Ренье забился в руках его людей.

– Я никогда ни о чем тебя не стану умолять.

Как же он ошибся!

Сорча проснулась, охваченная страхом. Ей казалось, что она проспала целую вечность.

Не грозит ли им опасность? Не напали ли на их след убийцы?

Она посмотрела на солнце, оно по-прежнему стояло высоко в небе. Так что спала она совсем недолго.

Арну рядом не было.

Сорча огляделась и увидела его. Он стоял на вершине холма, там, откуда она осматривала местность и где ей показалось, будто она может дотянуться взглядом до Бомонтани.

Как и она, он сбросил с себя верхнюю одежду, стоял в тонкой шерстяной рубашке, впитывая солнечное тепло, запрокинув голову и раскинув руки.

Он не заметил ее, и она воспользовалась моментом, чтобы полюбоваться им. Широкие плечи, узкие бедра, длинные сильные ноги. Он явно был рыбаком: долгие годы вытягивал сети и сражался со штормами. Он был сильным, отважным, хотя умом не блистал. А вот принцы королевской крови не отличались храбростью, не говоря уже о доблести. Так что ей повезло, что она встретила Арну.

Подойдя к нему, она вложила ладошку ему в руку.

– Тут так красиво, правда?

– Тут не просто красиво. Тут – решающее место. – Пальцы Арну оказались холодными и неподвижными, в резком голосе звучала боль. – Человеку необходимо устремлять взгляд к горизонту, иначе весь его мир сузится до размеров гроба, а жизнь превратится в прижизненную смерть. Человек может стучать кулаками в стены, пока не разобьет руки в кровь, и взывать о помощи, пока не потеряет голос, но без ветра и солнечного света, без травы и птиц он никогда не вырвется на свободу.

Что это с ним? Сорча терялась в догадках.

– Можно подумать, что ты сидел в тюрьме.

Он медленно повернулся. Его единственный глаз казался не зеркалом его души, а ставней, за которой он прятал свою боль. И вдруг, прямо у нее на глазах, он стал оживать. Даже голос изменился. Стал таким, как обычно: сочным и добродушным.

– Есть тюрьмы из камня и тюрьмы души. Человек способен расколоть камень, но только чудо открывает темницу души.

Четыре его пальца застыли у ее подбородка, а большой палец погладил щеку. Это медленное движение успокаивало ее и в то же время возбуждало.

– Какое именно чудо?

Вместо ответа он поцеловал ее.

Он говорил с ней одними губами, без слов. Говорил об удивительной магии, которую обещали ей девушки мадам, а его язык выражал такие нюансы, о которых они и не упоминали.

Его язык… Арну прижал его к ее губам, приоткрыв их для его дыхания. Он языком показывал ей, как сражаться и как ласкать. Она начинала было чувствовать себя уверенно, решив, что понимает, что надо делать. И тут он слегка поворачивал голову, пускал в дело зубы, изменял силу прикосновения, и она следовала за ним, словно он был ее наставником, а она – его ученицей.

После долгих мгновений нетерпеливого ожидания и радостного волнения он отстранился, словно был удовлетворен столь несовершенным контактом, и улыбнулся, очень довольный собой. Арну ласково ущипнул ее за щеку, словно она была его любимым спаниелем.

Неужели он не понимает? Ей мало этого поцелуя! Он только возбудил ее. Она прижалась к нему всем телом, ища то тепло, которое было ей обещано.

Его рука замерла над ней, а потом неохотно скользнула, обхватывая ее талию.

– Я не должен… – пробормотал он.

– Только на секунду, – попросила Сорча.

Арну заставил ее приподняться на цыпочки, прижимая к себе: грудь к груди, бедра к бедрам. Множество слоев одежды разделяли их, но это не имело значения. После стольких лет холодной, отстраненной замкнутости монастыря соприкосновение с другим человеком, настоящее соприкосновение, было отчасти наслаждением, отчасти мукой. Ее ладони легли ему на предплечья.

Она встала на цыпочки, чтобы ответить на его поцелуй, затем передвинула ладони ему на плечи, познавая его силу. Это не было обдуманным жестом, скорее инстинктом, который внушал ей потребность обнимать его так же, как он обнимал ее.

Вжимая пальцы ему в плечи, она пошевелила ими, словно разыгравшийся котенок, и застонала.

