем.

– А что ты будешь делать, когда тетя Элис выйдет замуж?

– Понятия не имею. Даже подумать страшно. Если я о себе не позабочусь, то кончу тем, что буду утешением отцовской старости, пришпиленная к его подтяжкам дочерним долгом.

– Почему бы вам не разделить дом, как это сделали Холлоуэи? Тогда тетя Элис сможет по-прежнему опекать вас всех, но в отдельных клетках.