– Могу ли полюбопытствовать, какая цель привела вас в наш город? – спросил чиновник, отбросив никчемные благодаря последним соглашениям мысли.

– Нам надо закупить продовольствие и набрать свежей воды. Плавание было трудным, – спокойно сообщил побочный сын лорда. – После закупок мы немедленно уйдем.

Отказать в просимом чиновник не имел ни желания, ни причины. Не стал он и досматривать «Сан-Изабеллу». Зачем, когда деньги уже получены?

– В таком случае больше не буду тратить ваше время. – Чиновник поднялся и вежливо склонил голову.

Впрочем, шляпу за весь разговор он так и не снял. Не счел нужным в присутствии тех, чьи соотечественники причинили столько несчастий многим из его друзей и родных. Пусть даже они теперь и стали союзниками наихристианнейшего короля.

Побочный сын, тоже в шляпе, вежливо вышел проводить чиновника до трапа.

– И вот что еще, – как бы между прочим сообщил капитан. – Говорят, неподалеку видели фрегат известного французского флибустьера де Санглиера.

Толстое лицо чиновника заметно дрогнуло.

– Санглиера?

В памяти мгновенно всплыла недавняя судьба Картахены.

– Да.

Сразу стало жарко.

– Один фрегат или флотилию? – с видимым напряжением спросил чиновник.

– Видели фрегат. Но вы же знаете, что другие корабли могли быть где-то неподалеку. Я бы посоветовал принять все меры на случай появления пиратов.

– Обязательно, – пробормотал чиновник.

От его недавней неторопливости не осталось и следа. Теперь он старался как можно быстрее добраться до берега и предупредить коменданта о грозящей опасности. А заодно – втайне приготовиться к возможному отъезду.

В своей спешке испанец не обратил никакого внимания на оборванного пожилого матроса с затравленным взглядом. Хотя матрос упорно старался попасться на глаза законному представителю власти. Матросом тем был Лудицкий. Между прочим, бывший депутат Государственной думы.

Но чиновник ничего не знал ни о представительном органе, ни о стране, где таковой, на ее беду, возникнет. Да и знать не хотел. Находившийся где-то неподалеку Санглиер волновал его куда больше, чем неведомо зачем возникшие партии, их дела и судьба представителей данных партий в чужих для них временах.

Вернее, Санглиер волновал очень сильно. О прочем же чиновник не стал бы думать, даже если бы ему кто-нибудь о чем-то таком рассказал.

Мало ли чего могут болтать люди.

– Отплыл, – вновь стоящая возле окна Юля произнесла это с таким чувством, словно, несмотря ни на что, ждала от этого визита каких-то сдвигов в судьбе.

– Все они одинаковы! – вздохнула Жаннет.

Для нее-то уж точно не было никакой разницы в подданстве хозяев. Что испанец, что англичанин, что француз, тут важен не язык, на котором он разговаривает, а насколько хорошо относится к своему имуществу. Рабы ведь тоже часть собственности. У хорошего хозяина ухожены, у плохого – мрут как мухи.

В этих краях никакой существенной разницы между нациями действительно не было. Разве что в таких мелочах, которые практически не играли никакой роли.

– Хоть бы по берегу походить, – вздохнула Наташа. – А уж помыться хочется так, что сил нет.

Любое приключение имеет весьма характерный запах. Запах пота и грязи.

– А если бы мы попробовали передать записку? – в очередной раз начала было Юля.

И ответила сама себе:

– Нет. С испанцами Сережа тоже воевал. Не прокатит.

Даже когда чиновник отбыл, появляться на палубе Коршун не стал. Шансов на то, что его узнают в лицо, практически не было. Милан не любил оставлять свидетелей своих подвигов. Разве что когда он в составе флибустьерских эскадр брал испанские города. Там творилось всякое, но кое-кому из жителей удавалось выжить. Все-таки не орды Аттилы нападали на них, цивилизованные европейские люди. Кое-кто даже к дворянству принадлежал.

– Я говорил: все будет в порядке, – встретил Коршун капитана. – Главное – бумаги да подарок, соответствующий рангу.

Ягуар устало взглянул на своего помощника.

