Саркисян уже комментировал перед камерой то, что видел в лагере:

– Вот его жилище… Как видите, Павлов не слишком беспокоился о комфорте. Крыша выложена из листьев лопухов. Подстилки под одеялом никакой… По всей видимости, он сначала решил построить запруду, чтобы обеспечить себя едой, а потом уже обустроить шалаш. Увы, его планам не суждено было сбыться. Загадочная смерть внезапно оборвала его жизнь…

Ворохтин, не обращая внимания на съемку, вышел на середину поляны и присел у очага. Потрогал угли – холодные. Заглянул в котелок. Он наполовину был заполнен зеленоватой жидкостью.

– А вот и спасатель! – сымпровизировал Саркисян. Появление спасателя в кадре пришлось как нельзя кстати. – Он пытается найти причину столь неожиданной смерти Павлова. Изучает содержимое котелка. Похоже, что там уха. Настоящая рыбацкая уха! Значит, Павлов незадолго до смерти наловил рыбы и приготовил уху. Но что же случилось потом?

Ворохтин встал. Только слепой не догадался бы, что спасатель едва сдерживает свои эмоции.

– Выключи камеру! – сказал он Чекоте. Тот медленно отступал, но камеру не выключал – не было команды от Саркисяна.

– У спасателя сдают нервы! – на высокой ноте проговорил Саркисян, сразу поняв, что самые ценные кадры начинаются только сейчас. – Еще бы! Такое эмоциональное напряжение! Ситуация становится нешуточной! Игра идет уже не по сценарию…

И тут вдруг Ворохтин несильно ударил рукой по камере. Оператор, едва не выронив своего дорогостоящего инвентаря, испуганно оторвался от окуляра и отскочил назад.

– Ты что?! – забормотал он, отступая на край поляны. – Спятил, что ли?

– В чем дело? – закричал Саркисян. – Почему камера выключена?

Ворохтин повернулся к ведущему.

– Имей совесть, Арам Иванович, – сказал он. – Не из всего же можно шоу делать!

– Стоп! – примирительно произнес Саркисян, выставив вперед ладонь. – Дальше не надо! Твоя позиция мне ясна. Предлагаю объясниться и расставить все точки над «i»… Чем ты обязан заниматься по договору? Оказанием помощи участникам соревнований. Вот этим и занимайся, а в мои дела не лезь!

– Я спасатель, а не артист! И не хочу быть в кадре!

– А никто не просит тебя играть роль, милый мой, – с полуулыбкой произнес Саркисян, широко распахнув глаза. – Выполняй свои обязанности так, как велит тебе совесть, а наше дело – снять это и донести широким слоям населения героику будней профессионального спасателя через средства массовой информации…

– Не уверен, надо ли это видеть широким слоям населения, – произнес Ворохтин.

– А вот это в тебе говорит дилетант! – обрадовался Саркисян. – Ты просто не знаешь современного зрителя. Его хлебом не корми, дай ему на трупы посмотреть, и чтобы они были окутаны тайной, и чем больше в этой тайне будет жестокости и страданий, тем лучше. То, что мы сейчас снимаем, зритель предпочтет всем мелодрамам, комедиям и детективам! Феллини может отдыхать, когда по телевизору пойдет «Робинзонада»! В этом можешь не сомневаться! Да, согласен – это ужасно! Это безнравственно! Но мы ничего не навязываем! Мы лишь удовлетворяем низменные инстинкты толпы, ее патологическую жажду лицезреть кровь и трупы.

– Я не собираюсь удовлетворять толпу, – ответил Ворохтин и, подобрав с травы одеяло, быстро пошел к берегу.

– Мотор! – сказал Саркисян как ни в чем не бывало. – Продолжим.

Ворохтин расстелил на песке одеяло рядом с трупом.

– Все отсняла? – спросил он Киру, которая, ничего не ответив, тотчас демонстративно отвернулась.

Он перевалил тело на одеяло, закинул края внутрь, накрыв страшное лицо покойника. Съемочная группа работала в лагере добросовестно и возвращаться на берег не торопилась. Из-за деревьев время от времени доносился приглушенный голос Саркисяна: «Мотор!.. Стоп!.. Крупный план!..»

– Что, у Павлова не оказалось богатых родственников? – в качестве ответного укола, высказала Кира.

