Безымянный тотчас подскочил к Лагутину и приподнял его лицо.

– Слово сказал, назад не воротишь. Шестьсот моих! – торопливо проговорил он, напряженно улыбаясь. – Только я никак не пойму, чего ты испугался, фраерок? Я ж не мочить тебя заставляю. А всего-то полить сухостой бензином да поджечь. При таком ветре ельник вспыхнет от одной спички. Твой «новый русский» тут же штанишки промочит от страха и на помощь позовет.

Лагутин осторожно, боясь боли, пощупал нос, а потом посмотрел на пальцы. Странно, но под носом крови не было.

– Заметят нас, – сказал Лагутин уже без надежды на то, что Безымянный от него отвяжется.

– А кто больше должен беспокоиться, чтоб его не заметили? Если меня хоть одна собака увидит, мне опять за решетку идти. А что с тобой станется? С острова снимут и домой отправят? – Он похлопал Лагутина по плечу с небывалым великодушием и добавил: – Не все же время дармовщинку жрать!

Ворохтин пробежал по берегу километров пять, прекрасно разогрелся и снял с себя курточку, оставшись в одной борцовке. Бронзовый от турецкого загара и лоснящийся от пота, он уже штамповал свои следы на гладком песке пляжа базы, как ему наперерез, будто под колеса «КамАЗа», кинулась Кира.

– Гвоздев только что сел в джип и куда-то уехал! – крикнула она.

Ворохтин остановился и схватил девушку за плечи.

– Сможешь за ним проследить?

– Конечно!

– Поедешь на моей «десятке»!.. Стой! Я тебе дам ключи и рацию!

Ворохтин изо всех сил рванул к «Скорой», которая все еще служила ему домом. Кира отстала, но, пока он вытряхивал из карманов брюк ключи от машины и настраивал на свою волну радиостанцию Павлова, девушка, высунув язык, подбежала.

– Все время будь со мной на связи! – на ходу инструктировал Ворохтин.

– Хорошо!

– И если он сядет в лодку и поплывет к островам, немедленно сообщи!

– Само собой!

– У тебя хоть права есть?! – крикнул он вдогон удаляющейся машине, которая прыгала на дорожных ямках, словно большая механическая лягушка.

Застегивая куртку на ходу, Ворохтин вбежал в аппаратную. Саркисян был занят, он просматривал какой-то эпизод.

– Где твой помощник? – спросил Ворохтин, раздвигая в стороны монтажеров и садясь на стол напротив Саркисяна.

– Привет! Ты еще здесь? – обрадованно произнес Саркисян, словно повстречал лучшего друга. Но его внимание было рассеянным. – После третьего рекламного блока какой даем остров?

– Четвертый! – отозвался кто-то.

– Какой еще Четвертый? Кто там сошел с ума? – беззлобно заворчал Саркисян. – На Четвертом уже следы Павлова простыли! Третий даем! Наш юный друг покажет зрителям, как готовить жаркое из водяной крысы.

Он снова осчастливил своим вниманием Ворохтина:

– Извини, о чем ты меня спросил?

– Гвоздев где?

– Понятия не имею! Где-то болтается, сукин сын. Может, в столовой?

– Куда ты его отправил?

– Да господь с тобой! – отмахнулся Саркисян. – У меня не хватает ни власти, ни денег, чтобы им управлять… Ну-ка, ребятушки, кто даст мне хронометраж смонтированного куска?

– Семнадцать минут, Арам Иванович.

– А-я-яй! Как всегда, перебор!.. Голубчик, может быть, ты слезешь со стола?

– Имей в виду, – сказал Ворохтин, ткнув пальцем в грудь Саркисяну. – Если сегодня что-нибудь случится, то это будет явный перебор и ты уже не отвертишься!

– О чем он? – часто моргая, спросил Саркисян, вращая толстой короткой шеей во все стороны. Чтобы увидеть спину Ворохтина, который уже выходил через тамбур наружу, ему пришлось сделать пол-оборота на крутящемся стульчике. – Наверное, он сошел с ума! Милиция завела на него уголовное дело, и у него от этого поехала крыша!

Ворохтин отошел подальше от генераторов, которые оглушительно трещали, вынул из кармана радиостанцию и надавил кнопку вызова.

Девушка ответила не сразу. Наверное, ей понадобилось время, чтобы пристроить наушник, а сделать это, управляя автомобилем на лесной дороге, было не так-то просто.

