- Вы знаете, - сказала она. - Мне очень не нравится то, что в последнее время виновниками разных инцидентов становятся молодые люди, у которых, как это принято говорить, сносит крышу от неожиданно свалившихся на них славы и богатства. Я не понимаю, о чем тут можно спорить. Кто мне скажет, откуда они ехали?

Вопрос был адресован непонятно кому, поэтому на него ответила Настя Кочеткова - сказала, что ребята ехали из кафе.

- Вот именно, из кафе! - торжествующе подхватила Людмила Хитяева. - Из кафе, понимаете, что это значит?

Тут на Хитяеву, конечно, уже все набросились. Ляля Михайловна сказала, что слава на Ратмира обрушилась не неожиданно, потому что с четырех лет он ездил с мамой (она артистка театра «Ромэн») на гастроли, а Настя Кочеткова закричала, что Deema уже в пятнадцать лет в Германии заработал свой первый миллион долларов. Здесь Андрей Малахов явно должен был вмешаться в спор, и он вмешался:

- Мне кажется, нет ничего удивительного в том, что артисты старшего поколения завидуют тем, кто уже в пятнадцать лет заработал свой первый миллион.

- Я завидую? - возмутилась Хитяева. - Кому я завидую?

Но кому она завидует, никто так и не узнал, потому что наступила рекламная пауза.

После рекламной паузы Малахов сказал, что терять детей всегда страшно, но сейчас мы увидим женщину, которой умершая дочь явилась во сне, и этот сон изменил всю жизнь этой женщины. От такого поворота темы все замолчали, поэтому женщине - Людмиле Красновой из Самары, - пришлось выходить дважды - при первом дубле публика забыла поприветствовать ее аплодисментами.

История Людмилы выглядит так. Ее единственная дочь Анечка умерла от лейкемии. Людмила и ее муж Александр долго плакали, но однажды Людмиле приснилась ее умершая подруга, которая сказала ей, что Анечка пока учится являться родителям во сне, скоро обязательно научится и явится, а пока передает привет и просит ждать. Людмила рассказала мужу об этом сне, муж не поверил, а Людмила стала ждать, и однажды, примерно через полгода, Анечка действительно ей приснилась и произнесла единственную фразу: «Ищите меня в третьем детдоме».

Конкретика произвела впечатление и на Александра, он навел справки и выяснил, что в Самаре в самом деле есть третий детдом, супруги поехали туда и удочерили девочку Олю, которая с порога сказала им, что они - ее мама и папа.

- Вы считаете, что в образе Оли к вам вернулась Анечка? - спросил Красновых Малахов.

- Мы не были в этом уверены, - смущенно ответил Александр. - Поэтому мы усыновили еще восемь детей - трех мальчиков и пятерых девочек.

Студия взорвалась аплодисментами, а Малахов торжествующе спросил Лялю Михайловну и Эле Эльдерхановича:

- Как вы считаете, может быть, это и есть рецепт?

Ляля Михайловна вежливо промолчала, а Эле Эльдерханович так же вежливо ответил:

- Я рос в многодетной семье и знаю, что это такое, поэтому хочу сказать этим людям: вы - святые!

Студия снова зааплодировала, передача закончилась.

В ночь на 22 марта прошлого года возле дома 19 по Садовой-Спасской произошла трагедия. Спустя год и три месяца в студии шоу «Пусть говорят» трагедия была реконструирована - разумеется, не в соответствии с канонами трагедийного жанра, а строго в рамках телевизионного формата - гость в студии, аплодисменты, рекламная пауза и обязательная (телевидение всегда очень дидактично) аналогия - «Людмила усыновила восьмерых детей… Может быть, это и есть рецепт?» Если о каком-то рецепте и можно говорить, так это именно о рецепте шоу - его формат способен, скажем так, нейтрализовать любую трагедию или просто неудачу, недаром программа Андрея Малахова уже много лет становится неотъемлемым спутником любого значимого поражения - от «Евровидения» до важных футбольных матчей. Собрались в студии, поаплодировали в промежутках между рекламой - вроде как и расстраиваться уже глупо.

