Женщины плакали. Кто-то со стенаниями называл усопших по именам, перечислял заслуги.

Догорел высокий костер. Ровно светились красные угли, и быстро скользили языки сизого пламени. И старые и молодые носили землю, насыпали холм.

Недалеко от выросшего холма установили длинные столы, заставленные блюдами с мясом, рыбой и кашами. Тут же были бочки с пивом, брагой и квасом.

Все расселись по лавкам, пили, ели, славили умерших.

Сергей сидел рядом с вождем, а дальше за одним из столов кучно расположились остальные паломники.

Потом в честь павших начался бой. Две шеренги, сближаясь, бились на мечах. Раненых не было, чтобы не обидеть умерших.

Выходили и пары. В одной Сергей заметил Семена Кочетова. Тот ловко наносил убийственные на вид удары и так же ловко ускользал от ответных выпадов. Гул одобрительных голосов оценил его умение.

— У тебя хорошие бойцы, — похвалил Доброслав. — Но ты сегодня удивил нас. Мы не знали, что есть люди, способные выстоять против обра без оружия. Научишь нас. Наши судьбы теперь слиты.

Ночью никто не расходился. Подростки поддерживали костры. На столах ровно горели светильники. Тихая ночь. Мертвые ушли спокойно.

Доброслав, хмелея, гудел Сергею в ухо о племенах, о пяти тысячах бойцов, сохраненных до сего дня, о дальнем дозоре, выследившем передовой отряд обров, о том, что их племя — единственный непокоренный обрами островок, на который уже нацелены злые клинья, значит, быть великой войне!

И негромко гудело застолье, стены кругом — родной лес, потолок — жемчужное от звезд небо, и лишь порыв ветра, временами налетая, шумно тревожил вершины деревьев…

Будем жить!..

Прошло уже несколько недель после обрского истребления. Паломники прижились среди людей, чья жизнь десятилетиями текла на узкой полосе между границами силового поля и неустанныхвладений полуящеров, полулюдей.

Они уже знали: надвигаются основные силы. Но много ли и когда придут — то было никому не ведомо.

Люди просто ждали. И готовились. Сергей видел их боевой тренинг и поразился.

Мужчины с рассвета шли на поле перед тыном, из плетеных веток и шкур были сделаны щиты-мишени. Стреляли так искусно, что, когда первая впивалась цель, остальные четыре были уже в воздухе. Попытался стрелять и Сергей, пробуя натянуть слабыйпо его силе лук. Для него потом нашли старый, обделанный костью из чьих-то могучих рогов лук, после дело пошло. Сначала на Сергея смотрели во все глазаа потом привыкли.

— Откуда в тебе столько силы? — спросил как-то Доброслав. Волков объяснил. Он сказал, что, если бы Доброслав долгих десять лет, не снимая, носил на себе мешок всотню килограммов, с которым ел, спал, плавал и убегал спасая жизнь, он тоже стал бы таким.

Сергей научился бить из лука на пятьсот шагов. Не так метко, как местные бойцы, которые на триста шагов всаживали стрелу в бегущую козу, но в щит уже попадал.

Он смотрел, как в доспехах-латах, с мечом на перевязи, со щитом на левой руке, с копьем в правой, колчаном и луком за спиной, бойцы учились тесной стеной, поворачиваясь, как один. Видел, как по приказу воеводы Доброслава полк останавливался мгновенно и разом темнело небо от тучи стрел, вслед за которой катилась конная лава.

Развивая силу ног, управляли конем без помощи рук. С коня, как с твердой земли, били стрелами, метали копья. Скакали тоже строем, колено к колену, стеной боевых щитов.

Все знали — если плохо учился, то, когда придут обры, не только сам погибнешь, с тобой уйдут женщины и дети.

А то и еще хуже. О том, что могло ожидать взятых в плен, старались не думать, но от этого еще злее выглядывали цель, еще сильнее наносили удар мечом в учебном бою.

Вечером воевода сказал, чтобы не ложились и ждали.

— И своих предупреди. Женщин не тревожь, пусть спят.

Сергей понял, что все-таки задремал, когда очнулся от чьей-то руки, встряхнувшей плечо.

— Тихо! — сказал воевода. — Выводи своих.

Сергей предупредил всех и дал команду выходить.

