От него больше не исходил резкий запах тухлой рыбы и моря. Мать Бригитта заставила его вымыться, прежде чем позволила поесть. Выглядел он нелепо. Его одежду забрали, чтобы привести в порядок, но когда попробовали прокипятить, она рассыпалась на лоскутки. Тогда мать Бригитта выдала ему коричневую монашескую рясу. Однако одеяние оказалось ему не впору. Рукава не доходили даже до запястий, а из-под подола высовывались икры ног. Арну отбросил капюшон на спину. Тряпка закрывала ему глаз и лоб и придавала забавное сходство с ребенком, играющим в жмурки. Темная щетина покрывала его щеки и подбородок. Время от времени он поглядывал на солнце, словно желая узнать, скоро ли закончится день.

Работал Арну охотно, ел с аппетитом и добродушно улыбался, дожидаясь, пока владелец лодки не заявит о своих правах или пока мать Бригитта не отдаст эту лодку ему.

Сорче хотелось, чтобы Арну поскорее уплыл с острова. Его присутствие почему-то ее беспокоило.

Но почему? Он простой рыбак. Ничего не знал про Бомонтань, про дворец с длинными изогнутыми маршами ступеней и мраморными колоннами, про аллеи для верховой езды, извивавшиеся по склонам гор, про девственные леса и шумные водопады… Бомонтань…

Прошлой ночью Сорче приснился ее дом. Она бежала по бесконечным дворцовым коридорам, разыскивая сестер, отца, бабушку, и вдруг поняла, что за ней охотится нечто пугающее. Девушка проснулась с сильно бьющимся сердцем. Сев в постели, устремила взгляд на небольшое окошко в двери. Прислушалась и уловила шаги. Прокралась к двери.

Здания монастыря стояли разомкнутым квадратом вокруг внутреннего двора. Центром всего комплекса служил храм, а общие помещения и кельи располагались в крыльях. Ее келья находилась в конце правого крыла. Выглянув, она увидела погруженный в темноту сад, усыпанное звездами небо и заходящую луну. Ветер шевелил кроны деревьев, но вокруг не было ни души. Шаги стихли.

Однако Сорча могла бы поклясться…

– Что ты о нем думаешь?

Вздрогнув от неожиданности, Сорча обернулась и увидела на мощеной дорожке мать Бригитту. Мать Бригитта двигалась красиво и неспешно, но Сорча, погруженная в свои мысли, не заметила ее приближения. Сняв широкополую соломенную шляпу, Сорча принялась вертеть ее в руках.

– Он – хороший работник, а нам всегда нужна помощь.

– Сестра Тереза полагает, что он не в себе. – Усевшись под кряжистой дикой яблоней, мать Бригитта жестом указала на скамью рядом с собой. – А ты?

– Я так не считаю. Он просто не может сосредоточиться. И слишком много говорит. Он… – Сорча села и попыталась подобрать нужное слово, которое охарактеризовало бы Арну. – Мне он почему-то внушает беспокойство.

– Понимаю. – Мимолетная улыбка согнала с лица матери Бригитты мрачное выражение. – Он говорит, что прибыл из Нормандии. Я не была там уже много лет, но могу допустить, что у него крестьянский говор.

Сама она говорила как французская аристократка.

– Вам не кажется, что он не тот, за кого выдает себя?

– А почему ты спросила? – Серые глаза впились в лицо Сорчи. – Думаешь, он лжет?

Сорча пожала плечами:

– Если та лодка не принадлежит ему, тогда чья она?

– Я и сама хотела бы получить ответ на этот вопрос. – Мать Бригитта была худой, как и остальные монахини. Монастырь был бедным. Она сидела, выпрямив спину, не позволяя себе прислониться к спинке скамьи. – Утром я прошла по берегу и увидела свежие следы мужских сапог.

– Сапог! – Сорча посмотрела на ноги Арну. Он был обут в грубые башмаки на деревянной подошве, а когда появился на острове, никаких вещей при нем не было. – На острове двое мужчин?

– Выходит, что так.

– Но если на берег выбросило еще одного мужчину, почему он не зашел в монастырь?

Тут Сорча вспомнила свой сон. Ей снилось, будто ее кто-то преследует, и она проснулась вся в поту от страха.

– Возможно, из-за тебя? – мягко предположила мать Бригитта.

– Вы считаете, что мне следует вернуться в… – Сорча осеклась.

– В Бомонтань, на трон? – При виде изумления на лице Сорчи мать Бригитта улыбнулась. – А ты думала, я не знаю?

