– И за то, что тебя сожгут на костре? Он тоже их простит?

– Я верю в это, – негромко ответила она. – Я с самого начала знала, на что шла, сеньор. Но иногда просто нет иного выбора. Следует действовать так, как велит тебе сердце, несмотря на грядущие последствия. Вы понимаете, сеньор?

Он очень долго молчал, смотря на нее новым взглядом, и затем так же, в тон ей, негромко ответил:

– Да. Понимаю.

Клирик со своей узницей расстались с отрядом через четыре дня. В маленькой деревушке тракт разделялся на две дороги. Одна вела в Истремару, куда надлежало прибыть рейтарам, другая – в столицу королевства, где колдунью уже ждал костер. Прощанье с отцом Даниэлем оказалось неожиданно душевным. Он поблагодарил всех солдат за помощь и благословил их, обещав молиться Спасителю за их здравие. Затем отозвал Рауля в сторонку и, смиренно сложив руки, сказал:

– Я не могу умолчать о том, что произошло, сын мой. Но сделаю все, что в моих силах, чтобы за вами не было вины и грехов. Церковь всепрощающа, а вы – ее верный сын, не раз доказавший свою набожность. Вряд ли за столь мелкий проступок, как временная свобода отступницы, вас будут беспокоить. Я возьму этот грех на себя.

– Я даже не знаю, что ответить, святой отец.

– Ничего говорить и не требуется. Ступайте. Я помолюсь за вас.

Капитан кивнул и неожиданно спросил:

– Ее все-таки ждет казнь?

– Да. Конечно, – удивленно приподнял брови клирик.

– Даже после того, как она нас спасла?

– Это зачтется ей на Божьем суде. Но не на земле. Святой суд не меняет своих решений. Прощайте.

– Что он тебе сказал, мой друг? – спросил Алехандро, когда они отмахали несколько лиг по тракту и остановились на ночь в местном гарнизоне.

– То, что я думал, – пожал плечами Рауль.

В подробности вдаваться не хотелось. Он отчего-то чувствовал себя полной свиньей. Когда стемнело, Рауль взял у командира рейтаров гитару, но играть не мог. Думал о другом, все время возвращаясь к разговору с еретичкой. Алехандро, ловко управляясь с засаленными картами, нет-нет да поглядывал на приятеля из-под полуопущенных век. Он хмурился. То ли с картами не везло, то ли начал что-то подозревать.

– Вряд ли он уехал из деревни, – неожиданно сказал Рауль.

Алехандро вздохнул, смел расклад, посмотрел на товарища:

– Разумеется, святоша там, где мы его оставили. Что дальше?

Капитан отряда задумчиво постучал пальцами по столу, взял в руки шпагу и начал внимательно изучать сложную гарду. Собеседник терпеливо ждал ответа.

– Я хочу прогуляться. Через час.

Теперь настала очередь Алехандро задуматься. Он откинулся на стуле и ухмыльнулся:

– Составлю тебе компанию... Когда ты это решил?

– Сразу. Как только мы расстались с клириком.

– Собираешься освободить ее? Еретичку будут искать. И нам на хвост может сесть вся инквизиция. Дело запахнет жареным.

– Надеюсь, что нет.

– Ты командир, – пожал плечами рейтар. – На меня можешь рассчитывать. Просто помни, что у поступков есть последствия.

Рауль вздрогнул, услышав почти те же слова, что сказала ему ведьма этим утром.

– Я это знаю.

– Советую скрыть то, что мы хотим сделать, от солдат. Они могут скрутить тебя и увезти в Истремару в мешке. Не потому, что боятся гнева Спасителя. Просто чтобы ты не делал глупостей и не влип в неприятную ситуацию.

– Порой они излишне заботливы, – усмехнулся тот, вставая из-за стола.

Рейтар взял палаш и, кивнув, направился к выходу. Но задержался в дверях:

– Что тобой движет, мой друг?

Они встретились взглядами, и Рауль сказал:

– Назови это чувством справедливости. Она спасла жизни моим людям. Я – ее должник. Впрочем, не скрою, жалость здесь тоже присутствует.

– Значит, нам действительно пора завершить эту историю.

Погода менялась. Звезды скрылись под пришедшими с севера облаками, которые принес на своем хвосте ветер. Долгожданная прохлада легкой дланью опустилась на ночную дорогу и погост, заросший высохшими кустами самшита. Рауль оставил лошадь в небольшой роще и двинулся по пустой дороге к деревне. У реки с ним столкнулся Алехандро, отправившийся из лагеря на час раньше.