Что-то сломалось в нем – какая-то преграда, которую он поставил между ними: он рывком привлек ее к себе. Его поцелуй стал глубже, и он заставил ее бедра двигаться, продолжая прижимать их к своим бедрам: это медленное трение казалось каким-то животным и болезненно возбуждающим. Сорча оторвала губы от его губ и прошептала:

– Арну, я думаю, нам не следует этого делать.

– А я думаю, тебе не следует думать.

Он снова начал покрывать ее поцелуями. Его язык ритмично двигался в глубине ее рта, и почему-то этот ритм отдавался в самом низу ее живота.

Она обхватила его одной ногой, пытаясь прижаться достаточно тесно, чтобы унять странный зуд у себя между ног.

Судорожно втянув воздух, он поднял голову, посмотрел в ее запрокинутое лицо. Кожа туго натянулась на его скулах, подбородок решительно выпятился. А его глаз потемнел и пристально смотрел на нее.

Сорча ахнула, у нее перехватило дыхание.

Арну был полон решимости убить ее. Нет, не убить. Взять ее. Впрочем, не все ли равно.

От Арну исходила безжалостная сила, и Сорче стало страшно. Она задыхалась.

Он хотел лечь на нее, ворваться в нее, овладеть ею.

Девицы рассказывали ей об этом. Они описали совокупление во всех подробностях. Но только сейчас Сорча поняла, что именно они имели в виду. Близость? Да. Невообразимая близость. Она отстранилась от Арну, плотно сдвинула колени, однако не могла преодолеть охватившее ее желание.

Желание усиливалось. Впервые в жизни она готова была сразиться со своим страхом и принять вызов, который бросила ей жизнь.

Готова ли она следовать за Арну? Готова ли принять этого мужчину в свое тело и разделить с ним наслаждение?

Ей понадобится выйти замуж за принца, конечно. Придется родить детей ради своей страны. Принести остальную часть своей жизни в жертву долгу. Но ее обучали быть принцессой, пользоваться представившимися возможностями.

И сейчас ей представилась одна из таких возможностей. Солнце сияло. Дул легкий ветерок. Она была одна в безлюдной местности, с хорошим, честным человеком, с мужчиной, который ей нравился и который боготворил ее.

Ей представился шанс. Быть может, единственный в жизни. И Сорча его не упустит.

Арну уложил ее на траву, опустился на колени, снял с нее одежду. Она лежала обнаженная в солнечном свете и не знала, куда смотреть, что делать, куда девать руки.

Выражение его лица стало мягче, нежнее. Он прикоснулся к серебряному кресту, который висел у нее на шее:

– Красивый.

Она тоже прикоснулась к нему, неуверенно проведя пальцами по металлу.

– Мои сестры тоже носят такие.

– Своевременное напоминание.

Он не сводил глаз с Сорчи, не веря собственным глазам. Его мечта превратилась в реальность.

На его щеке блеснули слезы. Или это ей показалось? Приподнявшись на локтях, она всмотрелась в его лицо. Да, это были слезы! Голосом, полным нежной тревоги, она спросила:

– Что случилось? Ты плачешь?

– А ты никогда не плакала от радости? Ты настолько прекрасна, что невозможно сдержать слез. Ничего более прекрасного я в жизни не видел.

Лестно? Радостно? Да, конечно! Он такой добрый, такой нежный! Страх бесследно исчез. Арну дал ей то, что ей было необходимо.

Это место и этот момент, отгороженные от реального мира кольцом из камней. Ей необходимо было раздеться и купаться в лучах солнца, ощущая чудо соприкосновения ее теплой кожи с прохладной травой. Необходимо было показать себя Арну и увидеть, как этот грубоватый, прямой человек утирает слезы.

Он был красив. Он страдал. И отчаянно нуждался в ней.

Указательным пальцем он медленно обвел ее сосок.

От этого прикосновения все волоски на ее теле наэлектризовались. Сосок затвердел. Веки у нее полузакрылись, и она остро ощутила все запахи, все звуки, жар солнца в небе и прохладу земли под ней. Этот мужчина обострял все ее чувства. Благодаря его прикосновениям она смогла ощутить вращение земли, смену времен года, старение камней вокруг них – процесс столь медленный, что ни один человек не мог его почувствовать.