– Не знаю, как насчет медведей, – ответил я, рассматривая рану на локте, – но если бы вы опоздали минут на десять…

Кныш положил мне руку на спину, подвел ближе к фарам.

– Подкидываешь ты нам вводные, – проворчал он. – Где они?

– Кто? – не сразу понял я.

Кныш засопел и подбоченился.

– Ты давал мне телеграмму?

– Давал, Володя, давал.

– Лезь в машину, по дороге обо всем расскажешь. До Барсучьей поляны еще километра три?

– Мы не туда поедем.

Я прихрамывал, но, слава богу, кости были целы и кровь уже не хлестала из ран. Кныш достал из-под сиденья аптечку, в которой, к его наигранному удивлению, не было ничего, кроме перекиси водорода.

– Ну ты ведь пока умирать не собираешься? – спросил он, не зная, что делать с перекисью.

– Не собираюсь, – ответил я. А что мне оставалось еще ответить?

«Уазик» объехал труп волкодава и помчался вверх по серпантину. Водитель-сержант выключил фары – уже светало.

– Как ты вышел на Эльвиру? – спросил Кныш, когда я вкратце рассказал ему о своих злоключениях.

Пришлось рассказывать о Лепетихе, его неудачном выстреле у останков памятника морскому десанту, о том, как я нашел его труп в подъезде алуштинского дома, и о телефоне с определителем номера.

Милиционер в бронежилете был подозрительно молчалив. Я видел его впервые – возможно, он был из алуштинского отделения. Он не задавал вопросов и, казалось, вообще не реагировал на мою информацию. Так бывает, когда человек в отношении тебя уже сделал окончательные выводы, и выводы эти не в твою пользу. Кныш же покачивал головой, кашлял, кряхтел и вполголоса ругался.

– Занимаешься не своим делом, – бормотал он. – Я же предупреждал тебя… Как пацан, в самом деле…

И все время многозначительно поглядывал на меня. Кажется, мне не стоило вдаваться в такие подробности при постороннем человеке. Но зачем он тогда спрашивал при постороннем человеке?

– А где твой друг? – снова спросил Кныш.

На этот вопрос мне было труднее всего ответить. После того, как мы встретились с Лешей под лестницей, у обитых жестью дверей, я не вспоминал его ни разу, я уходил от мыслей о нем, как от крайне неприятной, но все-таки неизбежной работы.

– Друг? – переспросил я. – А друг остался там.

– Ты бежал один? – удивился Кныш.

– Это было самым разумным решением, – начал я нести какую-то пургу. – Нас заперли в разных комнатах.

«Моих мозгов на Лешу не хватает, – подумал я. – Не могу, не хочу давать какое-либо объяснение тому, что я видел. Кныш – мент, ему за это деньги платят. Пусть сам разбирается с Лешей, выясняет, как долго тот знаком с Эльвирой и что его с ней может связывать».

Мы свернули на лесную дорогу.

– Я знаю эти места, – сказал незнакомый милиционер в бронежилете. – Мы едем на дачу, которую года два назад купила фирма, занимающаяся производством компьютерных программ. А офис у них на Барсучьей поляне.

– И что, часто беспокоили? – спросил Кныш.

– Это первый раз.

Этот милиционер, выходит, работал в алуштинском отделении.

Кныш, как и я, хотел обойтись без стрельбы. Он без особой охоты положил себе на колени миниатюрный, как игрушка, «калашников», погладил его стальные бока ладонью.

– Охрана у них большая? – спросил он меня.

– По крайней мере трое.

– Оружие?

– Я видел только у одного. Самозарядная американская «гаранд».

– Эта пушка стоит на учете, – сказал мент в бронежилете. – У них есть лицензия.

– У нас нет даже косвенного повода вламываться на дачу, – проворчал Кныш. – Разве что придраться из-за собак?

– А кто сказал, что те собаки принадлежат им? – пожал плечами второй мент. – Человек шляется по ночам…

Он не договорил – запищал сигнал вызова на радиостанции.

– Слушаю, «седьмой».

– Ты где сейчас? – раздался надтреснутый голос.

– Подъезжаем к даче компьютерщиков.

– Очень кстати. Оттуда получен вызов.

Милиционеры переглянулись.

– Не понял, «первый»! Откуда вызов?

– С дачи компьютерщиков. Это в лесу под Барсучьей поляной. Прием!

– Это я понял! Причина вызова?

– Попытка ограбления.

