Только ради Шеа согласился он отправиться в тот опасный поход к Паранору, и более того, только он все эти дни поддерживал своим присутствием угрюмого замкнутого Флика. Но Шеа уже много дней нет с ними, и невозможно сказать, жив он или же мертв, а его верный брат, упорно цепляясь за надежду, что в конце концов они найдут его, чувствовал себя смертельно одиноким. Теперь он находился не просто в незнакомой земле, вовлеченный в безумную авантюру против таинственного создания, не принадлежащего миру смертных, но оказался пойманным в толпе тысяч северян, каждый из которых без всяких колебаний готов был прикончить его на месте. Он попал в невыносимое положение и начинал теперь сомневаться в том, что в его действиях есть хоть какой-либо смысл.
Пока громадная армия разбивала новый лагерь на берегу Мермидона, в вечерней тени и серых сумерках, несчастный перепуганный юноша нервно бродил по лагерю, отчаянно пытаясь укрепить свою тающую решимость. Дождь шел с прежней силой, скрывая лица и тела, превращая солдат в движущиеся тени, окутывая людей и землю унылой холодной пеленой. В такую непогоду о кострах нечего было и думать, так что вечер оставался темным, мрак — непроницаемым, а окружающие фигуры — безликими. Молча бродя по лагерю, Флик мысленно отмечал расположение командирских палаток, размещение полков карликов и троллей и систему расстановки часовых, думая, что эти сведения, возможно, хоть немного помогут Алланону в спасении эльфийского короля.
Он без труда снова нашел большую палатку, где располагались матурены троллей и их важный пленник, но в ней, как и во всем лагере, было темно и холодно, ее окутывал туман и дождь. Флик не знал даже, там ли до сих пор находится Эвентин; его могли днем перевести в другую палатку или вообще отправить за пределы лагеря. У входа по-прежнему стояли два громадных часовых-тролля, но внутри ничего не было видно. Несколько долгих минут Флик изучал темную палатку, а затем бесшумно скользнул прочь.
На лагерь опустилась ночь, и тролли с карликами постепенно погрузились в холодный, пропитанный дождем, сон, скорее сродни беспокойной дремоте, и тогда юноша решил готовиться к бегству. Он не представлял, где ему теперь искать Алланона; он мог только предполагать, что друид отправился вслед за войском вторжения, движущимся на юг к Каллахорну. Такой дождливой ночью его почти невозможно будет отыскать, и Флик надеялся лишь провести ночь в каком-нибудь укрытии и попытаться найти мистика при свете нового дня. Он молча двинулся к восточной границе лагеря, осторожно пробираясь между скорченными в чутком сне телами солдат, между вещмешками и доспехами, беззащитно кутаясь в свой насквозь промокший охотничий плащ.
Этой ночью он вполне мог выйти из лагеря вообще без всякой маскировки. Вдобавок к темноте и беспрестанной измороси, которая наконец начала ослабевать, по равнинам поплыл низкий клубящийся туман, такой густой, что человек в нем видел не дальше чем на несколько футов от своего носа. Флику невольно подумалось, где сейчас странствует Шеа. Он решился проникнуть в этот лагерь, переодевшись в карлика, главным образом потому, что надеялся найти здесь брата. Он так ничего и не узнал про Шеа и был подавлен, хотя понимал, что чуда и не следовало ожидать. Однако, он был готов к тому, что стоит ему пробраться во вражеский лагерь, как его в считанные минуты обнаружат и схватят. Но он еще на свободе. Если теперь ему удастся бежать и отыскать Алланона, то они найдут способ помочь пленному королю эльфов, и тогда‡ Флик неожиданно замер и пригнулся, укрывшись за огромной грудой троллиных доспехов, накрытых от дождя парусиной. Даже если он в конце концов разыщет друида, что они смогут сделать для Эвентина? Путь до города-крепости Тирсис, где они могут найти Балинора, потребует времени, а времени у них почти уже не оставалось. Что случится с Шеа, пока они будут пытаться найти способ спасти Эвентина — ведь после потери Меча Шаннары король, несомненно, значил для Юга в тысячу раз больше, чем брат Флика? Но допустим, Эвентину что-то известно о судьбе Шеа? Допустим, он знает, где искать его брата — или даже расскажет, куда исчез всесильный Меч?
Усталый рассудок Флика начал быстро перебирать самые маловероятные возможности. Он должен найти Шеа; все остальное в этот момент перестало быть для него столь важным. Когда Менион отправлялся предупредить города Каллахорна о надвигающейся опасности, некому больше стало помочь Шеа. Даже Алланон, казалось, исчерпал все свои безграничные возможности. Но Эвентин мог знать что-то новое о судьбе Шеа, и только Флик мог сейчас ему чем-то помочь.
Дрожа от касаний холодного ночного воздуха, он смахнул с лица дождевую влагу и в немом изумлении всмотрелся в туман. Как ему могла прийти в голову мысль вернуться? Он балансировал на самом краю паники и изнеможения, не прикладывая больше никаких усилий для того, чтобы удержаться. Однако ночь благоприятствовала ему — темная, туманная, непроглядная. За оставшееся у них короткое время такой возможности могло больше не представиться, а воспользоваться ей сейчас мог только он. Это безумие, безумие! — в отчаянии подумал он. Если он вернется туда, если в одиночку попытается освободить Эвентина‡ его убьют.
И все же он внезапно решил, что должен поступить именно так. Он всерьез заботился о судьбе Шеа, и только пленный эльфийский король мог рассказать ему, что случилось с его пропавшим братом. Он прошел в одиночку трудный путь, провел двадцать четыре мучительных часа, скрываясь и стараясь уцелеть во вражеском лагере, где только случайность могла спасти его. Он даже пробрался в командирскую палатку троллей, найдя там великого короля эльфийского народа и передав ему свое краткое послание. Возможно, на его стороне все это время был слепой случай, чудесный и ускользающий, но все же, мог ли он сейчас бросить свое дело, зайдя уже так далеко? Он слабо улыбнулся своим героическим мыслям, неудержимому стремлению к подвигам, на которое раньше успешно не обращал внимания, но теперь оказался порабощен им и, несомненно, вскорости докажет миру, что героя из него не получится. Замерзший, усталый, черпающий последние физические и душевные силы, он тем не менее шел на этот главный риск только потому, что волей обстоятельств оказался в этом месте и в это время. Он один. Вот поразился бы Менион Лих, увидев меня сейчас, с мрачной иронией подумал он. В то же время он был совсем не прочь, чтобы горец вдруг оказался рядом и поделился с ним каплей своей неиссякающей отваги. Но Мениона рядом не было, а время быстро уходило.
Тогда, словно во сне, он отправился обратно, сквозь спящий лагерь и клубящийся туман, и вскоре пригнулся, затаив дыхание, в считанных ярдов от огромной палатки матуренов. По его разгоряченному лицу маленькими ручейками стекали капли дождевой влаги и его собственного пота, впитываясь в промокшую одежду; он неподвижно и безмолвно разглядывал свою цель. В его усталый ум начали закрадываться жестокие сомнения. Прошлой ночью в палатке было страшное существо, служившее Повелителю Колдунов, черный, бездушный инструмент смерти, готовый без колебаний уничтожить любого шпиона. Возможно, он и сейчас находился внутри, терпеливо ожидая именно такой безумной попытки освободить Эвентина. Хуже того, короля эльфов давно могли перевести в другое место‡ Флик решительно отбросил все сомнения и глубоко вздохнул. Он медленно собирался с силами, заканчивая изучать парусиновую палатку, кажущуюся лишь туманной тенью в непроницаемом сумраке. Ему не удалось различить даже силуэтов громадных охранников-троллей. Его рука исчезла под мокрым плащом и вновь появилась, сжимая короткий охотничий нож, его единственное оружие. Он тщательно восстановил в памяти расположение предметов внутри палатки и место, где сидел связанный Эвентин, когда Флик кормил его прошлой ночью. Затем он медленно двинулся вперед.
Флик сжался в комочек рядом с влажной парусиновой стенкой огромной палатки, прижавшись щекой к холодной грубой материи, и долго вслушивался в слабые шорохи, время от времени доносившиеся изнутри. Должно быть, он медлил добрые пятнадцать минут, неподвижной тенью застыв среди тумана и мрака, напряженно вслушиваясь в приглушенный звук тяжелого дыхания, перемежающегося храпом, исходящим от спящих северян. Он быстро обдумал возможность проникнуть внутрь через открытый полог, но вскоре отверг эту идею, сообразив, что оказавшись в палатке, ему, чтобы освободить Эвентина, придется пробираться между множеством спящих троллей. Вместо этого он выбрал ту часть палатки, где за парусиновой стенкой, по его мнению, висел плотный гобелен — именно в этом углу на стуле вчера сидел связанный эльфийский король. Затем, мучительно медленно двигая пальцами, он проколол острием охотничьего ножа влажную парусину и начал резать, сверху вниз, по одному волокну, по крошечной доле дюйма.