Обугленные трупы и кулоны с Микки Маусом, сломанные шеи и пробы ДНК - готовая пища для кошмарных снов на годы вперед телевидением переваривается за пятьдесят минут кривого (в записи, но без монтажа) эфира. Потом в студии выключат свет, гостей отпустят домой, массовка останется на запись следующей передачи - например, о мужчине, который полюбил мертвую девушку и принес ее с кладбища домой, - и уже не вспомнит о том, как плакали небеса по Ратмиру Шишкову и его друзьям.

Гордон строит мельницы

Самый распространенный вопрос: зачем. Совершенно очевидно, что Александр Гордон против симулякров выиграть не может. Какая тут, в самом деле, дискуссия? Гордон закрикивается и захлопывается без особенных усилий. Он терпит наглядное, показательное, не подлежащее обжалованию поражение. Даже мне, не питающему к нему особо пылких чувств, - так, ровное благожелательное уважение, - было горько на него смотреть. И во время эфира с этим, забыл, как бишь его, неважно, и на той программе, на которой был сам, - про Аркаим, древнюю праматерь ариев, ариеву конюшню, столицу белых воинов и волхвов. Тоже было мозгораздирающее зрелище.

Сидят с одной стороны тихие профессора, трясут какими-то хронологическими таблицами, а с другой прыгает астролог Глоба, в глазах злоба. Это же математический закон, объективная реальность: десять профессоров не перекричат одного астролога, особенно если на его стороне красный мистик Проханов. Двадцать белых агностиков не перекричат красного мистика. Посреди этого ходил печальный Гордон, одетый с той тщательной, дорогой потрепанностью, которая с самого начала изобличает глубокий замысел. Это уже на грани обтерханности. И тогда начинаешь спрашивать себя, зачем ему это нужно, - и глупее этого вопроса нет ничего. Он первым додумался возвести лузерство в куб, в принцип, в моду - и это единственный ответ на все, что нам предлагается сегодня.

Я хотел сначала написать «единственный наш ответ им», но задумался: кто мы и кто они? Назвать Гордона неудачником - даже на фоне этого, как его, - не сможет и самый злопышущий критикан. Этот, как его, был еще никто и звать никак, а Гордон уже был культовой фигурой, вел «Хмурое утро», советовал самоубийцам поскорей кончать с собой, а то кофе стынет. Так что говорить о разделении российской аудитории на удачливую гопоту и жалобную интеллигенцию как-то не совсем комильфо: думаю, доходы Гордона и того же Глобы как-нибудь сопоставимы. Вероятно, разделение проходит по другой демаркационной линии: одни, побеждая, испытывают смутную неловкость, сознание незаслуженности победы, сочувствие к побежденному. Другие дотаптывают побежденного до состояния праха. У них даже есть выражение: «порвать, как обезьяна газету». Обезьяне мало не уметь читать - ей надо этому радоваться. На дне души, в подвалах памяти у нее хранится убеждение в том, что газета - ценный предмет, мало не уметь ею пользоваться - надо ею подтираться. «А ну-ко, свинья, погложи-ка Правду!» Если свинья не будет чувствовать, что перед нею Правда, - ей будет невкусно.

Нам сейчас вовсю навязывают мифологию победы. Из всех колонок звучит трубное: «Хватит быть лузерами!» (Особенно смешно это звучит в исполнении персонажей, которые никто и звать никак). Мы побеждаем решительно везде. Книга об Аршавине называется «История великой победы», как будто Аршавин отдал такой пас Павлюченко, что тот пробил непосредственно в рейхстаг. Мы победили канадцев, шведов, голландцев, американцев, чья валюта падает, европейцев, чьи машины горят вследствие национальных проблем, а наши просто так; мы победили голод, нищету, депрессию, скоро победим инфляцию и Грузию (я думаю, что в Грузии-то инфляция и сидит). Мы пользуемся конъюнктурой самодовольно, упоенно, нагло. Нам прет. Это написано на нашем жизнерадостном лице. Мы высокомерно поучаем всех, кому не прет. Мы - опять эти «мы», но что поделаешь, стране навязывают общность, и кто не орет, не пьет пива и не прыгает топлесс в честь нашей великой победы, тот не любит Отчизны своей; так вот, мы ведем себя, как салабоны, дорвавшиеся до дедовства.