Ворохтин отплатил ей той же монетой, с невозмутимым видом промолчав.

– Если бы я смогла завести лодку, то успела бы его спасти! – добавила Кира.

На этот раз Ворохтин с любопытством взглянул на девушку: надо же, какая глупая и самоуверенная особа!

– Он умер как минимум двенадцать часов назад, – пояснил он, чтобы вывести ее из глубокого заблуждения.

– Это еще надо доказать!

Ворохтин сел в лодку, завел мотор, отплыл метров на сто, сделал круг и снова причалил к берегу. Это подействовало. Гвоздев, будучи самым молодым и старательным, бежал к воде впереди всех. За ним, активно работая руками, будто лыжник, бежал Саркисян. Чекота, отяжеленный своей ношей, замыкал забег, с трудом переставляя свои худые, нескладные ноги.

– Ты решил оставить нас здесь? – в шутливом тоне крикнул Саркисян, не желая раздувать конфликт.

– Хорошая идея, – ответил Ворохтин, выходя на берег. – Представляешь, как бы обрадовались зрители? Саспенс!

Он велел Гвоздеву взяться за один край одеяла, сам ухватился за другой, и они вдвоем понесли покойника к лодке. Студент, судя по его напряженному лицу, надрывался, ноги его зарывались в песок, и непонятно было, почему он не упал. У самой лодки понадобилось, чтобы студент по щиколотку зашел в воду, но молодому человеку жаль было мочить кроссовки, и он попытался сохранить обувь сухой. Ворохтин, который в это время стоял уже по колени в воде, крикнул, чтобы тот сделал хотя бы еще шаг, иначе тело никак нельзя будет перенести через борт. Трудно сказать определенно, какие мысли посетили студента. Скорее всего он подумал, что покойнику уже все равно, насколько бережно его опустят на днище лодки. По-прежнему желая оставаться сухим, студент из последних сил приподнял свой край и без предупреждения кинул его на передок лодки.

Раздался неприятный глухой стук. Мертвец, ударившись о железную окантовку головой, выскользнул из одеяла и, подняв брызги, упал в воду. Молодой человек проворно отскочил в сторону и принялся стряхивать с себя капли.

Это окончательно вывело Ворохтина из себя. Выйдя из воды, он схватил помощника за мягкий ворот свитера, тряхнул его и, едва ли не касаясь его лица своим тяжелым небритым подбородком, сказал:

– Не боишься, что с тобой когда-нибудь будут обращаться так же, сопляк?

Саркисян, желая вернуть доверие спасателя, не замедлил отругать студента:

– Ты что себе позволяешь? К умершим надо проявлять уважение!

Студент зарделся, но вовсе не оттого, что его отругал шеф. Причиной жгучего стыда стала Кира, которая видела, как Ворохтин таскал молодого человека за ворот. Поклявшись отомстить спасателю за унижение, он самоотверженно зашел в воду, взял измученное тело под мышки и потянул наверх. Без помощи Ворохтина он все равно не смог ничего сделать, но оставалась надежда, что девушка по достоинству оценит его порыв.

Вымокшая компания наконец заняла места в моторке. Ворохтин, как прежде, сел за управление. Саркисян с оператором разместились на средней лавке, ближе к корме. Студент, желая держаться от своего обидчика подальше, устроился на носу, где до него сидела Кира. Оставались еще две свободные лавки, но между ними покоился спящий вечным сном Павлов. Кире ничего не оставалось, как приткнуться рядом с Ворохтиным.

Первая половина пути прошла в напряженном молчании. Саркисян, не желая развития конфликта в творческом коллективе, затеял разговор. Объектом для обсуждения он выбрал шестого пассажира, который в отличие от остальных не мог возразить, сказать что-то обидное и вообще спорить, что было чрезвычайно удобно для миротворческой беседы.

– Утонул, бедолага, – сказал шеф. – Алчность сгубила его. Хотел много рыбы наловить.

Беседа, однако, не завязалась. Ворохтин вообще объявил бойкот шоуменам, Кира была слишком потрясена случившимся на Четвертом острове, Чекота был немногословен от рождения, а студент был поглощен мыслями о своем растоптанном достоинстве. Так бы и причалили они к базе, не проронив ни слова, если бы вдруг в кармане Ворохтина не запиликала радиостанция.