Консультация меня ничем не утешила. Дите – эта самая предполагаемая Натали Легран – будет человеком. Даже без примеси тирокских чудо-генов.

Я извинился за звонок и пообещал больше ночью Таню не тревожить.

Итак – младенец неустраним. Он родится в свой срок.

Одри не переубедить. Рыдая от горя, она признает Рене виновным.

Судей не переспоришь, даже если и не хотят портить отношения с Землей. Спускать преступление Рене на тормозах – подрывать основы собственного общества.

Что же остается?

Закон есть закон... Суров закон, но это закон...

Я плеснул себе чистого вискаря, выпил залпом.

Как-то я неверно думаю.

Лучше так: закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло.

Надо обратить против тироков саму основу их правосудия и морали. Надо... надо...

И тут меня осенило!

Идея была настолько неожиданной и при этом такой простой, что я подпрыгнул на месте и завопил от восторга.

Кажется, мы их переубедим.

Более того – мы их так переубедим, что и волки будут сыты, и овцы целы!

– Только для тебя, Одри, – прошептал я, глядя в окно, предположительно – в сторону побережья. – Только для тебя, родная... я спасу этого сукиного сына...

Есть миры, где суду и судебным процедурам придается огромное значение. Там строятся Дворцы правосудия, одежда судей преисполнена торжественной архаичности, слова приговора чеканны и звучны... Это, к примеру, Земля и Двиар.

Есть и такие, где общество старается словно бы спрятаться от печального факта судебной деятельности. Судей там выбирают на один раз и скрывают их имена – ибо судить, это не менее позорно, чем быть судимым. Здания, где идут заседания суда, строят на пустырях – а потом сжигают. Это, к примеру, Ханнт и Ритти-Ро.

А тироки к правосудию относились спокойно и нейтрально. По деловому. Нужен суд? Значит, он есть, аккурат между типографией и офисом транспортной конторы. Нужны судьи? Будет такая профессия, попрестижнее сантехника, но не такая уважаемая, как врач.

Поговорить с Рене мне позволили перед самым судебным заседанием. И даже приватности в этом не было никакой – тироки считают, что скрытничать могут только виновные.

Благоухая одеколоном «Нокте Рюа», одетый только в сандалии на босу ногу, я вошел в здание суда. Голые заседающие пупсы на судейской скамье и голые любопытствующие пупсы на скамьях для посетителей с любопытством изучали детали моей анатомии.

Хорошо хоть, было тепло.

Рене сидел в отгороженном решеткой уголке зала. Был он бодр, весел и жизнерадостен. При виде меня явно обрадовался и замахал рукой. Я покосился на судей – те кивнули, и я приблизился к подзащитному.

– Хочу сделать официальное заявление, – затараторил француз. – Я не требую от вас чудес и ни в чем вас не виню, месье Вася. Все, что я совершил, было поступком великой любви. Я пойду на смерть с высоко поднятой головой.

– Сдался? – мрачно спросил я.

– Да, месье. Если сможете, месье... Позаботьтесь об Одри?

Ох, с каким удовольствием я бы предоставил этого лягушатника его судьбе и позаботился об Одри!

– Я вас вытащу, – сказал я.

– Что? – Рене вытаращил глаза.

– Я вас вытащу. Только ответьте на один вопрос – вы ее любите?

Рене вдруг привстал и замахал руками, будто отгоняя рой назойливых пчел. Я оглянулся – в зал вошла Одри.

Обнаженная, конечно же.

Ох, если бы я не хотел ей помочь еще больше, чем ею обладать!

Наверное, в этом и есть ее секрет...

– Ладно, будем считать, что ты ответил... – Я отвернулся от Рене и занял свое место на скамье защиты.

А через минуту рядом со мной села Таня.

– Вы-то здесь зачем?

– Как представитель посольства. Чтобы помочь вам... ну, и чтобы забрать урну с прахом после кремации.

– Кремации не будет, – сказал я твердо.

– Но у нас нет денег перевозить на Землю замороженное тело!

Я сжал зубы и промолчал.

Процесс начался.

Вначале выступал государственный обвинитель.

