– А почему именно на Третий? – удивился наблюдатель.

– Вот как причалишь к нему, так узнаешь.

Наблюдатель с подозрением крутил в руках рацию.

– А это что? – спросил он, показывая на маленькую пластиковую бирочку с цифрой 1, привязанную к держателю.

– Это значит Первый остров. Лена пользовалась ею.

– Э-э, нет, – покрутил головой наблюдатель и протянул радиостанцию Ворохтину. – Я суеверный, вещами покойников не пользуюсь.

– Так возьми мою! Какая разница…

Они поменялись станциями. Ворохтин пожал руку наблюдателю и молча пошел вниз. Чтобы избежать случайных свидетелей, он поднялся к лесу и набрал частоту Лагутина.

– Сергей, если сегодняшней ночью ты не заснешь, то, возможно, сохранишь себе жизнь, – сказал Ворохтин спокойно, излишне не драматизируя ситуацию.

– Не совсем понятное, но интригующее предупреждение, – сквозь треск эфирных помех донесся далекий голос Лагутина.

– У тебя опять может быть гость, – пояснил Ворохтин. – Скорее всего это будет знакомый тебе человек из съемочной группы или обслуживающего персонала. Как только ты его увидишь, немедленно дай сигнальную ракету. Немедленно!

– А почему ты решил, что он придет именно ко мне?

– Я думаю, что у вас с Ботаником равные на это шансы. Будь внимателен: убийца может пойти на хитрость и заговорить тебе зубы. Не исключено, что он поздравит тебя с победой и предложит что-нибудь съесть или выпить. Не верь ни одному его слову, даже если это будет Саркисян. Размахивай тесаком и не подпускай его к себе ближе чем на пять шагов. Я буду недалеко от тебя и подъеду быстро.

– Ладно, ладно! – ответил Лагутин, считая, что Ворохтин чрезмерно сгущает краски. – Я смогу за себя постоять, не беспокойся…

Освещенный двумя мощными лампами, Саркисян стоял у озера на фоне кроваво-красного заката.

– Итак, осталось двое, – говорил он в микрофон и короткими толчками дергал головой, что делало его похожим на настороженного петуха. – Два самых стойких и мужественных робинзона вышли на финишную прямую. И ни один пока не намерен сходить с дистанции. Мы с вами являемся свидетелями проявления удивительных волевых качеств. Поединок усложняется не только усиливающимся голодом и холодом. Растут психическое напряжение и тревога…

Безмолвная толпа полукольцом окружила режиссера. В свете ламп порхали серые мотыльки и струился табачный дым. Чуть сгорбившись, словно застыв в поклоне, у треноги с камерой стоял Чекота.

Ворохтин поискал глазами Киру, которая во время сеансов связи обычно околачивалась рядом со съемочной группой. Но песочной штормовки и белого платка нигде не было видно. Пришлось подняться в палаточный городок.

Кира сидела на бревне рядом со своим походным домиком. Она держала на коленях ноутбук и медленно шлепала одним пальцем по клавишам. Рядом с ней трепыхался хилый костерок, и пламя массировало дно алюминиевой кружки, поставленной на два кирпича.

– Здрасьте! – сказала девушка, оторвавшись от творчества. – А я статью заканчиваю. Хотите почитать?

– Нет времени, – ответил Ворохтин, присаживаясь на старую автомобильную покрышку.

– А куда вы торопитесь?

– Жена неожиданно в поселок приперлась. Придется сходить на свидание.

– Жена? – удивленно произнесла Кира и, как могло показаться Ворохтину, с некоторым разочарованием. – А разве… Ну да, действительно…

С неестественной сосредоточенностью она опустила голову, нахмурилась и, прицелившись в какую-то клавишу, ткнула в нее пальцем.

– И долго вы пробудете в поселке? – не отрывая взгляда от экрана, спросила Кира.

– Как положено. До утра.

Кира усмехнулась и снова щелкнула пальцем по клавише.

– Это дурной тон, – сделала вывод Кира, – приезжать к мужу, когда он в командировке.

– Почему? – спросил Ворохтин.

– Мало ли какие у него тут дела… И вообще, все вы врете. И про жену. И про то, что вытаскивание человека из унитаза стоит двести пятьдесят долларов. Вы врунишка похлеще Саркисяна.

