По очереди обедаем да осматриваем приближающуюся землю. Мы идем по касательной к ней, пытаемся высмотреть какую-нибудь бухту. И, как назло, ничего не попадается.

Нет, в море я больше не ходок. Освободим девчонок, переберемся в Европу, и окончательно обоснуюсь на суше. В моем офицерском патенте по недосмотру указано «лейтенант», но не добавлено «флота». Главное будет – скрыть флибустьерское прошлое. При любви Петра к воде, гнить мне на флоте до скончания века. Или начиная с его начала. Сколько помню, трехсотлетие справляли не очень давно, в середине девяностых.

Армия и только армия! Я десантник, а не корабел.

Берег между тем тянется и тянется. Медленно, как все в этом веке, зато уже на расстоянии какой-нибудь мили. Подходить ближе Валера опасается. Мель, рифы, мало ли что. Лоции нет, места незнакомые.

В бинокль видны джунгли. Настоящие, густые, начинающиеся сразу от песчаного пляжа. Ни бухточки, ни поселка. Глухомань.

Наконец объявляется бригантина. Ее паруса едва маячат на горизонте. Значит, часа через два сумеет догнать. Учитывая, что мы еле плетемся, а «Лань», по докладам, пострадала очень мало.

– Так мы до вечера ничего не найдем, – обращаюсь к Валере.

Словно от него зависит, попадется нам на пути бухта, или их нет на протяжении сотни миль. Пережидать ночь на поврежденном корабле что-то не хочется.

– Блин! Должно что-нибудь попасться, – без всякой убежденности отзывается Ярцев.

Часть команды устало спит прямо на палубе. Словно не угрожает опасность потонуть вместе с аварийным кораблем.

Я бы сам с удовольствием выспался, даже напоследок. Но как капитану – нельзя.

Откуда-то из трюма выползает уставший до черноты на лице Ардылов. В ответ на безмолвный вопрос мой бывший персональный раб качает головой:

– Плохо дело… Говорил: сделали все на соплях.

В числе ремонтников был и он сам. Действительно, говорил, предупреждал и прочее. В бою первым бывшему токарю не бывать. Зато как работнику ему цены нет. Жаль, послушаться мы не могли. Ягуар не будет ждать, пока мы починимся как следует. Тут поневоле приходится рисковать.

Рискнули… Теперь вопрос: сумеем найти «Сан-Изабеллу» или потонем раньше?

– Володя, сколько времени, по-твоему, потребуется на ремонт? – спрашиваю, чтобы решить, не пора ли избавляться от фрегата.

Жалко его до слез. Столько здесь перенесли!

– Так это зависит от наличия материалов, – неопределенно отвечает Ардылов. – Ну, и от погоды, конечно.

– Политик, блин! – хмыкает шкипер. – Трактуй, как хочешь!

Ардылов выкуривает трубку и снова лезет в трюм. На предложение отдохнуть он отвечает категорическим отказом.

«Лань» потихоньку приближается. Даже не знаю, радуюсь этому или нет. Ведь надо будет решать. Жалко ветерана. Но, задержись мы с ремонтом, и весь поход будет псу под хвост.

– Найдем мы сегодня бухту? – спрашиваю в очередной раз.

Будто это зависит от шкипера!

Валера припадает к биноклю.

Берег все так же медленно проплывает мимо.

Бригантина видна отчетливо. Скоро можно будет сойтись вплотную. Словно радуясь воссоединению, на небе появляется солнце. Волны послушно начинают искриться.

Они играют вокруг фрегата, накатываются на недалекий пляж, на пределе видимости бьются о вынесенный на берег корабль…

Меня пронзает током.

– Жан-Жак!

Гранье немедленно является на зов, хватает протянутый бинокль, старательно всматривается своими зоркими глазами. На лице канонира неопределенное выражение. Он явно не знает: стоит радоваться или горевать.

От догадки холодеет душа. Смотрю на Гранье с ожиданием и, как он, не знаю, к добру это или к худу.

– Это «Сан-Изабелла», Командор, – вздыхает Жан-Жак, а потом добавляет: – Как ее!

Томительно тянется время. Еще на подходе видим, что бригантине крепко досталось. Мачты переломаны, корпус наклонен, одним бортом почти касается песка пляжа, всюду видны следы разрушений.