– Да… Слушаю! – наконец отозвалась она.

– Кира, ты где?

– Я у него на «хвосте»! – сквозь гул и треск помех раздался ее голос. – Он едет в поселок!

– Он тебя не видит?

– Вряд ли… Очень плохая дорога, а у него скорость будь здоров… Как у вас омыватель включается? Стекло в пыли…

– Кира, будь осторожна! – кричал Ворохтин, кидая взгляды во все стороны. – Не приближайся к нему слишком близко! Этот тип на все способен!

– Хорошо, не беспокойтесь… Ах, черт возьми!

– Что там у тебя?

– Он не доехал до поселка и свернул в лес! По-моему, эта дорога ведет в детский лагерь!

Ворохтин торопливо ходил по опушке леса и места себе не находил. Как жаль, что он не может разорваться на две части! И за островами следить надо, и Гвоздеву на «хвост» не мешало бы сесть, чтобы потом взять его с поличным и как следует намылить ему морду!

– Кира, держись от него на приличном расстоянии! – пуще прежнего забеспокоился Ворохтин – мало ли что этот подонок на безлюдной лесной дороге может выкинуть! – Если он вдруг остановится, сразу же давай задний ход и уходи!

– Поняла, поняла, – процедила Кира. – Что ж вы так кричите… У меня уже в ухе звенит… Ай! Так и знала…

– Что? Он опять свернул?

– Да нет же… Вы меня, наверное, убьете!

– Говори, не трави душу!

– Я передним колесом в яму села.

– И не можешь выехать?

– Пока не получается. Попробую враскачку…

Ворохтин сплюнул и опустил руку с радиостанцией, которая от напряжения уже начала неметь. Доверил девчонке такое опасное дело! Не дай бог с ней какая-нибудь скверная история случится!

– Как ты там, Кира? – спросил Ворохтин, снова прижимая радиостанцию к губам.

– Да вот подкладываю под колесо ветки… Понимаете, тут передок на грунт лег, потому так тяжело выходит…

– Джип где?

– Да его уже не видно. Скрылся за деревьями.

– А ты уверена, что эта дорога ведет в детский лагерь?

– Конечно, уверена! Вон слева видно, как вода блестит.

– Хорошо, – произнес Ворохтин. – Не суетись. Все, в общем-то, уже понятно… Прислать кого-нибудь на помощь?

– Вы что, опозорить меня хотите? – громко возмутилась Кира. – Сама справлюсь, не маленькая! Веток только надо побольше собрать и под колесо сунуть. А если не получится, я с домкрата попробую…

– Ну давай, пробуй!

Ворохтин отключил радиостанцию и посмотрел на часы. Без четверти шесть! Пятнадцать минут до начала связи с островами.

Он кинулся на спасательную вышку, поднялся наверх и взял у наблюдателя бинокль.

– Что это ты так запыхался? – спросил наблюдатель. – Голую женщину увидел?

Ворохтин молча рассматривал призрачные из-за тумана очертания островов. Мощная оптика стерла объем, и казалось, что острова, словно лодки у причала, прижимаются друг к другу и с Первого острова совсем не трудно дотянуться до сосновых веток Пятого… Вот опустевший Первый. После того как на нем погибла Лена, он стал казаться Ворохтину темным и мрачным. Этакий Летучий Голландец, дрейфующий по озеру без экипажа, но с тенью мертвеца.

Чуть дальше и правее – Второй. Лагутина увидеть невозможно, даже если бы в распоряжении Ворохтина был телескоп. Зеленая униформа растворяется в лиственной массе, словно кусок сахара в стакане чая. Третий и Четвертый стоят обособленно, разделенные небольшим проливом. Пятый в бинокль различить довольно трудно, он сливается с береговой полосой, и точно определить его границы почти невозможно…

Ворохтин чуть повернулся и посмотрел на лодочную станцию. Казалось, что стекла бинокля запотели. Густой туман серыми смазанными полосами накрыл детский лагерь и большую часть озера. С трудом можно было различить лишь темную полоску причала. Все остальные детали были словно смыты скипидаром с полотна художника.

– Случилось что-нибудь? – уже с нотками озабоченности спросил наблюдатель, пялясь на туманные очертания островов. Ворохтин вел себя необычно, и это его насторожило.