Саломэ грустно улыбнулась:

- Это персики, господин Чанг. А в остальном вы правы. Подайте мне плащ.

Бывшая наместница с интересом смотрела в окно кареты, отодвинув занавеску. Сурем изменился, настолько, что она не узнавала знакомых с детства улиц. Старый город перестраивался - на месте серых купеческих домов возводили новые, в три-четыре этажа, вызывающе яркие, из красного кирпича, с широкими фасадами, большими прозрачными окнами, едва прикрытыми тонкими занавесями. В окна выглядывали девушки в цветных корсажах - синих, желтых, алых, украшенных лентами, словно петушиные хвосты. Еще не так давно для купеческой дочери или жены немыслимо было вот так выглядывать в окно, а яркие платья носили непотребные девки, чтобы их не путали с приличными девушками.

На узких улицах безуспешно пытались разъехаться груженые подводы, аляповато разукрашенные кареты, закрытые носилки и отчаянные пешеходы, протискивающиеся между лошадьми. В воздухе стоял терпкий запах навоза, но куда-то пропали сточные канавы, по весне журчавшие веселыми, хоть и зловонными ручьями вдоль мостовых. Отследив взгляд Саломэ, Чанг пояснил:

- В Суреме, наконец-то, проложили закрытые трубы для нечистот, ваше величество. По личному приказу короля. А в одном из пригородов построили королевскую мастерскую, где эти нечистоты собирают, выпаривают и производят селитру.

- Но зачем?!

- За тем же, зачем в Ойстахэ вырубают леса, сплавляют в Квэ-Эро, а там пережигают на уголь. Серу добывают в самом Квэ-Эро, из морской соли.

Саломэ ничего не понимала: сера, селитра, древесный уголь, королевский указ… зачем это все Элиану? Почему король озабочен городскими нечистотами? А леса в Ойстахэ - герцог будет ох как недоволен. Чанг продолжил:

- Огненный порошок, ваше величество. И бомбарды, их уже начали отливать в Суэрсене, на рудниках. Не самое подходящее место, на мой взгляд, но королю виднее. Король собирается полностью перевооружить армию - большие бомбарды, для штурма крепостных стен, маленькие, ручные, для ближнего боя, зажигательные снаряды, начиненные огненным порошком - неисчерпаемые возможности. Военачальник Тейвор едва не отправился к Творцу от радости, когда король огласил свою волю. К сожалению, пришлось ввести новый военный налог, но его величество не сомневается, что подданные империи с радостью заплатят за будущее величие империи.

Саломэ нахмурилась:

- Армию? Но как же дворянские дружины?

Чанг довольно улыбнулся - Саломэ Светлой по-прежнему далеко оставалось до Энриссы Златовласой, но чему-то годы на троне и усилия господина министра ее все же научили. Он ждал этого вопроса:

- А дружинам огненный порошок не полагается. Речь ведь идет о величии империи. Зато лордам полагается собрать новый налог и отправить его в Сурем.

- Но ведь они взбунтуются! Неужели король не понимает?

- Непременно. Хотя я бы на их месте не стал. Замок первого же бунтовщика разнесут на куски новыми бомбардами, после чего остальные надолго задумаются. И будут думать, пока не раздобудут огненный порошок и не отольют свои бомбарды. После чего начнется междоусобная война, империя рухнет, новое оружие разойдется по всему свету, войны станут настолько смертоносны и разрушительны, что род человеческий сметет себя с лица земли. Или же мудрые правители вовремя прозреют и остановят кровопролитие. И тогда начнется кропотливый труд по восстановлению развалин.

У Саломэ дрожали губы, она не знала, что сказать. Элиан не может быть настолько слеп! Должно быть, он знает что-то неизвестное министру. Зачем ему своими руками разрушать империю, которую он создал?! Чанг накрыл ее ладонь своей:

- Не расстраивайтесь так, ваше величество. Империя рухнет еще не завтра и не послезавтра, время еще есть. Да и потом, все не так плохо - посмотрите по сторонам: Сурем не узнать, и другие города тоже. Свободная торговля, роспуск цехов, новые станки - каждый, у кого есть голова на плечах или умелые руки, преуспевает и молится за здоровье короля Элиана. К сожалению, голова и руки есть не у всех. И этим несчастным в новой жизни остается только умирать от голода.

