Щека генерального директора нервно дернулась. Он вообще был какой-то нервный.

– Нет, – сквозь зубы процедил он. – Благотворительностью пусть занимаются другие. А я бизнесмен. Но бизнесмен честный.

– Неужели есть и такие?

– С вами просто невыносимо разговаривать, – сдержанно ответил Гурули. – Если вы не прекратите, я немедленно встану и уйду.

– Молчу, молчу, молчу!

– Моя цель – возродить «Милосердие». Без лицемерия скажу – от этого выиграют все: и новые вкладчики, и, разумеется, я. Не вижу в этом ничего аморального.

– Очень благородная цель, – не преминул заметить я. – И в чем же заключается ваше предложение ко мне?

– Вы мой клиент. Нас с вами связывают хоть и несколько странные, но не самые худшие отношения. Я прав?

Молоток Гурули! Ничем его не прошибешь.

– Безусловно! Я, можно сказать, все сильнее и сильнее проникаюсь к вам чувством глубочайшей симпатии.

– Я прошу вас оказать мне одну небольшую услугу, – продолжал генеральный директор. – За хорошее вознаграждение, разумеется.

Я кивнул головой: мол, против хорошего вознаграждения ничего не имею против.

– Вы сами должны понимать, что транспортировка большой суммы денег – мероприятие непростое и в какой-то степени рискованное. Я решил перевезти валюту не традиционным путем, а по морю. – Он сделал паузу и добавил: – На яхте «Ассоль».

Кажется, я догадался, что он хотел от меня.

– Вам должно быть известно, – продолжал Гурули, – что бывший капитан этой яхты недавно покончил с собой. Его место пока никем не занято. Вы живете на побережье, общаетесь с моряками, рыбаками, знаете, кто на что способен. – Гурули зачем-то кивнул на стену, за которой уже неделю трудился мой сосед Славик. – Словом, я прошу вас подобрать на места капитана и двух матросов надежных парней.

Очень интересный поворот!

– Еще раз повторяю: дело это очень ответственное и в некоторой степени опасное. Я вас не тороплю. Подумайте хорошенько.

Я все понял: Гурули предлагал место капитана мне.

– Хорошо, я подумаю.

– Дату мероприятия, по понятным причинам, я вам пока сообщить не могу. Если подберете кандидатов, время для них определите так: в течение ближайшего месяца, но не исключено, что и через несколько дней.

– Конечно. Так и скажу, – ответил я. – О’кей! Все будет хорошо. Я немедленно начну думать. Можно сказать, я уже думаю.

– Очень хорошо. – Гурули улыбнулся краешком губ. – На такой ноте намного лучше заканчивать беседу. – Он снова извлек из кармашка часики. – А-я-яй! Я занял у вас почти двадцать минут.

– Что ж, в таком случае вы мой должник.

– Я давно ваш должник, – с каким-то скрытым смыслом ответил Гурули. – Будьте здоровы! Через несколько дней я вас сам найду.

Он откланялся и вышел в прихожую. Я открыл дверь и проводил Гурули почти до самой машины. Водитель завел мотор. Генеральный директор помахал мне на прощание своей узкой ладонью пианиста.

Войдя в подъезд, я остановился у почтовых ящиков и чиркнул спичкой. В моей ячейке, оказывается, лежали газеты, они были видны через отверстия в крышке. Пришлось ковыряться ключом в ржавом замке.

Стопку бесплатных рекламных газет я просмотрел при скудном свете фонаря и уже хотел было отнести их в мусорный бак, как из них выпал сложенный вдвое лист бумаги. Я поднял его и развернул. «КИРИЛЛ АНДРЕЕВИЧ ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ НАША ВСТРЕЧА НЕ СОСТОИТСЯ СРОЧНО ВЫЛЕТАЮ В МОСКВУ ПО ВОЗВРАЩЕНИИ НЕМЕДЛЕННО ДАМ ЗНАТЬ О СЕБЕ ВИКТОР ГУРУЛИ».

На телеграмме была обозначена дата – отправлена из Ялты за день до того, как Лепетиха расстрелял моего гипсового двойника у останков революционного памятника.

