Когда ее бедра начали приподниматься ему навстречу и она стиснула ему бока коленями, он снова заговорил:

– Ты никогда больше не будешь улыбаться другим мужчинам. Ни под каким предлогом не будешь продавать лошадей.

Сорча недоумевала. Зачем он читает ей нравоучения вместо того, чтобы просто пообщаться друг с другом?

– Почему ты такой сердитый?

– Ты никогда больше не будешь подвергать себя риску, – продолжал он, проигнорировав ее вопрос. – Никогда. Никогда. Никогда.

Он сопровождал каждое слово движением бедер.

Как ни хотелось ей возразить ему, движения его бедер заставляли ее содрогаться от наслаждения. Она забыла, что хотела ему сказать, за что рассердилась на него.

– Скажи, что любишь меня, – потребовал Ренье.

– Я тебя люблю.

– Это я и хотел услышать.

Напрасно она ждала ответного объяснения в любви. Зато обнаружила, что Ренье способен заниматься любовью не останавливаясь и довести ее до безумия.

Уже на рассвете Сорча поняла, что он снова ею манипулировал.

Королева Клавдия, вдовствующая королева Бомонтани, сидела у себя в спальне, закутавшись в одеяло, и смотрела, как внизу ветер несет снег по дворцовому двору. Она ненавидела зиму. Ненавидела ветер, снег, холод, сосульки, свисающие с крыш, голодных оленей, мертвые цветы. Когда наконец она завершит свои дела здесь и передаст королевство внучке, непременно уедет в теплые края. В Италию или в Испанию. Там зимой можно сидеть на веранде, наслаждаться ароматом роз и смотреть, как крестьяне ходят побираться. Если их история произведет на нее впечатление, она подаст им монету-другую.

Она прекрасно разбирается в историях и в качестве их изложения. С тех пор как разнеслись слухи о том, что Ренье и Сорча поженились и возвращаются, самозванцы лезли из всех щелей, чтобы рассказать свои версии. За последние пару месяцев она выслушала больше мелодрам и чепухи, чем обычной женщине приходится услышать за всю жизнь.

А слушает их королева потому, что ее старые кости может согреть только веселый смех.

Вот и сейчас. Там. За воротами. Пришла еще одна молодая пара. Они заговорили со стражником, а стражник, как всегда, посмотрел в ее сторону, ожидая распоряжений.

И королева, как всегда, сделала знак стражнику, чтобы впустил побирушек во дворец.

Мужчина взял женщину за локоть и указал туда, где сидела королева Клавдия.

Женщина вырвала у него руку и зашагала по расчищенной дорожке.

То ли они разыгрывали новую версию пьесы «Ренье и Сорча снова вместе», то ли женщине просто надоел ее мужчина.

Королева Клавдия вполне могла ее понять. Королева в окружении мужчин вынуждена тратить время на то, чтобы давить мужские притязания и мелочное мужское тщеславие.

Но что до этой пары… Королева ничего не могла сказать об их внешности, поскольку ее скрывала их одежда: плащи, шапки и перчатки.

Женщина направилась не к парадному официальному входу, а к небольшой двери рядом с террасой. Милая деталь, претендующая на достоверность: королеву Клавдию это впечатлило настолько, что она поднялась на ноги, взяла трость и заковыляла к гостиной. На это ушло больше времени, чем ей хотелось бы, и это привело королеву Клавдию в бешенство, и она постучала по деревянной створке громче обычного.

Дверь открыл молодой лакей, который все еще дрожал после того раза, когда она его как следует отчитала. Он имел наглость попытаться помочь ей, когда у нее начался один из ее обычных приступов. Она заявила ему, что лакеи не дотрагиваются до королевы без ее позволения.

После этого она разрешила ему помочь ей забраться в постель, уверенная в том, что он больше никогда к ней не прикоснется.

Ей надо было бы иметь целый рой фрейлин, которые бы за ней ухаживали, но она пережила их всех, и у нее не было времени обучать новых, ее ровесниц. Не говоря уже о том, что все ровесницы давно умерли.

