– Что вы делаете, сеньор де Альтамирано? – Отец Рохос подошел неслышно. Его лицо было сурово. – Я просил охранять колдунью, а не насыщать ее.

Лопес струхнул и сделал шаг назад. Пабло на миг перестал подбрасывать апельсин. Рауль вежливо кивнул:

– Доброй ночи, святой отец. Я счел нужным дать женщине воды.

– Я не вижу здесь женщины, – на клетку инквизитор даже не смотрел. – Здесь лишь грех в ее образе.

– Вполне возможно.

– Вы сомневаетесь в решении Святого суда? – в его голосе не было угрозы.

Пока не было.

Для многих сказанных слов хватило бы, чтобы отступить, но Рауль не считал себя виноватым.

– Святой отец, я ценю, какое доверие инквизиция оказала мне и моим людям, позволив сопровождать вас и беречь ваши жизни. Но хочу напомнить, что командир этого отряда все еще я.

– Я прекрасно помню это. Но вы помогаете отступнице.

– Я помогаю исключительно нашей матери-Церкви.

– Неужели? – клирик приподнял брови. – Каким образом? Тем, что избавляете от страдания ведьму?

– Не совсем верно. Ведь ее собираются сжечь в столице?

– Да. На праздник Святого Коломана.

– Боюсь, если и дальше не поить осужденную, она не доживет до костра. Женщина обезвожена. Посмотрите.

Клирик сложил руки на животе и нехотя сказал:

– Возможно, я действительно переусердствовал в стремлении наказать колдунью и забыл о грядущем возмездии. Вы можете давать ей воду. Но немного.

– А еда?

Инквизитор пристально посмотрел на Рауля:

– Если бы я не слышал от людей, что вы истинный сын Церкви, мне бы показалось, что вы помогаете отродью тьмы. Мясо сделает ее сильнее, а хлеб и молоко она осквернит. Только воду. И будьте разумны, сеньор! Не разговаривайте с ней, не касайтесь и не смотрите в глаза. Это исчадие ада, и оно пожрет любого. Даже такого смельчака, – последнее слово он выделил, – как вы.

– Думаю, вера станет моим щитом от искушений и проклятий...

– А Спаситель не оставит вас, – закончил отец Рохос. – Почаще вспоминайте об этом, сеньор де Альтамирано. И, да... вот еще что. Наши жизни бережете не вы, а Спаситель. Вы лишь орудие в руках его, но будет так, как решит он. Впрочем, тьма не место для пустопорожних споров и упражнений в риторике. Пусть Спаситель хранит вас и ваших людей этой ночью.

Он ушел, и Лопес облегченно перевел дух.

– Дай-ка мне, – сказал Рауль, и Пабло бросил ему апельсин.

Капитан ловко поймал плод, просунул руку сквозь прутья:

– Бери. Ешь.

На мгновение их пальцы соприкоснулись, он почувствовал, как горяча ее кожа.

– Спасибо, сеньор.

– Слышал, ты сцепился со святошей, – поприветствовал Рауля Алехандро на следующее утро.

Капитан произнес в ответ нечто непонятное и совершенно неприветливое. За оставшиеся до рассвета три часа он совершенно не выспался и теперь волком смотрел на весь белый свет.

– Фернандо, собирай людей. Через час выступаем, – сказал он, умывшись и немного придя в себя. – Святые отцы встали?

– Ха! Такое впечатление, что и не ложились. Приму[18] прочли вместе с петухами. А у тебя вид, словно на тебе гарцевали жандармы[19].

– Плохие сны.

Сны действительно были плохими.

Застывший от раскаленного жара город, ревущее пламя, дым, поднимающийся в яркое небо, отвратительная вонь горелой плоти. Хриплое карканье воронья смешивалось с молитвами одетых в алое и серое священников. И люди, и птицы, с удовлетворением наблюдали за мучениями сгорающих ведьм до тех пор, пока от казненных не оставались лишь обугленные кости. Их складывали на возы, сгребали лопатами пепел, ногами отбрасывая в сторону черепа, и вываливали в реку или отвозили за город, к Чумному кладбищу, сбрасывая останки в ямы.

– Пабло говорит, что отец Рохос с утра спрашивал о тебе у солдат. Ты не нашел ничего лучше, чем цепляться к инквизиции, мой друг?