Предложение Гурули подвалило очень кстати. Мозгу надо было отдохнуть, переключиться на иное направление. Как сменить наскучившую пластинку или устроить себе на недельку вегетарианскую диету. Леша и Эльвира, эти Ромео и Джульетта современного криминального мира, исчезли, растворились в знойной эйфории бархатного сезона, и я почувствовал приблизительно такое же облегчение, какое испытывает цепной пес, на время освобожденный от ошейника. Они оба мне надоели. Со своей непредсказуемостью и множественными масками-фантомасками.

Успокаивая себя подобными доводами, я кое-как вернул себе ровное настроение и некоторую уверенность. Хотя, положа руку на сердце, такого крупного провала я не знал за все время своего частного сыска.

Влюбленные аферисты, исчезнув из поля моего зрения, не оставили за собой ни одной нити, которая могла бы вывести на них. Но даже не это главное. У меня не было заказчика. Я раскручивал это преступление из-за какого-то известного только мне принципа. Я его раскрутил, и теперь эта раскрутка вентилятором била меня по пальцам. Моя функция закончилась, теперь в дело должны были включиться органы власти.

Да уж, должны. После облома на даче Татьяны Сысоевой Кныш стал шарахаться от меня, как от психически больного, и не хотел даже выслушать. Инстанции повыше местного отделения милиции дело о Милосердовой прикрыли за отсутствием состава преступления и потому выпроводят меня за дверь тотчас, как только я произнесу имя Эльвиры. Я раскопал булыжник, который вытащить мне одному не по силам, а помощников не было и не предвиделось.

Но вот странные телодвижения Гурули рядом со мной начались очень кстати. Гурули – отросток от тандема Эльвира – Леша, значение которого для всей группировки мошенников мне еще предстояло выяснить. И вот этот отросток неожиданно для меня стал функционировать. Роль обычного убийцы на Гурули не клеилась – это человек иного ранга, да и какой смысл ему убивать меня? Это можно было сделать много раз при минимальном риске и затратах. А здесь что-то иное. Тридцать тысяч долларов, предложение занять должность капитана злосчастной «Ассоли» – это пока лишь прелюдия перед началом серьезной игры. Меня покупают? Предлагают сотрудничество? Или затыкают рот?

«Нет, – думал я, скрипя половицами в своей комнате, – рот затыкают пулей, она стоит намного дешевле тридцати тысяч баксов. А если покупают, то с какой целью? Разве я представляю для мошенников ценность? Но вот сотрудничество они вполне могут предложить. Я владею информацией, у меня есть неплохие связи, я могу быть хитрым и мобильным».

Я представил, как в каком-нибудь неожиданном месте встречусь с Лешей и он, похлопывая меня по плечу, скажет: «Очень хорошо, что мы снова вместе. Ты мне сразу понравился, и я понял, что ты наш человек». Затем появится смуглолицый Гурули с кейсом, протянет мне платежную ведомость, в которой будет стоять астрономическая цифра, и, пригладив тонкие усики, даст мне пухлую пачку стодолларовых купюр. С другой стороны ко мне начнет ластиться Танюша Сысоева вместе с пышногрудой Розой, а завершится встреча старых друзей появлением самой Эльвиры Милосердовой-Васильевой. Она появится в кругу мафиози как озарение, как вспышка сверхновой звезды – ослепительно красивая, осыпанная бриллиантами, помолодевшая после пластической операции, плавно, словно по воздуху, спустится ко мне с мраморной лестницы, всколыхнет воздух своим белым платьем, усладит его ароматом духов и, улыбнувшись ледниковой белизной зубов, скажет: «Ну вот, милый, мы и встретились. Как долго я ждала этой минуты!» А я, очарованный ее сатанинской красотой, осторожно, словно хрупкое творение Фаберже, возьму ее ладони и аккуратно защелкну на запястьях подаренные мне Кнышем наручники.

Мне стало смешно, и я пошел под ледяной душ, чтобы жизнь не казалась мне сплошным развлечением. Затем надел огненно-красные трусы, кроссовки, вставил в уши «таблетки» от плейера и побежал сжигать на новосветской трассе лишние калории.

Я побежал трусцой по серпантину вверх. Когда подъем закончился и я, увеличив темп, побежал под стеной горы Сокол, меня обогнал милицейский «уазик», прижался к обочине, испортив пылью воздух, и остановился. Володя Кныш, поочередно двигая плечами, словно снимал с себя автомобиль, вышел наружу и, глядя себе под ноги, вразвалочку пошел мне навстречу.