Мы с Ноткой, после того как нас не посадили в тюрьму, но и не продлили ей визу, вернулись в столичный город Урумчи продлеваться. В город нас привёз один весьма богатый государственный служащий — в Китае это частое явление. Он был не китайцем-хань, а представителем малой народности, которая у русских зовётся дунганами (откуда взялся такой этноним, непонятно), а самоназвание у них — хуй. Известно, что этот одиозный слог широко распространён в китайском языке, и в русской литературе принято ханжеское написание «хуэй». На этот счёт хорошо сказала давняя моя коллега по ушу: «Если я говорю «точка бай-хуй» — это прилично, а если говорю «пошёл ты на» — это неприлично». С этой народностью на северо-западе Китая мы встречались часто — очень приятные люди. Они тоже мусульмане, как и уйгуры, но совсем не упёртые.

Так вот, привёз нас мужик в Урумчи, поставил свою дорогую тачку на стоянку, специально для нас взял такси и отвёз в консульство. Там подождал, пока мы побегали по кабинетам и выяснили, что сегодня нами заниматься никто не будет — а была пятница. Тогда принудительно привёз в дорогущий отель и снял для нас двухместный номер на три дня. Никаких отказов — обижусь, говорит. Ладно, думаем, ему это по карману не ударит.

В отеле было красиво, но скучно. Отмылись, отстирались и долго глазели в окна: вид с 13-го этажа открывался обалденный, на городские магистрали и большую мечеть. Вечером мечеть подсвечивалась синим.

Дверь в номер открывалась с помощью электронной карточки. Одну карточку мужик дал нам, другую оставил себе. Обещал прийти вечером. Ну, мы решили, что в цивильном отеле, если что, до насилия не дойдёт, даже если он друзей позовёт. И как в воду глядели: привёл двоих, сказал — сослуживцы. Включили телевизор, уселись на кровать и стали решать какие-то рабочие моменты с помощью ноутбуков. Потом коллеги ушли, наш спонсор посетил душ и лёг в кровать, а мы с Ноткой поместились в другую. Никаких приставаний.

На следующий вечер история повторилась, только коллеги были уже другие. Тут мы присмотрелись: а по телику-то порнуху показывают! Местное телевидение такого не допускает, но тут ловилось русское Рен-ТВ, и ближе к ночи как раз… Но никаких домогательств опять не было. Так, только посмотрел вопросительно, даже слова не сказал и не прикоснулся.

На третий вечер до нас наконец дошло. Это же он очковтирательством занимался. Приглашал разных своих знакомых и показывал: вот у меня целых две белых девушки. Ходят по номеру почти что неглиже (по мусульманским меркам), порнушку с нами смотрят. Вот мы сейчас работу закончим, вы уйдёте, а я с ними отдыхать буду.

А если бы стал к нам домогаться — вдруг да получил бы отлуп, и не смог бы новой порции приятелей пыль в глаза пустить. От секса удовольствие мимолётное, и не узнает никто, а так — разговоров будет. Уважение приобретается надолго.

Многие удивляются, как же я с незнакомыми мужиками в одном спальнике сплю. С совсем незнакомыми не сплю — чревато это как минимум тем, что выспаться не дадут. Вот на одном спальнике, в смысле лежанке, с малознакомым драйвером — это ещё можно, да и то не со всяким. С американцами, например, можно — потому что они запуганы своим дурацким законом о сексуальном харассменте.

Раз дрыхли мы в фуре с одним дальнобоем, чрезвычайно толстым — это уж как водится. Верхняя полка у него была барахлом завалена, пришлось на одной ютиться. Кабины у них огромные, полки широченные, но и мужик широченный тоже. Во сне он меня приобнял, я проснулась, руку его демонстративно переложила и заснула снова. А наутро мужик извиняться начал:

— Ты только не подумай плохого, я ничего такого не хотел. Мне приснилось, что я с моей девушкой рядом, и вот я случайно… Прости, пожалуйста.

От наших такого, пожалуй, не дождёшься.

А вот истории из российской действительности. Надеюсь, мужчины на меня не очень обидятся.