Может, пиратский капитан не должен был чувствовать утомление и апатию, когда плавание еще не закончилось. Но благородной воспитанной девушке подобное вполне пристало и осуждения вызвать не могло. Сейчас же перед Миланом стояла именно леди Мэри, а не какой-то там лихой, не ведающий переживаний флибустьер.

– Я сказал про Санглиера. Особой надежды на этих олухов нет, но вдруг сумеют подготовиться к визиту нашего знакомого? – сказал Ягуар. – Если он вообще сюда придет. Дон Карлос показался мне весьма решительным человеком. Стрелять, думая, что женщины на борту, Командор не будет. Поэтому шанс у испанца есть.

Ягуар, нет, все-таки леди Мэри вспомнила Санглиера в бою и про себя подумала: шанс этот исчезающе мал. Настолько, что его не стоит принимать в расчет.

– Ничего у него нет, – Коршун думал точно так же. – Как и у города. Разве что Санглиер сюда не пойдет. Хотя я бы на это надеяться не стал. Нам надо загрузиться быстрее и уходить куда-нибудь к Бразилии.

– К какой Бразилии? – Леди Мэри вмиг позабыла свою апатию. – Нам надо срочно на Ямайку. Отец давно ждет.

Глаза Милана вновь забегали.

– Не дойдем мы сейчас до Ямайки. Надо затеряться, пропасть на время без следа, и уж тогда…

Возмущение захлестнуло девушку, как волна порою захлестывает корабли. Мэри едва сдержалась, чтобы изо всех сил не ударить Милана по выступающему носу, разбить в кровь, а потом еще хорошенько отхлестать по щекам.

И это мужчина! Сам согласился участвовать в похищении и едва ли не первым струсил при одном имени своего врага!

Разве Командор повел бы себя так?

О том, что выбор у Коршуна был невелик, Мэри вспоминать не стала.

– Мы пойдем на Ямайку, – отчеканила она ледяным тоном.

Дверь в каюту капитана захлопнулась. По одну ее сторону благородная дама размышляла о том, что в море она всех несогласных живо отправит за борт кормить рыб.

По другую сторону двери в узеньком коридоре примерно о том же думал Милан. Только в роли несогласных выступали те тупицы, которые никак не могут понять: ни до какой Ямайки в данный момент не дойти. Проще уж до луны или до Китая.

Но в чем согласны были оба – мешкать в порту не годилось. Только загрузиться перед дорогой, и немедленно в путь. Чем скорее, тем лучше. В идеале – прямо сейчас.

Любые планы хороши до тех пор, пока их не приходится воплощать в действительность. Пока нашли требуемое количество продовольствия, пока договорились о его цене… Местные жители потребовали столько, что торг продлился до самого вечера. Переплачивать лишнее было жалко. Даже риск задержки перестал казаться чем-то чрезмерно опасным.

Погрузка началась только на следующее утро. Причем довольно поздно. То ли желая хоть чем-то отомстить строптивым покупателям, то ли по своей лени испанцы открыли амбары и склады тогда, когда петухи давно забыли о восходе.

Дальнейшее тоже требовало немало времени. Перегрузить с берега на шлюпки, потом со шлюпок на корабль, разместить все в трюмах, да так, чтобы не болталось во время качки…

Пока возились, стала портиться погода. Вода в бухте покрылась барашками, а что творилось в открытом море, не стоит говорить. Да и все равно через узкую горловину выйти из порта не представлялось возможным. Оставалось ждать.

На берег никого не отпускали. Леди Мэри боялась невоздержанности моряков, как в смысле горячительных напитков, так и в смысле длинных языков. Что-нибудь ляпнут, а потом как бы не пришлось расхлебывать.

Так продолжалось два дня. К вечеру второго волнение несколько стихло, и Мэри, посоветовавшись с Коршуном, решила рискнуть. «Сан-Изабелла» с некоторым трудом сумела преодолеть проход и пошла на восток.

Вопреки желаниям благородной леди, двигаться пришлось туда, куда дул ветер…

Этой же ночью, но уже после полуночи, стоявший в форту на часах Педро-Родриго Гомес услышал странный звук. Звук доносился даже сквозь рокот накатывающихся волн, значит, был достаточно громким. Впечатление было такое, словно несколько кузнецов размеренно стучали молотками, но не по чистому металлу, а по металлу, чем-то прикрытому, отчего звук получался несколько глуховатым, непривычным и неестественным.