Она отставила ноутбук, накинула платок на ручку кружки и сняла ее с огня.

– А ты говорила мне только правду? – спросил Ворохтин, покусывая травинку. – Например, про то, как пробила колесо?

– Вы что! – усмехнулась Кира и поднесла кружку к губам. – Говорить правду в этом царстве лжи? Я ведь журналистка! А знаете, что такое журналистика? Это разговор трех охотников на привале. Врать можно и нужно, но делать это надо правдоподобно и, главное, интересно… Кофе хотите? Или очень торопитесь к своей мифической жене?

– Тороплюсь к мифической жене, – ответил Ворохтин. – Но у меня к тебе одна просьба, Кира. Даже не просьба, а пожелание.

– Валяйте!

– Ночь будет темная и туманная. Со мной всякое может случиться. Я могу нечаянно напороться на сук или утонуть. В общем, не исключено, что меня не станет. Но Саркисян вместе с милиционерами наверняка распустит слух, что я подался в бега.

– Ну! – нетерпеливо произнесла Кира, когда Ворохтин замолчал.

– Попытайся доказать, что это не соответствует действительности. Голову на отсечение даю, что этот материал будет сенсационным и ты заработаешь много денег.

– Договорились, – произнесла Кира, внимательно глядя в глаза Ворохтину, словно пытаясь прочесть его мысли. – Если я правильно вас поняла, вы пришли проститься?

– Как получится…

– Так идите быстрее! – неожиданно громко и сердито сказала Кира и, схватив ноутбук, хлопнула им по своим коленям. – Только от работы отрываете! Скатертью дорога!

И она с силой щелкнула пальцем по клавише.

Когда начало темнеть, Ворохтин перенес сумку с медикаментами в моторную лодку, спрятанную под обрывом, где она благополучно простояла весь день.

В аппаратной табачного дыма было столько, хоть топор вешай. Бригада готовила очередную подачу. Саркисян был недоволен. Последние выступления Лагутина и Ботаника оказались необыкновенно скучны. Заметно похудевший и изможденный Ботаник занудно рассказывал о том, какой пищевой ценностью обладают слизняки, но так и не продемонстрировал, как он ест эту гадость. Лагутин, который выглядел намного лучше, вел себя как-то странно, поминутно оглядывался по сторонам и нервно постукивал тесаком по стволу березы.

– И это мы будем запускать в эфир? – срывающимся голосом крикнул Саркисян. – Лучше уж вот здесь накрыть столы и заснять, как мы пьем водку и ругаемся матом. Зрителям это понравится куда больше!

Он остановился перед монитором, на котором беззвучно шевелила губами узкая голова Ботаника, и некоторое время с ненавистью смотрел на экран.

– Так не пойдет! – решительно произнес он. – Этого мямлика надо перемежевать с фрагментами каких-нибудь хищных животных. Звоните в студию, пусть там связываются с Дроздовым или Би-би-си, поднимают архивы, но чтобы в кадре обязательно были волк, рысь и медведь. Пока Ботаник пускает слюни перед слизняком, за кустом должен притаиться матерый волчара, который тоже пускает слюни. И вот они оба пускают слюни, а зритель пусть гадает, кто кого быстрее сожрет…

Коллектив угодливо рассмеялся, но большинство работников мысленно выругались: «Чтоб ты провалился! Теперь начнется геморрой с этими зверями!»

Чекота незаметно вышел из аппаратной. Стараясь не попадать в свет лампочек, развешенных на деревьях и врытых в песок шестах, он направился к машине «Скорой помощи». Ворохтин в это время уже запирал двери за ключ, и опоздай Чекота на пару минут, встреча не состоялась бы.

– Добрый вечер, – сказал Чекота, выплывая из темноты.

– Добрый, – ответил Ворохтин. Он узнал оператора по клиновидной бороде, что, как и камера на плече, на всей базе было только его отличительным признаком.

– Я хочу с вами поговорить, – тихо произнес Чекота и посмотрел по сторонам. – Давайте отойдем.

Они пошли к озеру.

– Сегодня меня вызывали в прокуратуру, – сказал Чекота. – Разговор со следователем был достаточно короткий, но я понял, что над вами висит дамоклов меч.