– Это не слишком радостная для меня новость, – признался Ворохтин.

Они остановились на краю обрыва, под которым стояла готовая к отплытию моторка.

– Хотите добрый совет? – продолжал Чекота. – Сваливайте отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

– Куда?

– Куда-нибудь далеко, где бы вас трудно было найти. Причем сейчас же. Немедленно.

– Вы считаете, что этот совет добрый?

– Безусловно. Если, конечно, вы не хотите загреметь на нары. Притаитесь где-нибудь на месячишко. А потом, когда во всем разберутся, вы уже вряд ли будете интересовать прокуратуру.

– Неужели все так серьезно? – высказал сомнение Ворохтин.

– Если бы это было несерьезно, стал бы я вас разыскивать в темноте? В любую минуту сюда может нагрянуть ОМОН. Не думаю, что вы снова отделаетесь подпиской о невыезде.

Ворохтин вздохнул, посмотрел на небо, где не было уже ни звезд, ни луны.

– Ночь будет туманная и тихая, – сказал он. – Жаль расставаться с озером в такую хорошую погоду.

– Смотрите сами, – неприятным тоном произнес Чекота. – Как бы потом не пришлось жалеть.

– Кому? – уточнил Ворохтин. – Мне или вам?..

Сторож вышел из своей будки с чайником в руке, попыхивая папиросой. Он сразу почувствовал, что ночь будет теплая и безветренная. «Буржуйку» можно и не топить, – подумал он. – Накроюсь двумя одеялами, крепче спать буду».

Неторопливо, словно по своей квартире, он прошел к началу аллеи, где в кустах торчал кран. Присел, отвернул вентиль и наполнил чайник водой. Из-за диабета его часто мучила жажда, а пить сырую воду врачи не советовали. Вот он и кипятил полный чайник, чтоб потом пить ночью.

Радуясь нежданному теплу, старик не торопился в свою конуру, провонявшую гуталином и табаком. Он прогулялся по причалу, по-хозяйски глядя на ветхий настил и мысленно прикидывая, сколько метров половой доски надо заказать, чтобы к весне подлатать дыры.

Дойдя до конца причала, он постоял на краю, кинул окурок в воду и побрел назад, машинально пересчитывая лодки.

«Эх, безобразие! – подумал он. – Теперь уже двух штук не хватает! Ну что за народ! Попросить тяжело? Разве я кому отказывал?»

Он не беспокоился за пропавшие лодки. Угнать их отсюда было невозможно. Украсть – бессмысленно, ибо не было на берегах заповедного озера ни деревень, ни рыболовецких хозяйств. Закончится это баловство с «Робинзонадой», уедут телевизионщики, и на озере вообще ни одной живой души не встретишь, кроме милиции да егерей.

«Завтра же начну затаскивать лодки в хранилище, – подумал он, закрываясь в будке. – Клиентов уже не будет, осень. Пора…»

Поравнявшись с Первым, Ворохтин заглушил мотор и дальше пошел на веслах. Туман сгущался, и желтая луна, всходящая над Третьим островом, напоминала клубок шерстяных ниток. Ее холодные лучи все больше увязали в тумане, и им не хватало ни сил, ни тепла, чтобы пробиться к земле, и потому быстро темнело, словно после захода солнца опять наступил вечер и повторно стали сгущаться сумерки.

Ворохтину пришлось обходить остров по большому кругу, чтобы не выдать себя, если убийца наблюдал за берегами. Тяжелая работа разогрела Ворохтина, и он пожалел, что под куртку надел теплый свитер из ангорской шерсти. Методично опуская весла в воду, которая казалась черной и густой, как нефть, Ворохтин видел, как надвигается, закрывая собой луну, берег. По воде, словно золотые монетки, запрыгали отблески костра. На мысу, приподнятом и устремленном вперед, словно бак судна, горел костер. Он то затухал, то разгорался вновь, и его мерцающее свечение напоминало маяк. Сидит ли рядом с ним Ботаник, различить было трудно, как и невозможно было увидеть шалаш, расположенный где-то неподалеку. Ночь и плотный строй деревьев создали игру теней; они извивались, уподобляясь пламени, рвались, сливались, и это напоминало бесовский танец дикарей, тонконогих и гибких.