В своей речи он кратко изложил обстоятельства преступления.

Рене Легран... Земной гражданин... Заказал услугу «дублер желаний»... Опытный специалист прошел метаморфоз второго рода... Обманным путем убедил в надежности барьерной контрацепции... Каждый вечер прокалывал презервативы...

В зал даже внесли орудие преступления – в прозрачном контейнере, закрепленном на длинной штанге. И водрузили перед Рене – тот впервые стал выглядеть смущенным.

Ввел «дублера желаний» в заблуждение... Начал процесс воспроизводства... Невозможность выйти из метаморфоза до рождения ребенка... Тягчайшее преступление из всех доступных воображению... Согласно галактической конвенции судопроизводство идет по уголовному уложению Двиара – пострадавший должен принять решение, виновен ли обвиняемый... Прошу пострадавшего ясно и четко изложить свое мнение...

Заплаканная Одри, не отрывающая взгляда от Рене, встала.

И вот на этом месте вскочил и я. Обвинитель оторопел, судьи и зеваки уставились на меня. Во взгляде Одри появилась робкая надежда.

– Многоуважаемый суд! Уважаемый обвинитель! Прошу вас предоставить мне слово!

Похоже, функцию адвоката они считали такой формальностью, что я мог бы просидеть все заседание вплоть до «выдачи праха».

– Слово предоставлено, – заявил один из судей.

– Благодарю высокий суд. – Я вышел на середину зала. Несколько смущало отсутствие штанов, но что поделать. – Для начала я хотел бы прояснить ситуацию. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Судебное заседание идет по законам Тира, но с использованием юридической процедуры Двиара и Земли. Вначале я хочу подтвердить, что не отрицаю факта совершения моим подзащитным преступления.

Судья удовлетворенно кивнул.

– Затем я признаю, что на Тире подобное преступление считается непростительным и карается смертной казнью.

Теперь судьи закивали все вместе.

– В заключение своей речи я напоминаю, что пострадавший... точнее, пострадавшая должна сама вынести решение: виновен подсудимый или нет. При этом пострадавшая должна находиться в здравом уме, ясной памяти и вполне представлять себе суть происходящего конфликта.

Удивительно, но даже безбровая физиономия тирока ухитрилась нахмуриться.

– Если адвокат хочет представить дело так, что пострадавшая не может адекватно воспринимать ситуацию...

– Конечно! – воскликнул я.

– Была проведена судебно-медицинская экспертиза. Несмотря на стресс, ее разум в полном порядке.

Кто-то услужливо протянул мне листок, заранее переведенный на английский.

Я пробежал текст глазами...

– Так-так-так... Скью-ую-кью, дублер желаний... он же Одри Хепберн... а при чем тут душевное состояние уважаемой Одри?

– Высказывайтесь яснее, – судья насторожился. – Или вы хотите представить дело так, что пострадавший – Рене?

– Что вы! – возмутился я. – Рене – преступник. Да я бы его сам, своими руками... – В моем голосе прозвучала абсолютная ненаигранная искренность. – Но почему мы считаем, что в данном печальном инциденте пострадала Одри Хепберн, она же Скью-ую-кью? Да, да, да. Я не спорю! Ее страдания велики, она – тоже пострадала. Но по сравнению со страданиями настоящей жертвы, невинной и беззащитной жертвы поступка господина Леграна, ее страдания уходят на второй план!

– Какой жертвы? – завопил судья.

– Всегда, во всех семейных неурядицах больше всего страдают дети, – скорбно сказал я. – Бедные, несчастные малютки, жертвы страстей и пороков взрослых... Кто благодаря коварству мсье Леграна еще до рождения стал объектом нездоровых сенсаций и скандалов? Кто будет вынужден жить без отца – если он будет казнен, кто, являясь ребенком тирока, никогда не будет способен к метаморфозу... даже первого рода? Кто станет изгоем на Тироке... или, если ее депортировать на Землю, несчастной сиротой без рода и племени? Я веду речь о малютке Натали Хепберн! О нерожденной еще крошке, которая, тем не менее, присутствует на суде!