Двор был уже посеребрен полной луной, и весь мир посечен на доли света и тени. У частокола возились люди. Воевода приказал всем снять рубахи. По лестнице, один за другим воины спустились вниз, прямо к доске, перекинутой через ров. Старались не отставать друг от друга, шли гуськом, след в след. Передний побежал.

Кругом все было залито лунным светом, а трава, словно жемчужный разлив, простиралась до опушки леса, куда все они бежали.

Вошли в лес, как в черный провал, но глаза быстро привыкли, и спину впереди идущего можно было разглядеть без труда.

По лесу передвигались быстро. Скоро вышли на большую поляну. После лесного мрака вновь стало светло, как днем. Все они — сотня человек — подошли к высокому тыну, огораживающему круглую поляну метров пятидесяти в диаметре.

Сияющая луна с разбегу спряталась в легких облаках — по небу скользил лишь бледный полированный диск, выглядывающий в случайный просвет. Все столпились в густой тени бревенчатых стен. В центре огороженной стенами площадки нависало нечто темное. Было оно примерно в три человеческих роста. Доброслав вышел вперед, оглянулся, негромко отдал команду. Местные воины рассыпались в шеренгу, полукольцом охватывавшую высокую темную глыбу впереди. Стрекотали кузнечики, и вдруг невдалеке низко-низко повел глухую песню волк. Держал ноту несколько секунд, потом выше, еще — и в изнеможении рассыпал где-то в небесах немую мольбу — волку было томно, а мелким тварям страшно.

Доброслав шагнул к паломникам, нашел в темноте Сергея и указал в центр площади:

— Вот, глядите.

Луна проскочила облако и снова залила мир внизу серебряной росой. Все без команды разом пали на землю, словно резцом каменотеса отсеченные тени, и вдруг возник, нависая над людьми, до зеркального блеска отполированный тяжелый каменный воин.

— Бог-Отец наш, — сказал Доброслав.

Глядя на идола, Сергей понял, почему близкая война и возможная смерть не вызывали у людей отчаяния. Понял, почему, несмотря на угрозу, женщины ткали полотно и пряли шерсть, почему перебирали зерно, почему мимоходом строили планы на годы.

Конечно, племя, не знавшее мира дольше коротких месяцев затишья, племя, где каждый любую минуту ожидал войны, насилия, истребления, где люди были окружены не знавшими пощады нелюдями, только такой народ мог сделать Бога-Императора образцом беспощадного мужества.

Вот он: под тяжелым шлемом сурово сдвинулись нахмуренные брови, выбившиеся пряди волос словно осыпаны мукой, в глубоких глазницах прятались огненные рубины глаз, рот твердо сжат, усы длинные, вислые и будто позолоченные отливали желтизной в лунных лучах. На прижатых к телу руках бугрились могучие мускулы, грудь нависала над впалым животом.

Бог был голым по пояс, но вооружен хорошо: из-за спины торчал лук, в одной руке меч, в другой боевой топор. Бог был воителем и защитником. Он звал к битве.

— Вы пришли в наш мир для встречи с Богом-Отцом. Не наша и не ваша вина, что обры, заступив путь, соединили наши судьбы. Пока обры угрожают нам и вам— наши цели ясны, а будущее только в совместной войне. В нашем войске, войске Бога-Отца, один за всех и все за одного. Иначе гибель неизбежна.

Мы войско, и мы выше племени, в нас жизнь и сила рода, пока мы живы — жив наш народ! Побьют нас — нашим женам и детям не жить: станут они, в лучшем случае, чужими рабами.

Я, воевода, вождь племени, спрашиваю, хотите быть с нами? Хотите биться против обров и победить? Клянитесь Богом-Отцом!

У ног статуи разожгли костер. В огонь сунули железные прутья, скоро повеяло чадом раскаленного железа.

— Встаньте правым плечом, чтобы принять знак братства, — приказал Доброслав.

Сергей догадался, что сейчас их будут клеймить, и посмотрел на своих: Илья, Исаев, Малинин… Сергей напрасно беспокоился, даже лицо профессионального скептика и разрушителя устоев Исаева выражало волнение и восторг.

И он подумал, подивившись неуместности мыслей, что бывают моменты, когда жизнь исключает альтернативы, и это — подарок, ибо на других этапах все одиноко мечутся между покоем и разрушением, не видя ни в чем однозначного смысла.