– Национальный парк, – сообщила Лиз, указывая на лесистый берег.

Ему не хотелось отвлекаться от своих мыслей. Закрыв глаза, он прислонился головой к мачте; ветер теребил его волосы; он слышал только, как шипела вода и время от времени хлопал парус.

Голос Мартина заставил его очнуться.

– Приготовились, Лиз! Поворачиваем!

И в ту же секунду Брэнк и Лиз в бешеном темпе принялись что-то делать. Замелькали снасти. Брэнк пробежал мимо него.

– Стойте у мачты! – бросил он ему на ходу. – А когда яхта накренится, перейдите на другую сторону.

Иоганн послушно встал с другой стороны мачты, когда яхта повернула.

Через несколько секунд снова воцарились тишина и спокойствие – «Керема» шла к берегу.

О этот пылающий, ослепительный, все преображающий свет! Этот фантастический мир сияющего воздуха и моря, и нет таких красок, чтобы изобразить его. В нем зелень изумруда, синева сапфира и, может быть, еще какой-то живой цвет, который нельзя воспроизвести ни кистью, ни камерой.

– Стэнуэлский парк, – объявила Лиз час спустя. И он увидел, что берег отступает, переходит в долину между гор, над которыми повисла сизо-голубая дымка.

Лиз понюхала воздух.

– Понюхайте, как пахнет лесной пожар.

И этот дым показался ему терпким, как ладан.

Снова команда Мартина. Снова приступ лихорадочной деятельности – и о чудо! Шлепанье воды прекратилось, ветер исчез, палуба выровнялась. Брэнк и Лиз с той же стремительностью убирали генуэзский кливер и уже более спокойно ставили другой парус, – когда он поднялся и раскрылся, то оказалось, что он даже больше, чем прежний.

– Пойдем бабочкой, папа! – крикнула Лиз. – Брэнк будет следить за балуном.

Когда они шли обратно, бриз слегка посвежел.

Они свернули в залив и встали на якорь в тихой воде за мысом Джиббон.

«Керема» мирно покачивалась на якоре, а все общество завтракало на палубе.

– Какой чудесный день! – И Карл снова налил себе пива. – Давно я так приятно не проводил время! Наверное, с тех пор, как в детстве ездил к родным на каникулы в Вену.

– Все благодаря Брэнку, – сказал Мартин. – Если бы он не исправил мотор и не приготовил паруса, нам бы никогда не выехать так рано.

– Брэнк – настоящее сокровище! – восторженно подхватила Элис.

– Ты права, – ответил Мартин. – Такие люди, как он, редко встречаются в наши дни.

– С Брэнком нам ужасно повезло, – продолжала Элис серьезным тоном и посмотрела на Карла так, словно ей хотелось добиться от него подтверждения.

Но он глядел сквозь стакан на солнечный свет.

– Прошу извинить меня, но я не разделяю вашего энтузиазма, дорогая Элис и Мартин, – я не могу выразить, как я польщен, что вы разрешаете мне называть вас по имени. Дело в том, что я не выношу сербов. Их надо гнать в шею.

– Ш-ш-ш! – Лиз резко обернулась к Карлу. – Он вас услышит.

– Ничего, – Мартин посмотрел через плечо. – Он в камбузе, а когда там шумит примус, то ничего не слышно.

– Это не имеет никакого значения, сербы народ толстокожий. Я бы сказал, что они стоят на очень низкой ступени развития.

– Перестаньте! – оборвала его Лиз. – Расовые предрассудки – вещь недопустимая.

– Элизабет! – негодующе сказала Элис. – Как можно быть такой грубой с гостем?

Карл улыбнулся.

– Надеюсь, Элизабет извинит меня, если узнает, как пострадала от сербов моя семья во время войны.

– Простите! – спохватилась Лиз, смягчаясь при одном упоминании о страдании. – Конечно, это было ужасно. На фестивале в университете мы видели югославский фильм про войну, и я потом ночи не спала. Вот почему мы добиваемся прекращения этой ужасной войны во Вьетнаме.

– Элизабет, пожалуйста, не надо политики! – взмолилась Элис.