– От-ты, блин горелый! – выругался милиционер. – Ну, есть, приедем – разберемся. Через пятнадцать минут буду на связи. – Он опустил радиостанцию в футляр и вопросительно посмотрел на Кныша. Тот молча пожал плечами.

Не знаю почему, но мне показалось, что, если бы дача встретила нас оружейным огнем, я почувствовал бы себя намного спокойнее.

Перед самой дачей откуда-то из темноты прямо под колеса машины кинулся человек. Я без труда узнал в нем Альгиса.

– Стой! Стой! – кричал он, размахивая рукой, хотя водитель затормозил сразу, как только Альгис показался в свете фар.

Кныш приоткрыл дверцу, и Альгис тотчас просунул голову в кабину. Он еще не видел меня и скороговоркой обратился к водителю:

– Как хорошо, что вы приехали! Прошу за мной! Здесь плохая дорога, будьте осторожны!

И пошел впереди машины, постоянно оглядываясь и махая рукой.

– Ты его видел? – спросил Кныш.

Я кивнул.

– Это один из охранников. Его зовут Альгис.

– Я его знаю, – отозвался алуштинский милиционер. – Он работает в службе безопасности фирмы, регистрировал у нас свою пушку и несколько газовых пистолетов.

«Лучше б тебя здесь не было», – подумал я, глядя в стянутую бронежилетом спину милиционера. Я интуитивно чувствовал в нем союзника Эльвиры.

Альгис, непрерывно размахивая рукой, словно водитель без его помощи не увидел бы дороги, вошел в распахнутые ворота. Мы въехали на территорию бастиона. Уже стало настолько светло, что даже под кронами величественных буков можно было обойтись без фар. Ни одно окно дачи не светилось.

«Уазик» остановился рядом с бело-голубым «Мицубиси». Сержант вышел первым, следом за ним – алуштинец, затем – Кныш. Я вышел последним. Увидев меня, Альгис вдруг просиял совершенно счастливой улыбкой.

– Вы его, голубчика, уже взяли? Какая радость!

– Идите в дом! – оборвал Кныш. Лицо его было мрачнее тучи.

– Мое почтение, Игорь Игоревич! – Альгис театрально поклонился и поднес ладонь к виску, приветствуя алуштинского милиционера.

Они пожали друг другу руки. Кныш сделал вид, что не заметил этой фамильярности. Он первым поднялся по ступеням на веранду. Я, пропустив вперед себя Игоря Игоревича, пошел следом за ним. Альгис попытался воткнуться между ним и мной, но я двинул его локтем в грудь, и он, кинув на меня взгляд палача, пошел последним.

– Зажгите свет! – распорядился Кныш, оглядывая холл. – Все, кто есть в доме, пусть соберутся здесь.

– Будет сделано, – вежливо ответил Альгис и повернулся к своему приятелю: – Игорь Игоревич, прикажете чайку, легкий завтрак? Или, быть может, шампанского?

Милиционер, не поднимая глаз, скривил губы и едва слышно ответил:

– Но не на службе же!

– Как хотите, как хотите, – певуче произнес Альгис и торопливо, через ступени, пошел наверх.

– Сядь! – бросил мне через плечо Кныш, указывая на кресло.

Я сел и принялся рассматривать свои раны. Хорошо, если псы не были заражены бешенством. Иначе я тоже взбешусь и всех без разбору перекусаю. В первую очередь этого Игоря Игоревича.

Кныш расхаживал по холлу, рассматривая картины и макраме. На меня – ноль внимания. Я, как мог, изображал полнейшее равнодушие ко всему происходящему, хотя чувствовал себя сидящим верхом на «Буране», до старта которого осталось несколько секунд.

Игорь Игоревич тоже сел в кресло, «калашников» кинул на диван, взял с журнального столика какую-то газету и закрыл ею лицо.

Я умирал от нетерпения. Все неправильно, все через задницу! Почему два мента, зайдя в дом аферистки, читают газетки и рассматривают картинки вместо того, чтобы быстро обыскать все комнаты, задержать Эльвиру и ее свиту? Почему они не приказали сержанту патрулировать под окнами дачи? Почему? Почему? Почему?..

Прошло немало времени – так, во всяком случае, мне показалось, – прежде чем заскрипели ступени лестницы и я увидел Эльвиру в наброшенном на плечи черном платке. Лицо ее было бледным и усталым. Она мельком взглянула на меня, потом на Кныша и остановила свой взгляд на алуштинце.