- Но если все вокруг преуспевают, казна полна, почему нельзя помочь этим людям?

- Потому что королю нужны деньги на армию, на строительство, на новые станки, на школы, на множество других, не менее интересных идей. Кормить голодных и лечить убогих в интересы короля не входит, этим занимаются храмы и займетесь вы. Я хочу, чтобы все, от лордов, до последних побирушек, знали, что Саломэ Светлая по-прежнему любит свой народ и делает все для его благополучия.

Саломэ откинулась на спинку сиденья, и замолчала. Ей нужно было подумать над тем, что сказал министр, а самое главное, над тем, о чем он умолчал. И это, несказанное, но скользившее в каждом слове, заставило ее съежиться от холода в теплый солнечный день. Король погубит империю. Империю, которую она клялась охранять, но клялась его именем.

Возле храма Эарнира толпились нищие. Жрецы раздавали хлеб, по старому обычаю, перед службой, чтобы никто не мог сказать, что Эарнир требует благодарности за свои дары. Карета остановилась, и министр помог ей выйти. Она рассматривала толпу - привычные взгляду нищие в грязных лохмотьях оказались в меньшинстве. В очереди стояли прилично одетые люди, в ношенной, но добротной одежде, на хорошей ткани пятнами выделались холщевые заплаты. Стояли целыми семьями, с женами, старыми родителями, необычно молчаливыми бледными ребятишками. Получив хлеб, съедали его сразу же, отойдя в сторону, аккуратно подбирали крошки, но второй раз в очередь не становились, шли в храм. Нищие в лохмотьях горланили, толкались, сплетничали, размахивая руками, эти стояли молча, не отрываясь глядели в землю, даже дети. Было видно, что им стыдно.

- Эарнир Милосердный, что же это такое?!

- Это те самые люди, что не смогли преуспеть в новые времена. Середнячки, жившие своим трудом, без накоплений и подмастерьев. Цеха и гильдии их защищали, а свобода привела на паперть. Есть и крестьяне, они пришли в город в надежде найти работу, продали хозяйство, у кого было, у кого не было, просто ушли, собрав последние гроши. Многим повезло, рабочие руки были нарасхват, здесь те, на кого везенья не хватило. Здесь самые робкие и честные, остальные грабят почтенных горожан, девушки разошлись по притонам - деревенских неохотно берут в прислугу.

- Но почему они не возвращаются назад?

- Кому-то некуда, остальным стыдно, да и потом, всегда остается надежда, что не сегодня, так завтра, не завтра, так через день, через два, они все-таки найдут работу и разбогатеют. Когда надежда закончится - начнутся городские бунты.

- Они должны вернуться домой, если они сами не понимают, то нужно издать указ. Для их собственного блага!

Чанг неопределенно пожал плечами:

- Его величество считает, что свобода - главное и единственное благо, необходимое его подданным. В том числе и свобода умереть голодной смертью.

Саломэ решительно прошла вперед, поздоровалась со жрецами, раздававшими хлеб, и скинув плащ на ступени, пододвинула к себе корзину. По толпе пронесся шорох: "Наместница! Наместница!" Очередь замедлилась, каждому хотелось получше разглядеть Саломэ. Она раздавала круглые, еще теплые караваи хлеба в протянутые руки, разговаривала с людьми, спрашивала их имена, гладила детей по встрепанным макушкам. Рассказывали ей одно и то же: как цех распустили, так пришлые в новом городе лавки открыли, продают задешево, работают быстро, первое время держались как-то на старых запасах, цены снижали, но разве за ними угонишься? Вот, свояк на месяц пустил пожить в сарай, а потом хоть по миру иди - работу уже не найдешь, все места крестьяне заняли, им гроши платят, а они рады.

И у крестьян была одна история на всех, столь же нерадостная: сосед прошлым летом в город ушел, потом к старикам своим приезжал, рассказывал, что не хуже короля живет, большой кошель купил, в старый монеты не вмещались. Ну, я послушал-послушал, аренду на этот год платить не стал, в город подался. А работы-то и нету, в том году была, да вся вышла, в мастерских станки новые поставили, им теперь вдесятеро меньше людей надо, даже тех, кого раньше брали, на улицу выгоняют. А назад не вернешься, платить за землю нечем.