Что случилось потом, мне было известно…

У меня онемела рука, но я еще долго лежал, не меняя положения, чтобы не разбудить Анну. Она тихо спала, уткнувшись носом мне в шею. По ее щеке, подрагивая, скользил солнечный луч. Невидимая из-под козырька скалы, где-то над нами парила чайка; она стонала, хохотала, ее крик то удалялся, то приближался. Моря не было слышно совсем. Казалось, мои барабанные перепонки не выдержали грохота волн и я оглох.

Анна повернулась на другой бок. Я высвободил руку, тихо привстал и накрыл девушку своей курткой. Затем, стараясь не шуршать по гальке, вышел из нашего убежища на волю.

В первое мгновение я ничего не увидел: меня ослепило солнце, которое, казалось, растеклось по всему небу, залило море, остров и скалы. Пронзительная синева неба сливалась на горизонте с лазурью моря; тихое, остекленевшее, оно совсем не было похоже на то чудовище, которое бесилось вчера, сотрясая своими ударами остров. Не осталось никаких следов от вчерашнего шторма, словно разгул стихии был всего лишь плодом моего воображения. Я шел по мокрым пружинистым водорослям, выброшенным на берег прибоем, щурился от солнечных бликов, танцующих по зеркальной поверхности воды, испытывая блаженное чувство единства с первозданной чистотой природы.

Вода была прохладная, но я медленно, смакуя удовольствие, зашел в ее упругую, кристально чистую плоть, окунулся с головой, проплыл над самым дном, касаясь грудью бархатистых водорослей, потом лег на спину и долго лежал, тихо покачиваясь, словно в гамаке, глядя на кувыркающихся в солнечных лучах чаек.

Было еще очень рано – около шести часов, но мне хотелось разбудить Анну, чтобы она успела застать этот хрупкий момент, это тихое таинство природы, которая накануне выплеснула всю энергию ярости и теперь, словно прогулявшая до рассвета дочь, тихо, на цыпочках, входила в новый день.

Я вышел из воды – чистый, голый, озябший, чувствуя ни с чем не сравнимое удовольствие, поднялся на самую верхушку скалы, откуда весь берег просматривался довольно четко, и, почти готовый уподобиться чайке и воспарить, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть от восторга, как вдруг краем глаза заметил какое-то движение у кромки берега.

Романтическое настроение обвалилось водопадом куда-то к ногам и мгновенно впиталось в холодный жесткий камень. Я упал, прижимаясь к его наждачной поверхности, спрятал голову за каменный выступ и, затаив дыхание, стал следить за двумя моторными лодками, на малом ходу, почти беззвучно причалившими к прибрежным камням острова. В каждой было по три человека, на задних сиденьях желтели баллоны аквалангов. Почти все были одеты в джинсы и черные майки, у одного на голове черным шелком блестел платок. Человек, стоящий у руля первой лодки, спрыгнул в воду, потянул на себя швартовочную веревку, закрепил ее на остром каменном выступе, затем подвел к берегу и вторую лодку. Заплескалась вода. Люди, прыгая через борта в воду, выходили на берег. У большинства из них я без труда заметил пистолеты, один нес английский пистолет-пулемет «пэтчет» с боковым магазином.

Аккуратно подстриженный коренастый мужчина в голубой рубашке, не произнося ни слова, стал жестикулировать руками. Двое в черных майках и с пистолетами за поясами как по команде опустили на рукоятки ладони и, озираясь по сторонам, пошли по западному берегу острова. Вторая пара вместе с командиром в голубой рубашке запрыгала по камням восточного берега. У моторных лодок остался один человек, который сел на лодочный передок, надвинул на глаза кепи и стал пристально смотреть на небольшую серую коробочку, держа ее, как книгу, обеими руками. Я не сразу догадался, что это была электронная игра «Тетрис».

Никаких сомнений в отношении намерений этих людей у меня не было.

Ползком, словно ящерица, царапая грудь и ноги о пористую поверхность камня, я стал спускаться вниз. «Зря я не надел джинсы, – думал я, – очень зря».

В расщелину, где еще спала Анна, я спустился по вертикальному камину, упираясь в одну стену спиной, а в другую – ногами. Это была настоящая пытка. Я «отшкурил» спину до крови. Метров с трех пришлось прыгать. Песок смягчил удар и приглушил звук. Пот уже градом лился с меня.