– Она в самом центре этой дыры. В сарае. За церковью. Патрулей на улицах нет. Людей тоже. Псы лают, но никого это не тревожит. До мятежников столько лиг.

– Ее охраняют?

– Двое служек инквизиции. Не из клириков.

– А отец Даниэль?

– Его я не видел.

...Улицы, и правда, были пусты. Возле трактира на людей забрехал пес, но, увидев, что они не боятся, умолк и спрятался в будке. Церковь – маленькая, чистенькая, свеженькая – встретила их давящей тишиной. Следуя за Алехандро, Рауль прошел в низкую калитку и оказался на заднем дворе, где впритык друг к другу стояли несколько деревянных сараев.

В соломе, укрывшись курткой, спал мужчина. Другой, отчаянно зевая, сидел тут же. Офицерам не потребовалось много времени, чтобы отправить этих людей в долгий сон. Никакой жалости к тем, кто, получая приказы, притаскивает в застенки инквизиторов очередного несчастного, они не испытывали. Рауль снял ключ с большого железного кольца.

– Подожди меня здесь, – сказал он. – Я скоро.

Друг кивнул.

Сняв с крюка фонарь, Рауль отомкнул висячий замок, открыл и снова плотно прикрыл за собой дверь. В сарае неприятно пахло старым сеном, луком и мышиным пометом. Во мраке звякнула цепь. Он пошел на звук.

– Сеньор? – Она удивилась его появлению. – Вам не следовало приходить сюда.

Ее губы были разбиты, и один глаз заплыл. Капитан почувствовал к надсмотрщикам внезапную ненависть.

– Как твое имя? – он хотел сказать совсем другое, но смалодушничал.

– Наранья. Наранья Хитана.

– Я запомню.

– Спасибо, сеньор, – прошептала она, поднимаясь с сена. – Слишком поздно что-либо менять. Я не уйду с вами. Вы ведь это знаете.

– Да. Знаю.

Не в его власти было снять с нее ошейник, за который теперь она была прикована.

– Завтра к вечеру ты будешь в столице. А послезавтра тебя ждет казнь. Чему ты улыбаешься?

– Своей глупости, сеньор. Там, в Хуэскаре, в глубине души я верила, что меня поймут, смогут оправдать и, возможно, избавить от этого проклятия. Но Святой суд вынес иное решение...

– Я хочу спасти тебя от костра.

– Я поняла это, когда вы вошли, сеньор. Спаситель услышал мои молитвы и сделал вас своей милосердной рукою. Возможно, так будет лучше.

Рауль обнажил дагу. Она не отшатнулась и, словно убеждая саму себя, прошептала:

– Я верю, что Спаситель сжалился надо мной, и мне нет нужды входить в пламя. Я его не заслужила. Спасибо, что не обращались со мной, как с собакой, сеньор. Если можно, сделайте это быстро.

– Все? – спросил Алехандро, у ног которого лежали тела надсмотрщиков.

– Да. Давай отнесем мертвецов внутрь.

Когда дело было сделано, капитан поднял с земли и швырнул в дверь переносной фонарь. Тот разбился, и масло, выплеснувшись на стены и солому, пробудило огонь. Словно волшебный, он взметнулся к низкому потолку, охватывая все помещение и с ревом вырываясь из маленьких окошек. Алехандро, не удовлетворившись этим, разбил еще один фонарь об стену. И пламя, точно так же, как в предыдущий раз, словно подчиняясь чьей-то воле, намертво вцепилось в бревна, а потом, подгоняемое ветром, метнулось на крышу.

– Уходим! – Алехандро хлопнул Рауля по плечу. – Сейчас набегут!

Они поспешили прочь. Быстро покинули деревню и уже в поле, не сговариваясь, обернулись. Зарево пожара и поднимающиеся над крышами языки пламени было видно даже отсюда.

Когда друзья оказались в седлах, наконец-то тревожно загудел набат. Рауль в последний раз оглянулся и затем пришпорил лошадь.

Ветер продолжал крепчать, раздувая огонь.

Четвертый сын [22]

Ворожба закончилась. Растаяло видение, оборотившись медленными кругами на воде. Разбежалось увиденное, но еще не наступившее, рассыпалось в ничто, притаилось до срока в темных углах, куда не добирается огонек лучины, исчезло, оставив только след в памяти.