Но что-то грызло Курца изнутри, не давая покоя его залитому кровью мозгу. Одно из имен…

Он снова пролистал список. Вот он. На третьей странице. Ясеин Гоба. Двадцать шесть лет, эмигрант из Йемена, уже получил американское гражданство. Живет в той части Локаваны, которую называют „за Мостом“. На юге от первого построенного в США цельнометаллического моста. Теперь это одно из самых неблагополучных мест в Америке. Гоба находился под наблюдением, отсидев полтора года по обвинению в вооруженном ограблении.

Курц попытался вспомнить, что ему сказала та нищенка, Туэла Дин. По слухам, „какой-то араб из Локаваны грозился кого-то застрелить“.

Очень тоненькая ниточка, подумал Курц. Даже громко сказано – „тоненькая“. Практически невидимая.

Курц понимал, что, возьмись он сейчас искать этого йеменца, перед ним встанет очень серьезный вопрос. Самый серьезный для него в настоящее время. Если все говорит о том, что кто-то охотился за Пег О‘Тул, а не за мной, какого черта я этим занимаюсь, вместо того чтобы искать убийцу наркоторговцев? В конце концов, некий парень по имени Тома Гонзага пообещал убить Джо Курца через – Курц глянул на часы – семьдесят восемь часов, если означенный Курц не решит проблему с серийным убийцей, досаждающим этому гангстеру. Курц встретился с Тома впервые в жизни, но этого хватило, чтобы понять – этот человек отвечает за свои слова. Кроме того, было бы совсем неплохо заработать сто тысяч долларов.

Тогда какого черта я долбаюсь, пытаясь найти стрелявшего в меня, если наиболее вероятной целью была Пег О‘Тул? Давай-ка, Джо, ищи убийцу торговцев героином.

Курц подошел к карте окрестностей Буффало размером четыре на пять футов, висевшей на северной стене офиса. Эту карту покупала еще Сэм в их старый офис. Арлин притащила ее сюда, несмотря на возражения Курца, говорившего, что эта штуковина им на фиг не сдалась. Однако сегодня утром она уже пригодилась. Они с Арлин пометили красными кнопками места, где произошли убийства, перечисленные в документах, предоставленных Анджелиной Фарино Феррера и Тома Гонзагой. Четырнадцать мест, двадцать два человека пропавших, вероятно, убитых.

Точки покрывали практически всю карту. Три в Локаване, четыре – в негритянском гетто к востоку от Мэйна, четыре – собственно в Буффало. Остальные – в Тонавонде, Чиктоваге и пригородах, таких, как Амхерст и Кенмор.

Курц прекрасно понимал, что будь на его месте любой другой следователь, пусть даже в распоряжении этого парня будут все силы полицейской криминалистики, не сможет раскрыть эти убийства за три дня, если виновный не решит сдаться сам. На территории в сотни квадратных километров, при необходимости опроса сотен возможных свидетелей и подозреваемых и проверки сотен отпечатков пальцев… У Курца не было даже игрушечного детского набора для снятия отпечатков пальцев. А еще надо учесть, скольким убийцам, местным и государственного масштаба, было бы выгодно строить козни развивающейся на западе штата Нью-Йорк наркоимперии клана Гонзага.

Если бы Курц всерьез решил составить список подозреваемых, первые пять строчек в нем заняла бы Анджелина Фарино Феррера. Уничтожение исторически сложившейся в этом районе монополии клана Гонзага на торговлю наркотиками было выгодно ей с любой точки зрения. Она честолюбива. Боже мой, делом чести для нее, в первую очередь, было убить Эмилио Гонзагу. Что она и сделала прошлой зимой не без помощи Джо Курца. Ослабив тем самым хватку семьи Гонзага и укрепив пошатнувшиеся позиции семьи Фарино.

Вся эта чушь типа обращения друг к другу по именам, „Анджелина“, „Тома“, имеет смысл только в том случае, если эта женщина прикидывается другом своему противнику, тем временем готовясь его уничтожить.

Но на карте стояли и пять синих кнопок. Дилеры и клиенты семьи Фарино, которые исчезли, оставив после себя только пятна крови.

А кто сказал, что их убили?

Анджелина Фарино Феррера. За первый год ее владычества семья достаточно хорошо вклинилась на рынок наркоторговли. Если бы пострадали только люди Гонзаги, это было бы слишком подозрительно. Что значит потеря немногих дилеров и клиентов по сравнению с доверием Тома Гонзаги? Может быть, этих пятерых просто перебазировали в Майами или Атлантик Сити. А тем временем люди миссис Фарино Феррера продолжают убивать дилеров Гонзаги.

