На майские праздники Шанин планировал более масштабное мероприятие — «второй Чемпионат России». Пригласил поучаствовать и Ворова с его Лигой автостопа. Тот сначала хотел игнорировать вздорного соперника, но потом передумал и решил его посрамить. Только не учёл, что для Шанина понятия срама не существует в принципе.

Алексей Воров по праву считается основателем организованного автостопа в России. Он и его соратники разработали методы эффективного автостопа, которые популяризатор Кротов описал в своём бестселлере «Практика вольных путешествий». Многим эти методы сегодня кажутся очевидными, но кто-то ведь когда-то изобрёл велосипед, и этот кто-то был Воров. За популяризацию Воров не любит Кротова. Честно говоря, он и себя-то любит только до обеда — такой уж тяжёлый характер. Кротов совсем не приписывает себе авторства, но проблема в том, что Воров почему-то желает считать своё учение сакральным: его спортивная организация «Петербургская Лига автостопа» является закрытой, в ней жёсткое членство и крайне жёсткие правила. Некоторые девушки распускают слух, что для получения «номера» Лиги необходимо переспать с отцом-основателем. В общем, если уж какую-то автостопную организацию хочется назвать сектой, то это Лига. Воров старается вербовать себе адептов в других организациях и открывать филиалы «секты» в разных городах — с переменным успехом. Когда Воров приходит «чисто на тусовки» или серьёзно пишет на раздол-байские форумы — хиппы премного удивляются. И в шанинских соревнованиях он решил поучаствовать по той же причине: продемонстрировать свою крутость и нашу отстойность. Такая вот политика. Нам смешно — но ведь спорт и политику можно сделать из чего угодно, даже из автостопа.

Прибыл, значит, Воров к Шанину на тусовку в МГУ и привёз десяток своих рюкзаков на продажу. Шьёт он их сам дома на профессиональной швейной машине. Рюкзаки у него уникальные, разработаны специально для автостопа. Выглядят очень маленькими, чтобы не отпугивать водителей малолитражек, а вмещается в них много. Потому что форма близка к сферической — вспомните из курса физики соотношение площади поверхности и объёма. На вид они напоминают кому сложенные парашюты, а кому ниндзя-черепашек. Сейчас, поддавшись уговорам, Воров стал производить вторую модификацию рюкзаков — «экспедиционный», чуть побольше, а тогда в природе была только одна модификация — «штурмовой», или «гоночный» рюкзак объёмом около 40 литров. Влезало в него, однако, всё необходимое для двух-трёхдневных гонок. Первый такой рюкзак Воров сшил лет 30 назад — а тогда не было компактного снаряжения — и заявил: «Всё, что не влезает в рюкзак, оставляем дома!» Но у некоторых что-то не влезает даже и сейчас, для этого к рюкзаку прилагаются два навесных пакета.

У меня ничего для путешествий не было. Я приобрела у Ворова рюкзак и пару навесных мешков, и в магазине купила налобный фонарик и коврик-пенку. Этот рюкзак — ровесник моего нулевого километра — жив по сей день, хотя из красно-чёрного стал равномерно серым и приобрёл пару заплат. У него заменены слайдеры на молнии: в европейской поездке сломались оба, но затянутый шнур по периметру входа не давал вещам выпадать. Спальный мешок я у кого-то нааскала — тяжеленный, ватный, с завязочками на груди. Да, ещё с целью ночного голосования и защиты от дождя я купила «костюм-сауну» для похудания: штаны и куртку из серебристого винила. Он не выпускает наружу пот, и если в нём заниматься физкультурой, якобы похудеешь. Раз он не промокает изнутри, значит, не промокает и снаружи, рассудила я. Как ни смешно кажется сейчас, но потела я в нём не сильно — снаружи бывало очевидно мокрее, чем внутри.

С непривычки вещей я набрала столько, что набила рюкзак и оба пакета. Нижний болтался и хлопал по попе. Но это ещё ладно — напарник мой Фил взял огромный брезентовый абалаковский «колобок», в который его заботливая мама положила несколько килограммов еды, термос с чаем и брезентовую же палатку «Памир-ка» плюс полиэтилен к ней. Пятилитровый котелок для этой еды в «колобок» уже не умещался. На старте я надела его на голову в качестве каски, что весьма позабавило питерских представителей Лиги.