– Вы правы, мисс Элис. Политика может погубить дружбу. – Лицо фон Рендта помрачнело. – Да, моя дорогая Элизабет, эта война была ужасной. Эти… как они там себя называют, югославские партизаны – точнее говоря, бандиты – не останавливались ни перед какими зверствами. Но хуже всего, что они даже здесь, в вашей стране, продолжают свою террористическую деятельность. Наверное, вы читали в прошлом месяце о том, что один из членов нашего клуба стал жертвой их террористического акта: не успел он открыть калитку, как передняя стена его дома взлетела на воздух.

У Элис от ужаса округлились глаза, и она прижала ладонь к губам:

– Боже мой, какой ужас!

– Кто же мог это сделать? – негодующе спросила Лиз. Фон Рендт пожал плечами.

– Полиция утверждает, что она не может найти следов. Но мы прекрасно знаем, кто это сделал.

– Тогда почему вы не сообщите полиции? – спросил Мартин.

– Мы сообщили. Мы заявили, что это дело рук коммунистов.

– Опять эти ужасные коммунисты! – воскликнула Элис. – Их надо всех посадить в тюрьму или выслать в Россию.

– Вы имеете в виду коммунистов-иммигрантов? – спросил Мартин.

– Да, конечно.

– У вас есть доказательства их виновности?

– О, доказательства… Их как раз и требует полиция. Они говорят, что без доказательств не могут принять никаких мер, чтобы защитить нас от террористов! А какие же еще нужны доказательства? – грустно спросил Карл.

– Разве мало того, что они бросают бомбы в дома, где живут люди? – запальчиво спросила Элис.

– Послушай! – возразил Мартин. – В газетах указывалось, что, по мнению хозяев дома, бомба была брошена коммунистами, но для того, чтобы вынести суждение, нужны доказательства, не так ли?

– Младший Мак говорит, что все это происходит потому, что здесь появились нацистские организации, – заметила Лиз.

– Но что об этих организациях знает Младший Мак? – осведомился Мартин.

– Спроси его сам. Я не интересовалась подробностями.

– Тем лучше. Я, как и многие, не являюсь сторонником коммунизма, но точно так же я против всяких слухов, затрудняющих ассимиляцию ни в чем не повинных иммигрантов. Было бы лучше, чтобы эти люди не продолжали сводить тут старые счеты.

Фон Рендт поднял свой стакан.

– Ваши слова меня так глубоко взволновали, что я должен выпить за ваше здоровье. Пусть такие люди, как вы, живут по сто лет! – и он осушил стакан. – А теперь мне бы тоже хотелось внести свою лепту в этот очаровательный день, и я приглашаю вас всех сегодня вечером поужинать. Что, если в ресторан «Сесиль»? Там можно и потанцевать, если вы пригласите для ровного числа какую-нибудь вашу знакомую.

– Только без меня! – сказал Мартин, стараясь улыбкой смягчить свой отказ. – Я никогда не был любителем танцев. Но, вероятно, Фрэнк и Карен охотно составят вам компанию.

– Боюсь, я тоже не смогу пойти, – проговорила Лиз.

– Почему же, Лиз? – в голосе Элис звучало отчаяние, как у ребенка, которого лишают обещанного удовольствия.

– Но, тетя, ты же отлично знаешь, что сегодня вечером у Миллеров будет… впрочем, я обещала не говорить об этом.

– Ах, опять это… – Элис яростно вонзила зубы в холодного цыпленка.

– Но почему бы вам с Карлом не поужинать вдвоем? Если Иоганну нечего делать, я возьму его с собой.

– Ни в коем случае!

Карл переводил взгляд с тетки на племянницу.

– Если Элизабет считает это удобным, то лучшего варианта для моего племянника не придумаешь. Как ты на это смотришь, Иоганн?

– Простите, я не слышал, что сказала Лиз.

– И я, признаюсь, не понял, о чем шла речь, но мне так хочется потанцевать с Элис, что я с радостью брошу моего бедного племянника на растерзанье любым львам.

– До львов дело не дойдет. Просто мы устраиваем вечер у Миллеров, чтобы собрать деньги для людей, которых арестовали за участие в демонстрации протеста. За нас внес залог папа, но многих будут судить, и нам нужны деньги на судебные расходы.

Элис вспыхнула:

– Элизабет! Никакой политики!

Лиз пожала плечами.

– Почему то, что я говорю, – это политика, а то, что говорит Карл, – это светский разговор? – Она повернулась к Иоганну. – Мы устраиваем вечер народных песен, танцев, ну и, конечно, сбор пожертвований.