Я могу добавить, что французское правительство уполномочило меня разъяснить, что оно занимает по этому вопросу ту же позицию, что и правительство Его Величества» (выделено мной. — С. Л.)[625].

Ошибкой было не то, что Англия и Франция встали, наконец, на позиции противодействия экспансии Гитлера, в т. ч. решили защищать Польшу — соображения военной стратегии диктовали именно такой путь. Катастрофической ошибкой стало предоставление гарантий без привлечения СССР.

У Лондона в той ситуации были все рычаги для оказания мощного дипломатического давления на Варшаву по вопросу сотрудничества с СССР. Великобритания должна была обусловить английские гарантии Польше согласием последней на привлечение СССР к европейскому альянсу против германской агрессии. Ибо только в этом случае Гитлер действительно оказался бы зажат в тиски, способные сдержать его агрессию (удержать от агрессии как таковой).

Тогда как предоставление односторонних англо-французских гарантий, не подкрепленных гарантиями с Востока, действовало на Гитлера как красная тряпка на быка — провоцируя третий рейх на агрессивные решения, от которых его пытались удержать. Т. е. эти односторонние и крайне недостаточные с военной точки зрения гарантии играли роль не пены, подавляющей разгорающийся пожар войны, но бензина, раздувающего пламя еще больше. Так и произойдет: уже в апреле 1939-го Гитлер подпишет «план Вайс» (о подготовке войны с Польшей) и разорвет польско-германский договор о ненападении.

Односторонние англо-французские гарантии от 31 марта (подтвержденные официально 3 апреля), данные Польше без ее предварительного согласия на участие СССР в общеевропейском альянсе против агрессии, сыграют роковую роль и в дальнейших переговорах об объединении коллективных усилий для противодействия Гитлеру. Варшава, имея «в кармане» англо-французские гарантии (как считали неадекватные поляки — вполне достаточные), впоследствии упорно отвергала любые попытки привлечь Советский Союз к единому фронту борьбы.

Английский историк Джон Фуллер впоследствии будет вспоминать: «Я был в Берлине вскоре после предоставления гарантий и спросил известного американского журналиста (Уильяма Ширера, также известного историка. — С. Л.), что он думал о них. Вот его ответ: „Я считаю, что ваш премьер-министр совершил грубейшую ошибку со времени принятия закона о гербовом сборе“»[626]. Далее он сказал (а он знает Польшу 30 лет): «Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нем соблюдаются правила безопасности, однако страховать завод, полный сумасшедших, немного опасно» (выделено мной. — С. Л.)[627].

Действительно, прежде чем страховать Польшу (этот, по выражению Ширера, «завод, полный сумасшедших»), следовало предварительно надеть на идущих по самоубийственной дороге и толкающих в эту пропасть других смирительные рубашки.

Очевидно, следовало применить другой алгоритм действий — сначала подписать трехстороннюю англо-франко-советскую декларацию о решимости трех великих держав совместно противодействовать агрессии Гитлера. А затем поставить Польшу перед выбором: либо она принимает трехсторонние гарантии, либо остается один на один с Гитлером.

И, надо сказать, что такие варианты в общих чертах обсуждались. Например, 22 марта 1939 г. Суриц докладывал НКИД о своей беседе с французским премьер-министром Даладье. И последний сказал советскому дипломату, что, по его мнению, было бы вполне «достаточным» сотрудничество между Англией, СССР и Францией и что он «готов пойти на соглашение, заключенное только между этими тремя странами»[628]. Если бы пошли по этому пути, исторические события могли бы развиваться совсем иначе.

Английский военный историк Лиддел Гарт в работе «Почему мы не извлекаем уроков из истории?», вышедшей в разгар Второй мировой войны, будет жестко критиковать заявление Чемберлена от 31 марта 1939-го, подчеркивая, что как раз полякам, которые «всегда были крайне несговорчивым народом, когда дело шло о разумном урегулировании спорных вопросов путем переговоров», английское правительство «не должно было давать неоценимые военные гарантии, прежде чем не будет обеспечено участие в них русских»[629]. Польская «несговорчивость», а она проистекала из не раз отмечавшейся нами прежде польской фанаберии, дорого обойдется Европе и миру.

После заявления Чемберлена в палате общин о предоставлении гарантий Польше он пригласит для обмена мнениями по международным вопросам Ллойд Джорджа. Во время этой беседы Ллойд Джордж поставит перед Чемберленом вопрос о жизненно важном участии СССР в блоке миролюбивых держав. Чемберлен ответит, что «в принципе он с этим целиком согласен, но что позиция Польши и Румынии делает пока практическое привлечение СССР затруднительным».

Тогда Ллойд Джордж спросит, как же при таких условиях Чемберлен рискнул выступить со своей декларацией, грозя вовлечь Англию в войну с Германией. Премьер возразит, что «по имеющимся у него сведениям, как германский генеральный штаб, так и Гитлер ни в коем случае не пойдут на войну, если будут знать, что им придется драться на двух фронтах — западном и восточном одновременно». Ллойд Джордж переспросит: «где же этот „второй фронт“?». Чемберлен ответит: «Польша».

Ллойд Джорджу осталось только расхохотаться: «Польша не имеет ни сколько-нибудь приличной авиации, ни достаточной механизации армии, что вооружение польских сил более чем посредственно, что экономически и внутриполитически Польша слаба». И главное: «Без активной помощи СССР никакого „восточного фронта“ быть не может». В заключение Ллойд Джордж заявит: «При отсутствии твердого соглашения с СССР я считаю Ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо»[630].

О том же скажет и Черчилль: идти на поводу у польских прихотей и фобий — было безответственной авантюрой. «Возможности организации какого бы то ни было сопротивления германской агрессии в Восточной Европе были теперь почти исчерпаны. Венгрия находилась в германском лагере. Польша отшатнулась от чехов и не желала тесного сотрудничества с Румынией. Ни Польша, ни Румыния не желали допустить действия русских против Германии через их территории. Ключом к созданию великого союза было достижение взаимопонимания с Россией», — напишет он в своей «Второй мировой войне»[631].

При всех ошибках, допущенных англо-французами, при всей огромной ответственности, которую они возложили на свои плечи, выдав полякам военные гарантии без СССР (или точнее — при всей безответственности, проявленной в те дни англо-французами), ключевая вина за произошедшее лежит на Польше, категорически отказавшейся от какого бы то ни было сотрудничества с Советским Союзом.

В апреле 1939-го переговоры о противодействии гитлеровской агрессии в Европе продолжились. Приняв односторонние (без СССР) обязательства защищать Польшу и Румынию, англо-французы сузили поле для маневра в переговорах с Советским Союзом. СССР ни перед кем обязательств не имел, в то же время он осознавал, что в сложившихся обстоятельствах от его позиции многое зависело.

«За границей распространяется убеждение в том, что о помощи Польше, в случае нападения на нее, можно с нами заранее не разговаривать и что мы автоматически будем снабжать Польшу оружием, авиацией и т. п. Я полагал бы необходимым рассеять эти предположения, дав прилагаемое при сем опровержение ТАСС», — писал Сталину Литвинов 3 апреля[632]. На следующий день в газете «Известия» такое опровержение ТАСС было опубликовано, второе подобное за двухнедельный срок (выше мы писали об опровержении ТАСС от 21 марта).