— Не могу поверить, почтенный эрат.

— Я не заставляю верить. Однако убежден, что люди должны идти в своем развитии постепенно, шаг за шагом — только тогда они все поймут и усвоят. А если возьмут сразу многое?.. Тогда станут похожи на младенца, которому дали в руки угломер или трубу дальновидения…

Они миновали охрану перед входом в здание и по узкому коридору вошли в обширный зал, где между перегородками трудились люди. Не отвлекая их от дела, Фрет Антел знакомил гостя:

— Вот Ат Гурт. — Он показал на молодого человека. — Сейчас работает над чувством времени у животных. Он открыл чудесный мир: оказывается, даже у кур есть свой язык, фруктовые деревья чувствуют музыку, пчелы понимают друг друга с помощью танца; дерево и вообще любое растение способны чувствовать боль и плакать. Они живые, эрат, как и мы, люди, однако у них своя, неведомая нам жизнь!.. Ат Гурт пришел к заключению, что пихта, туя, розмарин и кое-что другое, взятое вместе, особенно с добавкой можжевельника, выделяют такие запахи, которые не только снимают головную боль, но и повышают настроение человека. Это открытие сейчас крайне необходимо, поскольку гарманы с прекращением воздействия начинают мучиться головной болью и нервным расстройством. — Фрет Антел с гостем прошли дальше. — А вот Ла Цирт. Изобрел водяные часы и подъемные приспособления. Сейчас работает над жнейкой, которая, по его расчетам, за шестую часть суток сорвет столько колосьев, сколько семь землепашцев за весь день. Каково, дружок?

Они приблизились к следующей секции, руководимой долговязым флегматиком Роном Кари, который сделал удивительное приспособление, способное само, без вмешательства человека, наливать воду в сосуды определенными порциями. Заслуга его состояла еще и в том, что он усовершенствовал ткацкий станок, отделив нити основы, — четные от нечетных, — двумя специальными штырями. Это позволяло поддевать челнок под все нити одним движением. Совсем недавно он предложил для работы каменных жерновов применять водяное колесо с лопастями и силу ветра. Ему же принадлежит изобретение зубчатых передач.

Эрат Барет интересовался каждым изобретением, каждой живой мыслью ученых и часто подолгу задерживался то в одной, то в другой секции.

В отделении врачевателей они застали веселый переполох: при вскрытии в желудке у лягушки был обнаружен уж! Эта сенсация облетела все здание и породила кучу всевозможных предположений. Когда же наконец волнение улеглось и люди стали расходиться, Барет обратил внимание на странное подобие человека, состоявшее будто из грубого переплетения паутины.

— Что это? — спросил он, различив лицевые кости черепа и почувствовав жуткий холодок между лопатками.

— О! — Глаза ученого заблестели. — Наша гордость, дружок. Старый Ланти нашел способ сохранения кровеносных нитей с помощью особого состава жидкости, которую вводили внутрь…

— Живому?!

— Да. Но пусть вас не пугает мое признание: Урги был опасным преступником и суд приговорил его к смерти. Мне с трудом удалось убедить власти отдать Урги для опытов.

— Все равно жестоко, эрат!

— Разумеется. А что бы сделали вы на нашем месте, когда так была необходима модель сложнейшей системы, расположения кровеносных нитей? Может быть, меня несколько оправдает в ваших глазах то обстоятельство, что Урги был усыплен, прежде чем ввели в его тело жидкость. Так или иначе, большие открытия должны в конце концов оправдать вынужденную жестокость.

Барет молчал, и эрат Антел со вздохом продолжил:

— Много больных мне удалось избавить от ожирения благодаря подобной жестокости: я заставлял их голодать — жили они только на воде и травах — и вот теперь эти бедняги целуют мою одежду в знак благодарности. А было время, когда они называли меня извергом. Однако оставим это. Разве вам не интересно знать о внутреннем строении нашего тела, о функциях каждого органа, о многом и о многом другом, чего люди никогда не постигнут без наших опытов? Знание не должно останавливаться ни на миг, иначе люди будут блуждать в бескрайней ночи загадок и тайн. Нет преграды, равной преграде невежества!

Фрет Антел повел гостя дальше. И вот там, во второй половине здания, Рич Барет действительно задал себе вопрос: для чего это? Он проходил мимо подвешенных и изолированных от тела мозга, ноги, сердца, мимо отдельных частей каких-то, безусловно, грандиозных машин, которые никогда не будут созданы полностью, потому что изобретатели ныне сами не знали их назначения.