Ее суставы начали двигаться немного свободнее. К тому моменту, когда королева доберется до тронного зала, она снова будет той поразительно здоровой старухой, которую боятся и уважают во всей Бомонтани, Ришарте и за их пределами.

Лакеи, стоявшие у каждой двери, вытягивались в струнку, когда она проходила мимо. Питер открыл перед ней двери тронного зала и склонился в поклоне, когда она вошла.

– Дай мне десять минут, а потом впусти их, – приказала ему королева.

Он снова поклонился и закрыл за ней дверь.

Она с ненавистью посмотрела на трон и ступени, которые к нему вели. Какой низкорослый, неуверенный в себе, сопливый королек придумал эти ступени? К тому же мраморные! Если Ренье и Сорча не явятся в ближайшее время, королева Клавдия упадет с них и свернет себе шею. И тогда у ее внучек будут неприятности, потому что она станет досаждать им в виде призрака, такого злобного, что прежняя ее строгость покажется им добротой.

Вздохнув и опираясь на трость, королева взобралась на две ступеньки, громко вздыхая от боли в суставах, и опустилась на трон.

Проклятие! Казалось, трон высечен изо льда, таким он был холодным. Однако, покрытый позолотой, выглядел внушительно, а когда Питер открывал двери перед самозванцами, то важно было именно это.

Женщина шествовала первой, высоко подняв голову, сжав кулаки и вздернув подбородок. Она вышагивала, словно воплощение оскорбленного монаршего достоинства, а Сорча, милая, добрая Сорча, никогда бы так не шла.

У королевы Клавдии оборвалось сердце. Как всегда, когда перед ней оказывалась не Сорча. Потому что всякий раз она втайне надеялась увидеть свою старшую внучку.

– Бабушка…

Голос у девицы был приятный. Аристократичный, ясный. Говорила она с легким акцентом, как человек, который долго прожил в Англии и приобрел дурные привычки.

– Неужели ты отправила этого говнюка для того, чтобы он меня нашел и на мне женился?

Она указала в сторону двери, откуда доносились два низких мужских голоса.

– Ты неплохо подражаешь принцессе Сорче, – проговорила королева Клавдия. – Ты допустила всего одну ошибку. Сорча не стала бы врываться в тронный зал и разговаривать со мной таким тоном.

– Стала бы, доведись ей пережить то, что пережила я.

Женщина сняла шапку.

Волосы у нее были такого же цвета, какой когда-то был у королевы Клавдии. На секунду волна воспоминаний захлестнула королеву.

«Дорогая, твои волосы… Я должен нарисовать тебя, обнаженную и прекрасную, в ореоле твоих волос. У них цвет восходящего солнца».

Острая боль в плече вернула королеву к действительности.

Королева глубоко дышала, дожидаясь, чтобы приступ прошел, и не сводила глаз с лица девушки. Оно обветрилось на морозе, синие глаза были полны ярости.

Не такой королева Клавдия ожидала увидеть Сорчу.

И все же это была она.

«Слава Богу! Слава Богу!»

– Да, я действительно отправила говнюка привезти тебя.

Когда она заговорила, Ренье вошел в зал и застонал:

– Уже?

Молниеносным взглядом королева Клавдия проверила его, Да, это Ренье.

– Я отправила принца-говнюка. Сожалею, но он был единственным, кто оказался под рукой.

– Понятное дело.

Сорча сняла перчатки и плащ и швырнула их на небольшой столик.

Королева Клавдия не рассчитывала получить удовольствие от появления внучки. Сорча всегда вела себя так, словно боялась даже южного ветерка. А теперь, казалось, она готова обняться с северным штормом.

– Иди, поздоровайся со мной как положено.

Сорча быстро поднялась по ступеням, прижалась губами сначала к одной щеке королевы, потом к другой и протянула ей руку, чтобы помочь.

– Я приказал, чтобы в верхней гостиной приготовили закуску.

Ренье стоял, заложив руки за спину, наблюдая за тем, как женщины спускаются по ступеням.

– Не смеши меня, – сказала Сорча. – Неужели не видишь, что она не сможет подняться по лестнице?

Он посмотрел на Сорчу так, словно ему хотелось ее ударить.

Нет, погодите…

Это была не ярость. Это было желание.