— Ниссел была бы... Как это по-вашему? «Расстроена»?

— Расстроена, — подтвердила Кэлен.

— Да, расстроена тем, что так много целебных растений погибло. Это преступление — уничтожать то, что может помочь людям.

Кэлен смотрела, как он выдвигает и задвигает ящички.

— Преступление, — безучастно согласилась она. Чандален выдвинул очередной ящичек и замер. Несколько мгновений он смотрел на него, не веря своим глазам, а потом осторожно вынул пучок крошечных листьев, перевязанных ниткой. Листья были темно-зеленые с малиновыми прожилками.

— Квессин-доу, — прошептал он, удивленно присвистнув.

Глаза Кэлен уже привыкли к полумраку, и она внимательно осмотрелась. В лавке не было трупов. Возможно, хозяину удалось улизнуть, но скорее всего он погиб, сражаясь на улицах города.

— Что такое «квессин-доу»?

— Лекарство, — завороженно глядя на листья, ответил Чандален. — Квессин-доу может спасти тебя, когда по ошибке проглотишь десятишаговый яд. А если действовать быстро, то можно выжить, даже когда ты ранен отравленной стрелой.

— Как можно проглотить его по ошибке?

— Этот яд делается из пережеванных листьев банду. Их надо жевать очень долго, пока они не превратятся в пасту. При этом можно случайно проглотить немного, а если делать яд часто, то все равно заболеешь. — Чандален развязал кожаный мешочек, висевший у него на поясе, и достал небольшую коробочку, плотно закрытую крышкой. Внутри была темная масса. — Это десятишаговый яд, которым мы смазываем свои стрелы. Если проглотить его совсем чуть-чуть, то сильно заболеешь. Если побольше, будешь болеть долго, а потом умрешь. Ну а тот, кто по неосторожности проглотил слишком много, умирает сразу. — Чандален спрятал коробочку обратно в мешочек.

— Значит, квессин-доу может спасти человека? — Чандален кивнул. — Ну а если ты ранен десятишаговой стрелой? Разве ты успеешь принять противоядие?

— Когда как. Иногда можно просто случайно поцарапаться своей же стрелой, и тогда, конечно же, успеешь съесть квессин-доу. Раньше наши охотники всегда носили с собой несколько листьев. Но даже если ты ранен врагом, еще не все потеряно. Десятишаговая стрела хороша, когда попадает в шею. Тут уже ничего не поможет. Но если стрела попала в ногу, яд действует медленнее. А еще бывает, что на стреле яда меньше, чем надо, например, если ее слишком часто использовали. Тогда он действует еще медленнее. В старину перед схваткой наши воины специально ели квессин-доу, и стрелы врагов были им нипочем. — Чандален печально покачал головой. — Беда только в том, что эти растения — большая редкость. Когда в последний раз мы покупали точно такой же пучок, каждому охотнику, чтобы расплатиться, пришлось сделать по три лука и два раза по пять стрел, а женщинам — очень много посуды. Но те листья давно уже кончились, а люди, которые нам их продали, не могут найти новых. Листья просто исчезли. Два человека умерли от яда с тех пор. Если бы кто-нибудь принес в наше племя такой пучок, мы бы щедро ему заплатили...

Кэлен смотрела, как он почтительно кладет листья на прежнее место.

— Возьми их, Чандален. Отдай своему народу. Здесь они уже никому не помогут.

Он медленно задвинул ящичек в шкаф.

— Я не могу. Нехорошо брать чужое, даже если этот человек умер. Они не принадлежат моему племени. Они принадлежат тем, кто жил здесь.

Кэлен присела рядом, открыла ящичек и подняла с пола маленькую тряпицу.

Завернув в нее листья, она протянула сверток Чандалену:

— Возьми. Я знаю жителей этого города и расплачусь с ними за то, что взяла. А поскольку я собираюсь расплатиться, сейчас они принадлежат мне. Возьми. Я дарю их твоему племени за те неприятности, которые я вам причинила.

Чандален озабоченно посмотрел на сверток.

— Для подарка это слишком ценная вещь. Делая такой подарок, ты налагаешь обязательства на мое племя.

— Тогда считай это платой за то, что вы с Приндином и Тоссидином охраняете меня в пути. Вы рискуете жизнью, но больше мне нечем вам заплатить. У вашего племени нет передо мной никаких обязательств.