— Дальше не пойдем, — хмуро сказал эрат Антел. Он сел и склонил голову. — Беда в том, дружок, что не один я начинаю страдать забывчивостью: по-видимому, это участь многих гарманов.

— Что же с нами происходит, почтенный эрат?

— Нет больше подсказок создателя… или как его? Вот мы и растерялись, не знаем, что теперь делать. Чем дальше, тем тяжелее сознание своей беспомощности перед надвигающимся несчастьем! — Он сдержанно вздохнул, тяжело поднялся и толкнул ближнею дверь. — Вот полюбуйтесь: еще одна нелепость.

Молодой человек заглянул в комнату, и волна озноба прокатилась по его телу. За прозрачной перегородкой, в просторном бассейне, заполненном до краев водой, стоял человек. В глазах его была тоска одиночества и мольба о свободе. Рич Барет бросился к бассейну и припал к холодному стеклу — оно обожгло его руки. Необычный пленник робко приблизился и беззвучно пошевелил губами.

— Боги! Какое несчастье! — прошептал Барет. — Эрат, что вы сделали!

Фрет Антел отвел взгляд в сторону.

— Да. Да, дружок… Трагичнее всего то, что мы не знаем, как его вернуть обратно. Отныне он обречен на вечное проживание в воде.

Ученый потянул эрата Барета к выходу. Тот в дверях оглянулся и увидел, что водный житель уже лежал на дне в позе крайнего отчаянья.

— Вот так, — потерянно прошептал Фрет Антел. — Почти все, что мы сделали, абсолютно никому не нужно! А то, что было нужно, забрали гнофоры… Не исключено, правда, многие наши детища стали бы гениальными открытиями, не навались на нас это несчастье… А вы знаете, дружок, я даже как-то и не удивляюсь этому несчастью — вроде все так и должно быть. Вы разве не ощущали, что до недавнего времени жили бездумно по чьим-то подсказкам? Вот видите!

Фрет Антел немного помолчал.

— Поверьте на слово, дружок, у нас, ученых, не было никогда и не могло быть дурных намерений. Мы трудились для расцвета культуры Гарманы и были преданы ей всем сердцем…

Внезапно ученый замер, уставился в одну точку, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Эрат Антел…

Ученый не отозвался. В глазах его застыло жуткое выражение пустоты. Барету стало не по себе. Он медленно попятился к двери, спиной толкнул ее и выбежал из дома.

Барет не спеша выехал на коне за стены замка и оглянулся. Впечатляющее сооружение! Но с моря замок выглядит живописнее. Вот эти белые стены оттуда кажутся мирными, будто не предназначались когда-то для защиты от нападений и для преграждения пути противнику в Тенистый залив. Было жарко. Узкая полоса субтропиков, протянувшаяся по побережью, вскоре переходила в такую же узкую, но длинную саванну к юго-западу от Эля. К северу, сразу же за последними домами города, начиналась обширная Долина Ваз. Сколько ни ходи по Долине, не найдешь ни единой вазы, похожей на другую. Все они разные и по размерам, и по форме, и по рисунку. Некоторые стояли на возвышениях, к ним вели узкие ступени, полузакрытые сводами роз и жасмина, иные наоборот — выглядывали из неглубоких котловин с ровными покатыми склонами, на которых то тут, то там белели мраморные лестницы. И всюду — обилие цветов. Но вазы не уходили на второй план — они прежде всего бросались в глаза, и в этом была главная заслуга мастера.

Вдали — высеченный из огромной скалы Всадник. Находясь за Долиной Ваз, он был будто совсем рядом, казалось, что вздыбленный конь поднялся прямо из центра Долины… Эх, долина, долина! И здесь уже побывали твои недруги! Как же их назвали, возвращающихся к дикости?.. А, рептоны. Идущие назад. И жаль их, и зла не хватает. Вон как изломали цветники, разрубили зеленые своды плюща, откололи куски от ваз и ступеней… Вот горе! Откуда оно свалилось на Гарману? Смутное, непонятное время!.. Размышления неожиданно прервались: навстречу на белом скакуне ехал красивый молодой всадник и внимательно разглядывал Барета. Внезапно глаза незнакомца оживились, он незаметно огляделся по сторонам, и, поравнявшись, весело сказал: