– Там были два человека.

Женщина сложила руки на груди. Сегодня на ней была голубая рубашка из „оксфорда“ и мягкая куртка цвета верблюжьей шерсти в паре с обычными джинсами. Пистолет, как обычно, лежал в кобуре справа, скрытый курткой.

– Два человека, – наконец откликнулась она. – Ты разглядел их лица?

– Нет. Только силуэты. В темноте-то, за двенадцать метров. Первый парень начал стрельбу. Потом я подстрелил его и поволок О‘Тул в сторону. В этот момент второй подобрал пистолет калибра 0.22 и выстрелил.

– Почему ты думаешь, что это двадцать второй?

Курц нахмурился.

– Мне хирург об этом сказал. Именно такую пулю они вытащили из мозга у О‘Тул. Другую сняли с моего черепа. Зачем ты об этом спрашиваешь, Риджби?

– Ты же был слишком далеко, чтобы определить марку пистолета.

– Конечно. Ты вообще меня слушаешь? Кроме того, я запомнил глухой звук выстрелов.

– Глушитель?

– Нет. Но звук мягче, чем должен быть у двадцать второго в замкнутом пространстве. Возможно, из патронов вынули часть порохового заряда. Начальная скорость меняется не слишком сильно, но звук намного тише.

– Откуда такие сведения? – спросила Риджби.

– Из израильской „МОССАД“, – ответил Курц. – Когда они послали убийц, чтобы отомстить за резню в Мюнхене, то использовали пистолеты двадцать второго калибра с уменьшенным пороховым зарядом.

– Ты теперь эксперт по наемным убийцам, работающим на „МОССАД“, Джо?

– Нет, – ответил Курц, отодвигая в сторону оставшиеся пол пончика. – Я это в каком-то кино видел.

– В каком-то кино, – повторила Риджби. – Хорошо. Расскажи мне про этих двоих людей.

– Я уже сказал. Никаких деталей. Силуэты. Парень, которого я подстрелил, был ростом пониже, чем второй, который подобрал пистолет и подстрелил меня.

– Ты уверен, что подстрелил одного из них?

– Ага.

– Мы не нашли на полу крови, кроме твоей и О‘Тул.

Курц снова пожал плечами.

– Могу лишь предположить, что второй стрелок затащил раненого на заднее сиденье и уехал сразу же, как только снял меня.

– Значит, они вели огонь, прикрываясь своей машиной?

– Откуда, черт меня дери, я могу знать? Может, ты это знаешь?

Риджби снова наклонилась к нему поближе, поставив правый локоть на стойку.

– Я, черт подери, знаю только то, что никогда не стала бы и пытаться застрелить двух человек из пистолета двадцать второго калибра с двенадцати метров и в темноте.

– Еще бы. Но я не думаю, что они планировали стрелять с такого расстояния. Им пришлось поторопиться. Они бы стояли и ждали, когда О‘Тул подойдет к своей машине. И выстрелили бы в упор, с пары метров.

– Значит, ты уверен, что они охотились на нее, а не на тебя? – спросила Риджби, подняв свои потрясающие темные брови. – Ты многое вспомнил, Джо.

В ответ Курц только вздохнул.

– Моя машина находилась справа, далеко от пандуса. А стрелявшие стояли у самого пандуса, там же, где машина О‘Тул.

– Откуда ты это знаешь?

– Она пошла в том направлении, – ответил Курц. – Мы оба видели это, когда просматривали запись.

После этого он героически откусил от пончика еще кусочек.

– Почему два человека, но стреляет только один? – прошипела Риджби. До сих пор они шептались, но уже достаточно громко для того, чтобы официантка в красной пижаме в горошек обратила на них внимание.

– С какого хрена мне это знать? – спросил Курц в полный голос.

Риджби положила поверх счета пять долларов, расплатившись за две чашки кофе и пончик.

– Ты вспомнил что-нибудь еще?

– Нет. Я, конечно, хорошо помню то, что увидел на записи. Как я пытался утащить О‘Тул к двери, или, по крайней мере, за колонну, и как в меня попали.

Риджби внимательно посмотрела ему в глаза.

– Рассказы насчет спасения офицера О‘Тул, с риском для своей жизни меня не впечатляют. Я слишком хорошо знаю Джо Курца. Ты всегда был живым примером теории естественного отбора в человеческом обществе.

Курц понимал, о чем она говорит. Его пьяница-учитель, Пруно, за долгие годы в Аттике переслал ему немало книг. В списке за шестой год значился и Эдвард Вильсон. Но он сделал вид, что не понял ее замечания.

– Я нес О‘Тул на спине потому, что у нее массивное тело. В качестве щита. На таком расстоянии пуля двадцать второго калибра не прошла бы навылет, – заявил он, состроив максимально безразличное выражение лица.

– Так все и случилось, – проронила Риджби. – Позвони, если еще что вспомнишь, Джо.

Она встала и пошла к юго-западному выходу из рынка.

Курц ехал в своем „Пинто“ обратно в офис на Чипьюа, когда у него в кармане зазвонил телефон.

– Задание выполнено, – сказала Анджелина Фарино Феррера.

– Благодарю, – ответил Курц.

– В гробу я видела твои благодарности, – огрызнулась женщина-дон. – Ты мне задолжал, Курц.

– Нет. Давай подумаем об этом, когда я верну тебе аванс и ты с умом распорядишься сэкономленными пятнадцатью тысячами. Иди и купи новую подвеску для своего „Бокстера“.

– Я его весной продала, – сообщила Анджелина. – Он был слишком медленным, – добавила она, отключая телефон.

В офисе пахло кофе и табаком. Курц так и не привык к последнему и чувствовал себя слишком тошнотворно, чтобы насладиться первым.

Все тайны компьютера Маргарет О‘Тул были раскрыты. Защищенные паролем файлы, касавшиеся тридцати девяти поднадзорных, с которыми она работала, отдельные заметки – все, кроме электронной почты, также защищенной паролем. Большинство полученной информации оказалось откровенным хламом. Очевидно, О‘Тул не хранила в служебном компьютере информацию личного характера. Только по работе.

Файлы, относящиеся к досрочно освобожденным, включая Курца, содержали обычный набор – кучу неприятных фактов и ерунды, которую поднадзорные городили, приходя на регулярные встречи с ней. Из тридцати девяти человек двадцать один был помечен, как „активные“, т. е. те, которые были обязаны приходить раз в неделю, в две или раз в месяц. Ни одна из последних записей не начиналась словами типа „Поднадзорный такой-то такой-то грозился убить меня…“. Информация была банальной до одурения. Все эти парни представляли собой обычных неудачников, многие из них имели вредные привычки, некоторые – не одну. Ни о ком из них, несмотря на холодный профессиональный тон умозаключений офицера О‘Тул, нельзя было сказать, что он хоть как-то пытается покончить со своим уголовным прошлым.

А еще ни о ком нельзя было сказать, что у него есть повод убить надзирающего за ним офицера. Надо заметить, что у О‘Тул были поднадзорные исключительно мужского пола. Возможно, она просто не любила поднадзорных-женщин, подумал Курц.

Курц вздохнул и потер подбородок, отозвавшийся скрежетом щетины. Сегодня утром он снова попытался побриться, медленно, балансируя на грани боли и дурноты. Потом он решил, что щетина будет сливаться с оранжево-лиловой маской и слегка замаскирует ее. Кроме того, от самой процедуры бритья голова болела сильнее.

Повидавшись с ним утром, Арлин ушла из офиса. По пятницам она, как всегда, встречалась со своей невесткой Гейл, чтобы попить кофейку и поговорить. Чаще всего темой разговора была Рэйчел, дочь Саманты, которая жила у Гейл. Так что сейчас офис был в полном распоряжении Курца. Он ходил туда-сюда. От стоящих в задней комнате серверов шел шум и тепло. Из окон веяло прохладой. Вчерашний день был погожим и солнечным, сегодня же было холодно и дождливо. По мокрому асфальту Чипьюа шуршали шины машин, но в эти часы их было не слишком много.

Курц еще раз просмотрел пять листов бумаги, на которых были перечислены все тридцать девять поднадзорных. Краткие, емкие характеристики. Похоже, я тоже могу быть в числе подозреваемых. Привычка профессионального следователя, подумал он. В голову не приходило ничего нового. Даже если урезать список до двадцати одного „активного“ поднадзорного, людей, с которыми она регулярно встречалась, хотя к этому не было никаких причин, нельзя было сказать, что хоть у одного из них имелся реальный повод стрелять в нее. С тем же успехом это мог сделать один из сотен и тысяч людей, с которыми она работала раньше. Если ходить от одного к другому, на это уйдет пара недель.