– Вы никогда не упоминали моего титула. Может, Годфри вам что-то сказал?

– Годфри оставил мне много золота и сказал, что у тебя бывают приступы безумия и я должна оберегать тебя от тебя самой.

– Что?! – Сорча привстала со скамейки. – Годфри сказал, что я склонна к безумию? Зачем ему это понадобилось?

– В том-то и дело. Зачем? Чтобы я за тобой следила?

– И вы следили? – Сорча вспомнила о том, какая дружба завязалась между ней и матерью Бригиттой в тот первый год. – Следили.

– Мой долг заботиться о безопасности всех монахинь, находящихся под моей опекой, и я просто не допустила бы, чтобы им угрожала сумасшедшая.

– А я считала, вы проводите время со мной потому…

«Потому что я вам симпатична».

Мать Бригитта тихо засмеялась.

– Уже через месяц я поняла, что ты в здравом уме, и получала удовольствие от общения с тобой. Ты хорошо образованна. Образованней меня, а я получила блестящее воспитание. До революции бывала в салонах Парижа, встречалась с философами и учеными. Нетрудно было догадаться, что ты особа высокого происхождения. От меня не ускользнуло, что ты очень внимательно прочитываешь газеты, которые привозит мистер Макларен, делаешь из них вырезки, сохраняешь статьи, в которых говорится о Бомонтани. Я поняла, что ты в изгнании и, возможно, являешься одной из потерянных принцесс.

– Думаю, мне пора возвращаться в мир, – прошептала Сорча.

Она умолкла, надеясь, что мать Бригитта ей возразит. Но вместо этого монахиня с улыбкой кивнула.

– И все же я не могу вас покинуть. – Сорча судорожно сжала руки. – Я нужна вам. Нужна монастырю. Я веду переговоры с мистером Маклареном, обмениваю наши лекарственные сборы на припасы, которые он нам привозит. Ухаживаю за садом. Помогаю в лазарете.

– Ты нам очень помогаешь, но раньше мы все это делали сами и можем делать это впредь.

– Но если я уеду…

Сорча полюбила монахинь, а они полюбили ее. Бомонтань далеко, в Пиренеях. Она никогда больше их не увидит.

Мать Бригитта словно прочла ее мысли.

– Мы знали, что рано или поздно ты нас покинешь. Мы не принадлежим миру. Мы принимаем потери. Мы ожидаем потерь.

Но как же сама Сорча? Что будет с ней?

– Мне здесь нравится!

– И ты искренне веришь в то, что сейчас для тебя это самое подходящее место?

– Да. Да!

– Сорча, ты знаешь, кто я такая? – спросила мать Бригитта. – Вернее, кем я была?

– Нет. Я…

Сорча никогда об этом не задумывалась. Мать Бригитта была настоятельницей монастыря все то время, пока Сорча здесь жила, девушка не могла представить себе, чтобы мать Бригитта занималась чем-то другим.

– Мое имя в миру Лоретта Бригитта Анна Женевр Кювье, графиня Болье, в Провансе, во Франции. Когда мне было тридцать два года, я летом жила в замке, осенью ездила в Париж, находилась при дворе, когда мне этого хотелось. Была подругой королевы, носила драгоценные камни в волосах, на туфельках, на пальцах…

Мать Бригитта улыбнулась, видимо, это воспоминание доставило ей удовольствие, а может быть, ее рассмешило откровенное изумление Сорчи.

– Ну конечно! Вы были аристократкой!

Это объясняло многое из того, чем удивляла Сорчу мать Бригитта: ее образованность, ее речь, ее логику.

– У меня было много родственников, был муж, которого я не любила, были отец и мать, сестры, которых я обожала, маленький сын, чудесный мальчик, наследник богатого имения.

Теперь у матери Бригитты нет никого, и Сорча напряглась, готовясь услышать страшный рассказ.

– Революция прокатилась по Франции мощной волной. Я видела, как казнили мою королеву и подругу Марию Антуанетту. На гильотине закончили жизнь мой муж, родители и все мои сестры. В 1795 году я находилась под домашним арестом с моим сыном, моим Талласом, и нам представилась возможность бежать. Я собиралась взять Талласа и пробираться на побережье. Не говорила об этом никому, кроме моей доверенной камеристки, Фабьенны. Попросила ее помочь мне собрать вещи. В ту ночь, когда мы пытались бежать из Болье, нас схватили. За несколько монет и помилование Фабьенна предала нас и обрекла на смерть.