Рауль скривился, взял хлеб, яйцо, лук, сыр и подвинул к себе блюдо с маслинами.

– Тебе бы это тоже не понравилось.

– Ты все сделал правильно. На твое счастье, клирик с тобой согласился. Но на будущее – лучше во время парада выстрели в голову какому-нибудь нашему генералу. Проблем будет гораздо меньше, чем из-за боданий с Церковью.

Алехандро был бодр и весел. Впрочем, так случалось всегда, когда они собирались куда-нибудь выступать. Особенно если это касалось возвращения домой.

Рейтар уже облачился в вороненую кирасу, застегнул наручи, повесил на пояс палаш, а на грудь перевязь с пистолетами. Под мышкой он держал морион, на голове был повязан видавший виды, но «счастливый» фиолетовый платок.

– Ты не доживешь до полудня. Спечешься.

– Уж лучше так, чем от пули, мой друг, – хохотнул Алехандро, хлопнув капитана по плечу.

Рауль наспех перекусил, запил незатейливый завтрак водой и быстро спустился к своим людям. Через полчаса отряд покинул городок.

Сожалений не было. Здесь их ничто не держало. Мятежная провинция, вставшая на сторону искарских баронов и их богомерзкой религии, отрицавшей могущество Спасителя и принижающей его до обычного человека, успела выпить из солдат все соки. Они вдоволь нахлебались крови, нанюхались пороху, и теперь не могли дождаться возвращения к морю, подальше от проклятых холмов, ненавистной жары и сводящей с ума осторожности.

Отряд, состоящий из рейтаров капитана Алехандро и стрелков капитана Рауля, номинально бывшего здесь старшим, спешно продвигался вперед. До того, как солнце начало припекать, им удалось преодолеть вполне приличное расстояние.

Дорога была белой, пыльной и такой же яркой, как небо. Высохшие шипы чертополоха, венчавшие тракт опасной короной, смешались с кустами акаций, а затем вовсе исчезли, словно их и не было. Многие поля оказались не убранными, многие – высохшими из-за недостаточного полива, а некоторые и вовсе превратились в черные выжженные проплешины. Мятеж, неожиданно для всех переросший в маленькую, пускай и кратковременную гражданскую войну, оставил после себя запустение. Последователи Спасителя-бога и Спасителя-человека были слишком заняты резней друг друга, чтобы обращать внимание на свои урожаи.

Рауль не сомневался, что скоро здесь начнется голод, и тогда даже самые упорные фанатики новой веры забудут о сопротивлении. У них появятся более насущные дела, чем религия или солдаты королевской армии.

Маленькие деревушки, с плетнями, белостенными домами и жителями, молчаливо и внимательно провожающими отряд взглядами, были не слишком приветливы. В одной Рауль приказал устроить кратковременный привал, отправив двух разведчиков вперед, к холмам, откуда открывался вид на окрестности.

Крестьяне встретили солдат без злобы, но с явной опаской. Они, как и многие другие, столкнулись с тем, что вооруженные люди порой убивают, не спрашивая, на чьей стороне ты находишься и каким способом молишься своему богу. Вернувшиеся разведчики доложили, что все чисто, и отряд продолжил путь.

Минут через тридцать, возле моста перекинутого через почти высохший ручеек, прячущийся от зноя за плоскими камнями, они нашли тела двух солдат в форме артиллеристов Восемнадцатого пехотного полка. Оба оказались распяты на грубо сколоченных крестах, в глаза им вбили колья.

Лопес вместе с Рыжим и Жозе сняли мертвых. Мигель приказал выкопать могилы.

– Отмучались, бедняги, – сказал Игнасио, и его хитрое, живое лицо стало суровым. – Упокой Спаситель их души.

– Рано утром нарвались, сеньоры. – Лопес покачал головой и печально цокнул языком. – Дураки. Кто же по двое ездит?

– По официальной версии здесь безопасно. – Фернандо задумчиво раскуривал трубку. – Бои завершились полтора месяца назад.

– Что с того, мой друг? Заразу так просто не выжечь. На это могут уйти годы. – Алехандро внимательно осматривал заросли акации. Кроме него этим занимались еще несколько человек. Солдаты держали под рукой мушкеты и зажгли фитили.