Достигнув противоположной части острова, Ворохтин повернул к берегу. Вскоре лодка зашла в заросли камышей. Если убийца и наблюдал за ним, то теперь наверняка потерял из виду. Глубина уменьшалась, лодка стала царапать днищем по дну. Наконец ее передок, оставляя в мокрой глине борозду, въехал в берег.

В отличие от острова Лагутина этот был почти идеально круглой формы, а в середине его протухало заросшее осокой болото. Потому Ворохтину пришлось идти по берегу, где шансов остаться незамеченным было меньше. Пологий, местами залитый водой, берег больше походил на сырую пашню, где ботинки увязали в жидком, как заварной крем, грунте. «Ботанику меньше всех повезло с островом», – подумал Ворохтин, мысленно сравнивая этот заболоченный берег с чистым песчаным пляжем Четвертого острова, на котором провел последние часы жизни Павлов.

Несколько минут спустя он увидел между деревьев отблески костра, а потом и самого хозяина острова. Ботаник сидел спиной к Ворохтину и ворошил палкой в углях. Он кутался в одеяло, на котором зияла большая дыра с опаленными краями. Березовая кора и хворост больше дымили, чем горели, и Ботаник, вполголоса чертыхаясь, опустился на колени и принялся раздувать огонь. Пепел вместе с дымом взлетел в воздух, Ботаник закашлялся, отпрянул от костра и принялся тереть глаза. Он казался жалким и беззащитным, и если бы убийца оказался рядом именно в этот момент, отправить Ботаника на тот свет не представляло бы для него никакой проблемы.

Но парень не догадывался, какую легкую добычу являл собой в этот момент, когда стоял на коленях и был ослеплен едким дымом. Он продолжал тереть глаза, не видя ничего вокруг. Ворохтину казалось, что Ботаник нарочно испытывает судьбу. Парень будто дразнил находящегося где-то рядом убийцу, будто провоцировал его начать свое кровавое дело.

«Не знаю, как бы я вел себя на его месте, – подумал Ворохтин, выходя из-за кустов, – но таким болваном бы не был!»

– Добрый вечер! – громко сказал Ворохтин.

Ботаник подскочил и, глядя слезящимися глазами на спасателя, зачем-то воинственно сжал кулаки и даже принял боксерскую стойку.

– Все, все, все! – успокоил его Ворохтин и показал пустые ладони. – Я к тебе с миром. Бить меня не надо.

Ботаник узнал спасателя, опустил руки, но испуг на его лице вытеснило выражение недовольства.

– А в чем дело? – сердито спросил он. – Я вас не вызывал.

– Правильно, – подтвердил Ворохтин, обламывая сухую буковую ветку и кидая ее в костер. – Даже если бы ты смог меня вызвать, то я вряд ли бы сумел тебе помочь.

– Но я вовсе не нуждаюсь ни в чьей помощи! – независимым тоном произнес Ботаник. – И потому прошу вас покинуть остров!

– Для начала успокойся и выслушай меня.

– Я не хочу вас слушать! – проявил удивительное упрямство Ботаник. – Из-за вас меня снимут с соревнований, а я настроен на победу, чувствую себя прекрасно и не хочу никого видеть!

– Твоя победа никуда от тебя не денется, и то, что я здесь, не узнает никто.

– Я сейчас позвоню Саркисяну, если вы немедленно не уберетесь отсюда! – пригрозил Ботаник.

Ворохтин покачал головой:

– Не думал, что ты такой ретивый.

– Какой есть! Убирайтесь!

Желая показать, что его обещание не простой звук, Ботаник вынул из кармана радиостанцию и сжал ее в руке, словно гранату с выдернутой чекой.

– Вот что, парень! – начиная нервничать, сказал Ворохтин. – У меня нет большой охоты кататься ночью по островам, и здесь я не потому, что мне захотелось помочь тебе разжечь костер! Участники соревнований выходили из игры не по своей оплошности. Их методично убивали! И я не исключаю, что сегодня наступила твоя очередь отправиться за ними!

– Ерунда, – буркнул Ботаник, однако немного присмирев. – Не может такого быть. Я не верю. Это провокация!

– Ты никак не хочешь поверить, что я пытаюсь спасти твою жизнь?

– Я в одном шаге от победы, вот во что я верю! – с вызовом ответил Ботаник, и в глазах его заплясали отблески разгорающегося пламени. – И не хочу из-за каких-то сомнительных опасений проиграть «Робинзонаду»!