Но Гонзага не верит Анджелине. В этом Курц был уверен. Нужно быть последним идиотом, чтобы доверять женщине, собственноручно застрелившей своего первого мужа и хранящей пистолет, орудие этого преступления, в качестве памятного сувенира, сентиментальной штучки, как называла его она. Женщине, которая вышла замуж во второй раз за человека значительно старше ее только для того, чтобы еще лучше научиться стратегии и тактике воровского мира. Женщине, хладнокровно утопившей своего единственного ребенка только из ненависти к его отцу, Эмилио Гонзаге.

Курц стоял у окна, глядя, как холодный дождь поливает Чипьюа-стрит. Вполне логично, что Гонзага дал ему на расследование убийств торговцев героином четыре дня. Если Курц не выполнит задание, у Гонзаги возникнет еще один повод убить его. Будто возможного участия Курца в убийстве его отца недостаточно. Если его убьют, Анджелина вряд ли что-нибудь выкинет. Она примет любые объяснения со стороны Тома и не станет злиться. На фоне таких грандиозных событий, как передел сфер влияния, жизнь какого-то Джо Курца покажется просто мелочью. Особенно если учесть, что движущей силой этих событий являются честолюбие и жажда мести. Альфа и омега спектра эмоций, присущих Анджелине Фарино Феррера.

Курц вымученно улыбнулся. У него нет особого выбора. По крайней мере, удалось нейтрализовать этого вольного стрелка, Длинноствольного Редхока. И записать их разговор по мобильному, когда они договаривались о деталях этого убийства. Безусловно, эта запись ставит под удар и самого Джо Курца, причем его вина, с точки зрения закона, серьезнее, чем у женщины-дона. Да и, по правде говоря, они вели разговор столь осмотрительно, что можно считать эту запись абсолютно никчемной.

Итак, все вернулось обратно к конверту с пятью тысячами долларов задатка. Он еще пригодится Курцу. Во вторник, после Хэллоуина, когда он будет сматываться из Буффало, штат Нью-Йорк. Навсегда. Перед тем как пересечь границу штата, он купит себе другой подержанный автомобиль. Очередной раз нарушив правила, установленные для досрочно освобожденных. Курц знал не слишком много людей за пределами штата, но самым главным из них в нынешних обстоятельствах был пластический хирург, живущий в Оклахома-сити. Он помогал обрести новое лицо и документы таким людям, как Джо Курц, за наличные.

Но Курцу требовалось несколько больше наличных денег. Теоретически, если он попросит Арлин выкупить его долю в „Свадебных колоколах“ и „Первой любви“, то в течение минуты у него будет порядка пятидесяти тысяч долларов. Но он никогда этого не сделает. Арлин годами ждала возможности открыть такое дело, хотя сама идея искать людей, бывших влюбленными в пору учебы в старших классах школы, пришла Курцу, когда он сидел в Аттике.

Впрочем, он всегда может раздобыть наличные.

Курц надел бейсболку, засунул за пояс револьвер и направился к своему „Пинто“. Он вдруг захотел повидать кое-кого в Локаване.

Локавана была одним из всемирно известных центров сталелитейной промышленности в течение почти столетия. Руду подвозили по воде, через реку Святого Лаврентия и по Великим озерам, на баржах и по железной дороге. Обратно увозили сталь. Десятки тысяч рабочих проработали здесь всю жизнь, отдавая ее компании „Локавана стил“ в течение более пятидесяти лет. Это была неплохая жизнь. Здесь платили больше, чем на заводах „Крайслер“ или „Америкэн Стандард“ или любом другом крупном предприятии в огромном рабочем городе под названием Буффало. Медицинское и пенсионное страхование на сталелитейном заводе тоже были практически вне конкуренции.

Однако рынок сбыта американской стали начал сокращаться. Горы шлака около заводов росли, небо становилось все более серым и мерзким, дома рабочих – все более мрачными и угрюмыми. Отчисления в пенсионный фонд съедали все большую часть прибыли компании, но сама идея жить за счет стали продолжала процветать. К концу шестидесятых профсоюзы окрепли, а технологии обветшали. Финансовая сторона дела поросла мхом и перестала поспевать за современным темпом жизни. Мельницы, моловшие руду, окончательно устарели. Профсоюзы все еще продолжали добиваться выгодных соглашений, менеджеры клали себе в карман всевозможные премии, но руководство компании предпочитало выплачивать большие дивиденды, а не вкладывать деньги в обновление производства, новые технологии и развитие менеджмента. Тем временем сталелитейная индустрия Японии, Таиланда, Европы и России поднялась из послевоенного упадка. На их стороне было дешевое сырье и такая же дешевая рабочая сила, новые технологии и льготное налогообложение. Сталелитейщики Локаваны кричали, что их дурачат и демпингуют. Компании платили политикам за принятие протекционистских законов, не меняя свою стратегию по зарплате и пенсиям. И сохраняя устаревающее с каждым днем оборудование. Они варили сталь точно так же, как это делали их деды. И продавать пытались точно так же.