Нахмурившись, Чандален некоторое время размышлял, потом взял сверток и, подбросив его на ладони, положил в мешок. Затянув мешок сыромятным ремнем, он встал.

— Ты заплатила нам за то, что мы проводим тебя в Эйдиндрил, и кроме этого, мы тебе ничего не должны.

— Ничего, — кивнула Кэлен.

Они снова пошли по молчащим улицам, мимо высоких домов, мимо лавок и постоялых дворов. Каждая дверь была взломана, каждое окно — разбито.

Осколки стекла, словно застывшие слезы, сверкали на солнце. Орды захватчиков прошли сквозь каждое здание, сметая на пути все живое.

— Как удавалось такому количеству людей жить в одном месте и не голодать? Им не хватило бы ни дичи в горах, ни полей для посевов.

Кэлен постаралась взглянуть на город глазами Чандалена. Конечно, для него это загадка.

— Горожанам вовсе не обязательно всем охотиться или работать на полях. У каждого есть свое ремесло.

— У каждого? Как это?

— Это значит, что каждый занимается чем-то одним. А то, чего не может сделать сам, он покупает за золото или серебро.

— А где он берет это золото и серебро?

— Ему дают те, кто покупает у него вещи, которые он производит.

— А у них откуда оно берется?

— Они тоже умеют делать какие-то вещи, и за них им тоже платят.

Чандален скептически усмехнулся:

— А почему они не меняются? Это же гораздо проще.

— Ну, по сути, это и есть обмен. Допустим, мне нужен твой лук, но у меня нет ничего, что нужно тебе. Я даю вместо этого деньги — такие кружочки из золота и серебра, а ты покупаешь на них то, что тебе необходимо.

— Деньги, — повторил Чандален, словно пробуя новое слово на вкус, и недоверчиво покачал головой. — Зачем же тогда людям работать? Почему бы им просто не пойти и не взять себе столько этих самых денег, сколько им нужно?

— Некоторые так и делают. Они добывают золото и серебро. Но это очень тяжелый труд. Золото трудно найти, и его надо выкапывать из-под земли. Именно потому, что золото — редкость, из него делают деньги. Если бы его было так же легко отыскать, как овес или песок, никто не стал бы на него меняться. Деньги потеряли бы цену, наша система обмена бы рухнула, и люди начали голодать.

Чандален нахмурился и остановился.

— А как выглядит это золото и серебро, о которых ты говоришь?

Кэлен не остановилась вместе с ним, и ему пришлось ускорить шаги, чтобы ее догнать.

— Золото... Помнишь медальон, который вождь бантаков отдал Племени Тины в знак мира? Вот он сделан из золота. — Чандален кивнул и понимающе хмыкнул.

— Кстати, — на этот раз остановилась уже Кэлен. — Ты, случайно, не знаешь, откуда у бантаков столько золота?

— Еще бы! — отозвался Чандален, разглядывая черепичные крыши домов. — Это мы им даем.

— Что?! — воскликнула Кэлен и, схватив его за руку, развернула к себе. — Что значит «мы им даем»?

Чандален вздорогнул. Он не любил, когда ее рука — рука Исповедницы касалась его. Если она вздумает освободить свою силу, его не спасет даже стальная броня, не то что тонкая волчья шкура. Кэлен убрала руку, и он вздохнул с явным облегчением.

— Чандален, а где Племя Тины берет столько золота?

Он посмотрел на нее, как на ребенка, который спросил, откуда берется грязь.

— Из ям, конечно. На севере наших владений, где земля каменистая и сухая, есть глубокие ямы. Там и лежит золото. Это плохое место. Воздух горячий и нездоровый. Если долго сидеть в этих ямах, умрешь. Золото лежит глубоко, на самом дне. Желтый металл. Слишком мягкий, чтобы делать из него оружие, поэтому нам он не нужен. — Чандален подтвердил свои слова пренебрежительным взмахом руки. — Но бантаки говорят, что духам их предков нравится смотреть на желтый металл, и поэтому мы разрешаем им приходить туда и лезть в ямы, чтобы они могли угодить своим духам, когда те приходят в наш мир.

— Чандален, а другие племена знают об этих ямах?

Он пожал плечами: