- А снова поработать на этом рынке в качестве дилера не хочется?

- Нет, это мне уже не интересно. Сейчас любой нефтяной магнат может одной левой собрать очень и очень приличную коллекцию. А мы занимались этим в экстремальных условиях и исключительно из желания идти наперекор, бороться и рисковать; соображения выгоды для нас были совсем не на первом месте. Когда Косыгину сказали, что средний уровень доходов населения по стране выше средней зарплаты, он ответил: «Люди засели в трещинах системы». Так вот, мы, в общем, весело жили и хорошо проводили время в этих трещинах.

- Кто из людей вашего круга вышел в мир большого бизнеса после того, как советская система рухнула?

- Вы знаете, никто - потому что мы изначально были скорее игроками, чем бизнесменами. Но одно преимущество у нас было: я и мои товарищи были готовы к наступлению рынка, капитализма, потому что начали жить при нем задолго до реформ. Но при этом всегда, даже в среде советских спекулянтов и фарцовщиков, оставались андерграундом от коммерции, если можно так выразиться. Люди в нашем кругу были в основном необычные - ведь чтобы торговать иконами, в них надо разбираться. Читать книги, ходить на выставки, учиться самому; я, к примеру, объездил все музеи, собирающие произведения древнерусского искусства. И сейчас мы с моими тогдашними коллегами остаемся (наряду со специалистами из музеев, конечно) едва ли не лучшими в мире знатоками русской иконописи.

А мир торговли валютой, крупных махинаций, - его природа, конечно, была не богемная, а блатная. Реальными субъектами рынка в СССР были не авантюристы вроде нас, а серьезные деятели теневой экономики, носители по-настоящему преступного сознания - крутые люди, которых боялись все, даже власть. Мой друг и коллега Толик по прозвищу Вобла в восемьдесят первом мог спокойно оставить группе «Аквариум», жившей в моей квартире, сто рублей на опохмел: деньги для него ничего не значили. А вот настоящий «вор в законе», уровня Крымова из «Ассы» Соловьева, этого не сделал бы никогда, потому что у него совершенно другое сознание. Большие деньги и серьезная власть приходят только к тем, кто очень их любит и не упустит своего ни при каких обстоятельствах.

- Получается, что основой нынешней русской торговли и бизнеса были именно воры в законе, а не мелкие спекулянты и подпольщики вроде вас?

- Нет. Вор в законе - по определению преступник, который добивается власти и денег криминальными методами; ничего общего с настоящим торговцем, спекулянтом, бизнесменом.

Россия на протяжении всей своей истории развивалась и прирастала территориями за счет экспансии не столько военной, сколько торговой: мы восточная страна, и основой нашей экономики всегда был купец. Но как только царь стал управлять бизнесом, он лишился его поддержки, и произошла революция. Советская власть тогдашнюю социально-экономическую систему уничтожила, но купечество выжило - пусть и в измененном, уродливом, мутировавшем виде; я и мои коллеги по подполью тому свидетельство. То, что мы наблюдаем сейчас, все эти попытки власти централизованно управлять бизнесом, - широкомасштабное наступление на грабли, уже ударившие по лбу Николаю II. Такая политика уже привела страну к краху, это было всего девяносто лет назад.

Как внешняя торговля сделала дочь троцкиста хорошей знакомой королевы Елизаветы II

-  Людмила Кирилловна, как вы попали во Внешторг? Есть расхожее мнение, что в этот мир пускали даже не по блату, а только людей из узкого круга большевистской элиты.

- Мой отец Кирилл Бобков в двадцатые годы был соратником Троцкого. Наверное, потому его и отравили в 1938 году. Он недолго мучился, но успел дать мне, тринадцатилетней девочке, наказ обязательно получить высшее образование и никогда не предавать дело отца.

Я до сих пор не знаю, чем занимался папа, - он нам не сообщал об этом, только отшучивался, что руководил «закрытым заводом». Дочь рассказывала мне на днях, что посмотрела американский художественный фильм о Троцком, там фигурировал и мой отец. Но и из фильма не понятно, какова была его роль в советской системе.

Тем не менее я закончила Плехановский институт, в 1943 году пришла работать во внешнеторговое объединение «Разноэкспорт», а в 1946-м возглавила объединение «Трикотаж». В двадцать три года. При советской власти не было ни одного руководителя объединения такого ранга столь юного возраста. Импорт всей одежды в СССР шел через возглавлявшийся мной «Трикотаж».

- Импорт одежды не прекращался даже во время войны?

- Объем поставок одежды, конечно же, тогда уменьшился, но мы продолжали закупать одежду, в том числе и модную, и нижнее белье в Англии, в США. Шел импорт из Китая, Ирана, английских колоний. Кстати, это был единственный период, когда мы приобретали одежду в США, - Америка ведь тогда вообще не имела индустрии производства качественной одежды. Очень много брака, ткани плохие, цены высокие, размерные градации при поставках не выдерживались: там и шестьдесят лет назад было очень много толстых людей, и местные производители ориентировались на их пропорции.

После войны в советском импорте преобладали очень качественные, модные западноевропейские вещи. Восточная Европа и Юго-Восточная Азия лежали в руинах, наши фабрики еще не заработали на полную мощность, а людей ведь надо было одевать.

- Политика как-то определяла географию ваших закупок?

- Нет, мы никогда не руководствовались политикой. Нашей задачей было обеспечить поставки и заработать деньги для государственного бюджета. Кстати, бюджет на пять процентов, то есть примерно на семь миллиардов рублей в ценах семидесятых годов, обеспечивался объединением «Трикотаж». Система закупок функционировала очень просто: задание нам давал аппарат Совета министров после консультаций с Госпланом, при этом мы учитывали мнение республиканских министерств торговли. Примерно десять процентов составляли малые размеры (до сорок четвертого), десять процентов - пятьдесят второй и выше. Кроме того, научные институты давали нам обмерные данные, мы ими тоже руководствовались. По этим обмерным данным, кстати, можно было проследить изменения физического состояния советских людей - увеличение их роста, веса, размера ноги.

В некоторых случаях приходилось переходить на «ручное управление», минуя инструкции, утвержденные Советом министров. Например, в шестидесятые за Уралом возник страшный дефицит женского нижнего белья и белья для детей. Как сообщали нам из министерства торговли РСФСР, женщинам не в чем было ходить на работу. Поступило срочное задание закупить теплые женские панталоны, детские колготки.

Кроме экономики наши закупки определяла еще и география. Выбор товара для последующей продажи в советских магазинах проходил следующим образом. Во Внешторге, в огромном помещении, собирались сорок-пятьдесят человек, представители всех советских республик. Импортные образцы лежали на длинных столах; кроме того, одежду демонстрировали модели. И представители республиканских минторгов записывали, что и сколько они берут. Например, в среднеазиатские республики уходила в основном одежда ярких, красных и желтых расцветок, а в прибалтийские - всех оттенков серого.

Помню единственный случай, когда политика вмешалась в нашу деятельность. В середине пятидесятых нам дали сверху установку активизировать торговлю с Японией - надо было попытаться как-то оторвать эту страну от США. В то время основной импорт из Страны восходящего солнца составляла как раз одежда. И наш выбор оказался на удивление удачным: японская одежда была очень качественная, наравне с французской и итальянской. Однако в семидесятые японцы начали резко повышать цены на свою продукцию, и мы были вынуждены отказаться от сотрудничества с ними.