В то время я вписывалась в Поваровке у Вадима Назаренко. Квартира своеобычная: по документам двушка, 22 кв.м. общей площади. Кухни нет, есть две комнаты — маленькая и очень маленькая, прихожая с умывальником, холодильником и электроплиткой. За дверцей прячется унитаз, сбоку от него душевой отсек, как на корабле: с овальным входом и двумя ступеньками, а также надписью «в душе не трахаться». Бывает, что помывшись, сразу выйти невозможно: надо подождать, пока сосед слезет с унитаза. На этой площади постоянно проживают Вадик с женой Динкой и мелкой дочкой Аринкой (тогда она ещё не родилась), 4–5 постоянных вписчиков, имеющих ключи, и какое-то количество непостоянных. Вещи вписчиков хранятся в рюкзаках, развешанных по стенам на крючьях. По ночам с пола убирают обеденную пенку и раскладывают пенки спальные, что напоминает игру в тетрис. ЧМО (частное молодёжное объединение) «Притон Поваровка» — достопримечательность, рекомендуемая к посещению.

Так вот, вписывалась я. Посёлок Поваровка находится за Зеленоградом, я регулярно опаздывала на последнюю дальнюю электричку и ехала от платформы Планерная стопом. Раз подвозил меня мужик, которому было надо намного дальше, уж не помню, куда, и он по дороге стал жаловаться, что просто так не поедет, а кофе хочет.

— Ну, давайте я вас кофеем угощу, — говорю. — По дороге пара точек есть, только качество не гарантирую. «Лучший кофе на дороге! Отхлебнёшь — протянешь ноги!»

Но мужик продолжал как-то мутно изъясняться, из чего я заключила, что он пытается напроситься на кофе в мой дом, но стесняется. Так мне же и лучше — от Ленинградской трассы до Поваровки пять километров, вторую машину стопить не придётся и пешком ещё идти там. Зазываю драйвера домой, но предупреждаю: живём мы, автостопщики, коммуной, можно испытать культурный шок. Ничего, говорит, даже интересно, как вы живёте. И так же косноязычно пытается выяснить, есть ли у меня муж. А мужа у меня на тот момент не было. Ну, я соответственно косноязычно отвечаю, а самой смешно: что-то будет.

Приехали. Первичный культурный шок мужик испытал в подъезде. Обычный, в общем-то, провинциальный подъезд: мочой воняет, а кое-где и кал присутствует, ободранные стены со множеством рисунков и надписей невысокого художественного уровня, двери такие же ободранные, кое-где мусор в пакетах выставлен и воздуха тоже не озонирует. Через всё это художество нужно подняться на пятый этаж, а лампочек рабочих, конечно, мало. Я взбежала легко, драйвер — с одышкой.

Открыла дверь своим ключом, народ уже спит. В обе комнаты двери закрыты. Значит, кофе будем пить в прихожей, там есть маленький столик. Стоя, стульев нет — так ведь это не проблема. Внутри чистоты не больше, чем в подъезде: месяц назад съехала Наташа из Барнаула, которая стимулировала жильцов на уборку, а остальные считают: почему гадят все, а убирать буду я один? Пока закипал чайник, драйвер разглядывал кучу старых ботинок и курток под надписью «1 человек = 1 куртка!», замызганный холодильник, чёрную от убежавшей в прошлом году еды электроплитку, драные стены с плакатами (часть из них непристойные), текущий кран, прошлогоднее же полотенчико, тараканов вокруг небелой треснутой раковины (они живут под раковиной, Динка считает, что у них там родина Таиланд: тепло и сыро, а ночью выходят на промысел), гору немытой посуды, три гостеприимно распахнутых мешка с мусором… и очевидно бледнел. А я что — достаю щербатые жёлтые чашки, выкапываю ништяки, рассказываю, что тут и мыши водятся, в компьютеры залезают, но еду покусать не успевают, поэтому бояться их не надо.

Тут из двери выползает Вова Печёный в семейных трусах с изрядной дыркой сзади. Он и так не Бельмондо, а со сна совсем косорылый.

— Привет, — говорит, и драйверу: — Здрасьте. Что-то во мне капуста бунтует.

Заваливается в сортир и громко продолжительно пукает.