Финиш был назначен в Питере, контрольный срок — девять дней. Питерцы давали москвичам телефоны, записали их и мы. Телефоны дали, насколько я помню, Воров, Пожидаев, Нетужилов и Гуменики. Позабавились — спортсмены-питерцы на свой лад, раз-долбаи-москвичи на свой — и ровно в полдень 1 мая двинулись от памятника Ломоносову — питерцы на рутинные гонки, а мы в неизвестность.

Мой напарник Филипп Лябибович Арнук — любопытный персонаж. Он гетерозисный гибрид первого поколения: мама из Рязани, папа из Дамаска, Сирия. Арнук означает «журавль». Папа учился в России. Несмотря на большую любовь, конфликта культур семья не пережила: сделав двух детей, папа вернулся на родину. Впоследствии Фил ездил автостопом к нему в гости. А я познакомилась с Филом в первом моём водном походе по Верхневолжским озёрам. Он был единственным из всего состава, у кого сложилась пара — с подружкой моей одногруппницы. Мне он тоже понравился, но я протормозила, а на чужое принципиально не зарюсь. Так мы составили бесконкурентный треугольник: тусовались втроём без всякой ревности, хоть никто со стороны в это не верил. Фил — музыкант, он и сейчас поигрывает на бас-гитаре в группе «108-102», широко известной в узких кругах, а тогда играл на контрабасе. На концерты две девушки проходили в тени контрабаса бесплатно. Играли зажигательное рокабилли, мы плясали до упаду, только дышать в накуренном зале было нечем, и нечем утолить жажду, кроме пива — тогда я его не любила, а Фил любил очень.

География — не дворянская наука, и я совершенно не представляла, где и куда мы едем. А Фил имел минский атлас автодорог, которым пользовался свободно, вызывая у меня восхищение.

Договариваться с драйверами у Фила получалось легко, а я уже имела стаж целых 100 км, и голосовали мы по очереди, лидера в нашей паре не было. По правилам гонок, которые Шанин собезьянничал у Лиги, мы вели хронику: записывали время и место посадки-высадки и марку машины. Фил разбирался и в машинах, а я научилась только определять их по тому, что написано у них на задницах. Он различал по внешнему виду всю жигулёвскую классику, а я и сейчас многие из них не различаю. В первый день почему-то все наши машины оказались «Жигулями».

Поначалу мы встречали наших «соперников» то на позициях, то в проезжающих мимо машинах, это было весело. Встречи тоже заносили в хронику. Едем мы по Ярославке, рассказываем драйверу про наши соревнования:

— А вот висит наш президент Шанин.

Едем дальше:

— О, а вот другой президент висит.

К пол-одиннадцатого вечера мы добрались до первой «марки» на въездном знаке «Кострома». До нас там уже отметились девять участников, все питерские номера Лиги. Мы их переписали, как положено, и долго гадали, кто есть ху. А потом записали себе «рест», т. е. официально объявили, что отдыхаем: по правилам Лиги после этой записи голосовать уже нельзя. Забрались в лес и расстелили спальники прямо под открытым небом, палатку ставить было лень. За что и поплатились: ночью заморосил дождик. Но Фил только снял с сучка фотоаппарат «Зенит» и завернулся в спальник с головой.

Утром мы неспешно собрались и застопили КамАЗ до поворота на Волгореченск. Там и застряли на ж/д переезде. Вроде, хорошая позиция, а не стопится ничего. Почему-то все машины сворачивали на просёлок. Фил не поленился сходить выяснить: оказалось, там была заправка. Проехал белый «Запорожец» с огромной рассадой на крыше: зелёного больше, чем белого. Мы уже заскучали — и тут смотрим: из проезжающего тепловоза нам машут рукой. Кто? Да это наш стопщик Саша Семёнов! Тепловоз остановился прямо на переезде, и мы в него запрыгнули. Так мы испытали на себе автостоп второго рода. В задней кабине было множество мудрёных приборов и странно чистый пол, а машиниста не было.