Но само положение дает некоторую надежду, что люди, по крайней мере часть, выжили. Тут даже не надо было плыть.

Словно воочию вижу, как в кромешной тьме матросы пытаются выпрыгнуть за борт, а высокие волны сбивают их с ног, уволакивают прочь от спасительного берега в водную бездну. Это матросы, крепкие, здоровые мужики. А женщины? Наташа в положении, как выбраться ей?

Разбитый корабль безмолвен. Только кричат над ним чайки да плещется море. Теплое, но такое равнодушное к чужим страстям.

Нет, не равнодушное – коварное и безжалостное.

Грязь противно хлюпала под ногами, пыталась удержать в себе сапоги. Каждый шаг давался с трудом. Многочисленные корни коварно протянулись во всех направлениях. О них спотыкались, иногда падали, однако вставали и, тихонько матерясь, продолжали идти дальше.

Тихонько потому, что на крики ни у кого не оставалось сил.

Порой удавалось выбраться на возвышенную местность. Передвигаться по ней было легче, хотя и не намного. Подлесок местами разросся так, что идущим впереди приходилось прорубать дорогу себе и остальным.

А потом почва опять становилась ниже. К подлеску добавлялась грязь, налипала на обувь, делала ее неподъемной.

Большинство людей были перемазаны в той же грязи с ног до головы. Когда падаешь, чистым костюмчик не сохранишь.

Очень хотелось остановиться, вернее, прилечь, где попало, и лежать, не думая ни о чем и никуда не стремясь.

Подобная остановка означала почти неминуемую гибель. Прилечь-то легко, а как потом встать? Посреди дремучего леса, когда не так далеко до ночи и до сих пор не ясно, есть ли где в окрестностях хотя бы какое селение…

Инстинкт сохранения толкал людей идти дальше. До тех пор, пока сохранились силы переставлять ноги, да еще тащить на себе поклажу. То, что удалось наскоро снять с разбившегося корабля в роковую ночь.

Впереди шел капитан с отборными людьми. Дальше тянулись матросы. За ними, под охраной Пуснеля, вели пленниц. Идти женщины не хотели. Им-то точно было все равно. Да и трудно было Наташе в ее положении продираться сквозь подлесок и грязь. Доходило до того, что пара моряков порой буквально несла бывшую стюардессу на руках.

В отличие от беременной, Юлю и Жаннет не нес никто. Про Мэри вообще не стоит говорить. Она для своих бывших подчиненных по-прежнему оставалась Ягуаром. Иными словами, обычным мужиком. Разве что несколько избалованным в силу своей родовитости и соответствующего положения.

Но тем приятнее было помыкать изнеженным дворянчиком. Пусть знает, почем фунт матросского лиха! В морских походах Ягуар долго приносил людям удачу и деньги, одним из первых бросался на абордаж, однако удача отвернулась, и с нею изменилось отношение моряков. Как всегда и везде.

Мэри не жаловалась. Только крепче сжимала губы да прокручивала в голове планы грядущей мести. В ее осуществлении она не сомневалась. Главное – вытерпеть, а там обстоятельства вновь переменятся, и станет видно, чья возьмет верх.

Шествие замыкал Анри с небольшой группой отобранных им самим людей. В их задачу входило подгонять отставших. Если же кто-то попытается бежать или еще как-нибудь уклониться от общей судьбы, то лес в состоянии сокрыть многое.

Особенно такой дремучий лес.

Том шел в общей группе. Он не участвовал в бунте, напротив, пытался утихомирить страсти. Свидетелей его поведения было достаточно, и благоразумный моряк избежал участи своего приятеля Сэма. И других, кто поддерживал суеверие моряка, а потом на свою беду умудрился уцелеть в кораблекрушении.

Теперь крикуны остались далеко позади. Точнее – почти у самой кромки джунглей. Кто с перерезанным горлом, а Сэм с двумя наиболее активными – с петлей на шее.

Веревки на всех было жалко. Когда происходил суд, шторм еще не утих, и охотников проникнуть обратно на корабль было немного. Попытаться проникнуть.

Волны налетали, сбивали с ног. Один из упавших смельчаков был унесен на глубину. Донесся крик, и голова бедолаги исчезла под водой.