Мужчина на мгновение выпрямился, тряхнул головой и ничком упал с грохотом, достойным опрокинувшегося игрового автомата.

У Курца болела голова, и он чертовски устал. Поэтому он еще раз пнул ногой упавшего громилу по голове, а потом под ребра. Ощущение было такое, будто под ногой оказался сначала шар для боулинга, а потом мешок с салом весом килограммов в сто тридцать.

Слегка прихрамывая, Курц пошел к двери в задней стене бара, продолжая сжимать в руке револьвер.

На внутреннем дворике пахло мочой и наркотой. Глаза, не прикрытые очками, болезненно среагировали на яркий солнечный свет. Курц моргнул, и это было последнее, что он успел сделать. В пятнадцати метрах от него стоял огромный черный лимузин, перегораживавший выход на Делавэр стрит. Его мотор работал на холостых. Противоположный выход загородил „Линкольн Таун Кар“.

Два человека, одетые в длинные черные пальто, абсолютно неподходящие к этому солнечному октябрьскому дню, навели пистолеты в грудь Курцу.

– Брось пушку, – сказал тот, что пониже ростом. – Двумя пальцами и медленно.

Курц подчинился.

– Залезай в машину, задница.

Мысленно согласившись с выданной ему характеристикой, Курц вновь подчинился приказу. И действительно, он самая настоящая задница.

– Вас тяжело найти, мистер Курц.

Лимузин ехал на запад. К северу от шоссе виднелись озеро и река. Следом за лимузином ехал „Линкольн“, набитый телохранителями Гонзаги. Курца затолкали на откидное сиденье рядом с мини-баром, напротив Тома Гонзаги. Рядом с шефом сидел телохранитель, судя по виду, самый умный из его подручных. Он небрежно держал в левой руке револьвер Курца. Правую руку он упер локтем в колено, наведя свой пистолет прямо в сердце пленнику. Второй телохранитель расположился на скамейке с мягкой обивкой справа от Курца, сложив руки на груди.

Когда Курц никак не отозвался на реплику Гонзаги, тот продолжил:

– Весьма странно было найти вас в таком месте, как „Членозабиватели“.

– Я услышал, что вы меня разыскиваете, и решил, что вас вполне можно повстречать именно в таком месте, – ответил Курц, пожав плечами.

Телохранитель, сидевший рядом с доном, взвел курок большим пальцем. Тома Гонзага покачал головой, слегка улыбнувшись, и положил левую ладонь поверх пистолета. Не сводя глаз с Курца, телохранитель аккуратно перевел курок обратно.

– Вы пытаетесь меня провоцировать, мистер Курц, – сказал Гонзага. – Хотя ума не приложу, зачем вам это в нынешних обстоятельствах. Вероятно, вы знаете о том, что мой отец сослал меня во Флориду восемь лет назад именно потому, что узнал о моей гомосексуальности.

– Я-то думал, что вы все сейчас предпочитаете термин „гей“, – откликнулся Курц.

– Нет. Лично я предпочитаю название „гомосексуал“, или „голубой“. Даже педераст, в крайнем случае.

– Правда в качестве рекламы?

– Что-то вроде. Большинство моих знакомых гомосексуалистов, которых я знаю не один год, не назовешь ни веселыми, ни беспутными людьми, если вернуться к изначальному значению слова „гей“.

Курц снова пожал плечами. Возможно, есть темы, которые интересуют его еще меньше, к примеру, футбол, но ему ничего не приходило в голову.

У Гонзаги зазвонил мобильный. Мужчина нажал кнопку ответа и молча выслушал звонящего. Курц внимательно рассмотрел его лицо. Отец Тома, Эмилио, был исключительно мерзким типом. Будто какой-то чокнутый ученый пришил голову карпа к телу быка. Тома, которому сейчас было лет сорок с небольшим, унаследовал от него бочкообразный торс и короткие ноги, но лицо было даже немного симпатичным, чем-то напоминая Тони Кертиса в молодости. У него были такие же чувственные полные губы, как и у отца, но их изгиб выдавал привычку смеяться, а не кровожадно ощериваться, как это было у старшего Гонзаги. Дополняли портрет голубые глаза и коротко стриженные седеющие волосы. На нем был стильный дорогой костюм серого цвета, а коричневая кожа ботинок выглядела столь мягкой, что казалось, их можно сложить и спрятать в карман.

Гонзага не стал складывать ботинки в карман. Вместо этого он сложил и убрал в карман мобильный.

– Возможно, вам будет приятно услышать, что Бернар уже более-менее пришел в сознание, хотя вы и сломали ему пару-тройку ребер.

– Бернар? – с удивлением переспросил Курц, сделав ударение на последнем слоге на французский манер, как и Гонзага. Сначала Колин, теперь еще и Бернар. Куда катится преступный мир? Он видел, огромную тушу телохранителя выволокли из Кей-Джис и аккуратно положили ее на заднее сиденье „Линкольна“.

– Да, – ответил Гонзага. – Будь я на его месте и в его должности, я бы давно сменил имя.

– А Тома не выглядит, как женское имя? – спросил Курц. Какого черта он подкалывает человека, который, по всей видимости, вознамерился убить его? Может, опять всему виной головная боль?

– Сокращенное от „Томас“.

Не доезжая Международного моста, они свернули направо, на Скахакуада, и лимузин поехал на восток, в сторону Кенсингтона. „Линкольн“ продолжал ехать следом.

– Вы были знакомы с моим отцом, мистер Курц?

Вот оно, подумал Курц.

– Нет.

– И никогда не встречались?

– Нет.

Гонзага стряхнул несуществующую пылинку со стрелки на своих широких серых брюках.

– Когда прошлой зимой мой отец вернулся в Нью-Йорк, чтобы встретиться с людьми, и был убит, большинство его ближайших соратников также исчезли. По сути, весьма трудно установить, что с ним происходило в последние дни его жизни.

Курц посмотрел на телохранителя. „Глок“ в его руках был все так же направлен в сердце пленника. Копы тоже носят „Глоки“. Теперь каждый бандит хочет себе такой же пистолет. Машина свернула на юг, и они снова выехали в деловой квартал Кенсингтона. Что бы ни случилось, вряд ли это произойдет прямо в лимузине Тома Гонзаги.

– Вы никогда не встречали человека по имени Микки Ки? – спросил Гонзага.

– Нет.

– А вот я так не думаю. Мистер Ки был самым крутым… соратником моего отца. Его нашли на старой заброшенной железнодорожной станции Буффало спустя два дня после того, как тут у вас разыгралась очень сильная метель. В феврале. У нас в Майами в те дни было градусов двадцать пять по Цельсию.

– Вы затащили меня сюда под дулом пистолета, чтобы беседовать о погоде? – спросил Курц.

Тома искоса посмотрел на него. Курц понял, что вступил на очень скользкую почву. Этот парень может быть сколько угодно похож на Тони Кертиса, но он из той же породы убийц, как и все Гонзага.

– Я пригласил вас сюда, чтобы сделать предложение. От которого вы не сможете отказаться, – ответил Гонзага.

Он и правда это сказал, подумал Курц. Эти идиотские мафиози и так достаточно утомительны, даже когда не стараются шутить и изображать вежливость. Курц попытался сделать максимально внимательное и беспристрастное выражение лица.

– Сегодня с вами разговаривала Анджелина. У нее проблемы. Некоторые из ее поставщиков и распространителей наркотиков пропали, – продолжал Гонзага.

Анджелина? Что за черт? Курц понимал, что этот гей, скорее всего, знает, какую работу предложила бывшему сыщику Анджелина Фарино Феррера. У него есть люди, которые за ней следят. Или они сами поговорили уже после его утреннего разговора с ней. Но чтобы два дона, делящие зону влияния в Буффало, называли друг друга по именам? И Анджелина назвала его „Тома“. Сложно себе представить. Каких-то семь месяцев назад Анджелина Фарино Феррера сделала все, что в ее силах и власти, в том числе наняла Джо Курца для того, чтобы убить Эмилио, отца Тома Гонзаги.

– Не предлагала ли она вам работу? Я имею в виду выследить убийцу, – спросил Гонзага. – Мы с ней обсуждали эту идею – привлечь к работе вас.

Курц моргнул. Эта контузия чуть не заставила его вырубиться в самый неподходящий момент.

– Она ничего не говорила о наркотиках, – ответил он, стараясь уйти от темы.

– Она вам сказала, что клан Фарино потерял пять человек по вине какого-то сумасшедшего убийцы? – продолжал Гонзага, сделав ударение на последнем слове, чтобы не оставить никаких сомнений.