Я подполз на четвереньках к девушке, которая все так же крепко спала, накрывшись моей курткой с головой. Чтобы она не вскрикнула, я крепко прижался губами к ее губам. Она тотчас проснулась и, приняв мой жест за проявление нежности, стала вяло, но с каждой секундой сильнее покусывать мои губы. Я тихо замычал, попытался отстраниться, но Анна все более включалась в любовную игру. Ей даже в голову не могло прийти, что голый мужчина, лежащий сверху нее и крепко, почти до боли, целующий ее губы, может преследовать совсем иные цели.

Бороться с женщиной в такой ситуации – дело почти безнадежное, и я уже приготовился красиво умереть от пистолетной пули в объятиях Анны, как она провела руками по моей спине, почувствовала кровь и только после этого позволила мне привстать над ней. Я тотчас закрыл ей рот ладонью и знаком показал, чтобы она молчала.

Анна смотрела на свои ладони, выпачканные в моей крови, и в ее глазах медленно разбухал ужас.

– На острове чужие, – на ухо шепнул я ей. – С оружием.

Убедившись, что Анна нормально усвоила эту новость и не собирается кричать, охать или чрезмерно громко вздыхать, я отнял руку, потом вытащил зарытую наполовину бутылку с дождевой водой и жадно выпил половину. Анна сделала всего глоток и поморщилась. Я знаком спросил ее, будет ли она пить еще. Анна отрицательно покачала головой, и я вылил остатки воды. Теперь в моей руке было оружие.

Медленно, шаг за шагом мы прошли по расщелине на западный берег острова. Я выглянул из нашего убежища. Черномаечников пока не было видно. Я схватил Анну за руку и, ничего не объясняя, побежал с ней к воде. Мы присели среди камней.

– Ты когда-нибудь била человека бутылкой по голове? – шепотом спросил я ее, глядя во все стороны.

Глаза Анны расширялись, как цветочные бутоны на рассвете.

– Понимаю, – кивнул я. – Это страшно. Но не в такой степени, когда умираешь сам. Возьми бутылку… Нет, за горлышко, как гранату. Помнишь фильм про Штирлица, как он шарахнул бутылкой коньяка по голове немца?.. Ну, молодец, вижу, что понимаешь меня… Сядь за камнем, чтобы тебя не было видно. И ничего не бойся.

– А ты?

– Я буду играть роль разлагающегося трупа, выкинутого штормом на камни.

Я опустился в воду по шею и стал следить за берегом. Не прошло и минуты, как показались незнакомцы. Балансируя, они прыгали с камня на камень, останавливались, смотрели по сторонам, о чем-то переговаривались и шли дальше.

Когда нас разделяло всего метров двадцать, я опустил руку поглубже, нащупал гальку размером с кулак и с короткого замаха кинул ее в скалу. Полет моего снаряда убийцы не заметили, но на звук обернулись. Несколько мгновений они смотрели в ту сторону, откуда только что пришли.

– Что это? – спросил один.

– Не знаю. Похоже, упал камень… Сходи посмотри, – ответил второй.

Его напарник вытащил из-за пояса миниатюрный «бульдог» с крохотным, словно cточившимся от долгого пользования стволом и, подражая крутым героям американских боевиков, взял его двумя руками, спрятал за ним свой нос и медленно пошел обратно. Второй не шелохнулся, наблюдая за ним до тех пор, пока тот не осмотрел отвесную стену.

– Ничего. Птица, должно быть, камень скинула. Так и по балде недолго получить…

Он стал возвращаться. Первый, не дожидаясь, пошел в нашу сторону.

Я лег на дно лицом вверх, слегка приоткрыл глаза, раскинул руки в стороны. Легкая волна покачивала меня, словно пыталась вытолкнуть на камень. Три минуты я мог не дышать.

Я видел лишь игру бликов на поверхности воды да темное пятно камня и почти ничего не слышал. Расслабился, ушел в себя. Стал мысленно считать. Дошел до ста – ничего.

Слабая волна в очередной раз толкнула меня, и я почувствовал, как острые края мидий полоснули по плечу, потом еще раз и еще… Из порезанного плеча, должно быть, пошла кровь. Если этот мужик не дурак, то догадается, что я притворился. Из трупа кровь не идет.