В общем, мне поставлено было условие - либо я себе работу нахожу в театре или кино и на телевидении больше не появляюсь, либо они от меня отказываются. Ну семья-то важнее, понятно. Я выходные провела в родном городе - и за это время все поняла. Мне разве что вслед не плевали, я не говорю уже о том, чтобы здороваться. Вернулась я в Москву, и с тех пор в своем городе не появлялась. Работу нашла, конечно, по первой специальности - скучно, но жить-то надо. Иногда на «Мосфильме» съемочные группы обхожу, карточки свои заношу, ассистентам по актерам звоню, но уже не надеюсь ни на что.

Денис Ярославлев, профессиональный актер

На телевидении я оказался благодаря моему однокурснику. Мы ехали просто посидеть в зрительской массовке на одном женском ток-шоу и получить за это… ну, очень мало денег. Пока ехали, решили, что мы хотим в два раза больше. А для этого, как рассказал мне приятель, надо подать из зала реплику. А для того, чтобы подать реплику, надо было придумать историю. И мы придумали - что у нас с ним и нашей общей любовницей менаж-а-труа. И что она беременна, а мы не знаем, от кого из нас у нее будет ребенок.

Мы приехали, честно отсидели на съемках и все хотели, чтобы нам наконец поднесли микрофон. А передача как-то затянулась, и, в общем, слово нам дали только за полторы минуты до финала. «Есть ли еще какие-нибудь вопросы?» - спросила ведущая с намеком на то, что пора закругляться. И тут я встаю и выпаливаю нашу историю. Она оживилась, началось обсуждение, все стали давать советы, что делать - в общем, точку мы поставили в программе вполне ударную. А потом, конечно, пошли к продюсерам требовать больше денег. С нашими требованиями согласились, деньги выдали, а потом попросили зайти к режиссеру. Тот с нами познакомился, поблагодарил нас за активность, спросил, откуда мы, записал телефоны. Через несколько дней нам позвонили и предложили работать на этой программе редакторами. На полную занятость. Мы подумали и отказались - работа фулл-тайм поставила бы крест на учебе.

Зато я попал в картотеку, благодаря которой регулярно получал приглашения подсняться то там, то тут. Одна из таких съемок, правда, вышла мне боком - я пошел сниматься в одном высокорейтинговом шоу на федеральном канале, на передачу, посвященную скандальной книге про Андрея Миронова. Там одни должны были быть за, а другие против, я был во второй партии. И вот в какой-то момент я встаю, обращаясь к автору, и говорю - что ты пишешь, дура ты, дура! Передача вышла, а вот этот самый момент был снят настолько ярко, что вошел в ролик, которым эта передача на канале анонсировалась. То есть его по десять раз на дню видела вся страна. И это, надо сказать, повысило мою узнаваемость как актера, но это была немного не та узнаваемость, если вы понимаете, о чем я.

Меня как- то попросили сняться в одном сюжете. Суть моей задачи была в том, что меня должны были поцеловать в задницу. Я потребовал, чтобы это было снято таким образом, чтобы зритель не увидел никакого срама -а, скажем, только спущенные штаны. Мне это гарантировали, я снялся.

Я - актер, моя задача - перевоплощаться и развлекать людей, и это не самая плохая профессиональная миссия. И от того, что мне поцеловали зад, ни я, ни мир хуже не сделались.

Записал Алексей Крижевский

Пермские общежития против капитала

I.

Книга отзывов - школьная тетрадочка для прописей.

И все истины в ней - тоже прописные:

«Побойтесь бога, власть! Вам есть над чем задуматься, фашисты!» - «Беспредельщикам давно пора на нары». - «Это пример того, что власть в России бессовестная, о чем я написал в своей книге „Прощай, Россия“. Профессор, д. т. н. Ермилов». - «Чем больше людей станут бомжами, тем быстрее хрустнет хребет нынешнего режима». - «Надо быть моральным уродом, чтобы выгнать людей на улицу». - «Люди, предающие свою страну, выпестованы аморфным народом. Надеюсь, что из искры возгорится пламя!»

И радищевский вскрик в финале: «Власть имущие, что же вы делаете со своим народом?»

Вот он, vox populi, глас прохожих, - сначала кричат, а потом привыкают. Тетрадь не сказать что нарасхват, - спокойно лежит в самодельной палатке из алой бязи, установленной на обочине газона перед Законодательным собранием Перми. Газон бугрист, лысоват и более похож на пустырь, в палатке невыносимо душно, вокруг ни единого дерева - и пикетчики, члены движения «Пермские общаги», уже три недели, ежедневно, с 10 до 18 томятся на жестоком солнцепеке. Они стали частью ландшафта, их палатка и красные растяжки зрительно сливаются с красным пластиком ближнего кафе, и проходящие мимо горожане редко замедляют шаг. Палаточный лагерь объявлен бессрочным; пикет разрешен, но за порчу газона («установку сооружения») уже вынесено административное взыскание.

Спотыкаюсь об одну из растяжек, на ней написано: «Мы не хлам, мы - люди».

И думаю, что с точки зрения властей - небесспорное утверждение.

С жителями пермских общежитий не происходит ничего особенного; точнее, с ними происходит ровно то же, что и в двух десятках других регионов, охваченных протестным движением общаг. Так же, как и в других городах, в Перми идут два параллельных процесса: жильцы общежитий, находящихся в муниципальной собственности, радостно приватизируют свои неширокие квадратные метры, - а жильцы общежитий, находящихся в частной собственности, собирают сумки - и становятся лицами «без определенного места жительства», уходят в никуда, на съемные квартиры, к родне, на улицу - или готовятся к этому. Сотни тысяч людей с одинаковыми, в общем-то, правами, с похожими общажными биографиями оказались разделены на «две жилищные России»: муниципальную и частнособственническую. Первая передает им в собственность жилье; вторая вышвыривает на улицу. И личного выбора, личного участия в этом нет: так сложилось.

Типовая постперестроечная судьба общаги, находившейся на балансе предприятия, выглядит так: 1992 год - включение в уставной капитал акционирующегося предприятия (кто не успел, тот опоздал: в 1993 г. правительство спохватилось, вышел закон о запрете приватизации общежитий). Это если все по закону - многие общаги становились собственностью без должных на то юридических оснований, например, регистрация сделки происходила уже после 1993 года, но сейчас оспорить это почти невозможно - срок давности по иску истек, ищи ветра в поле.

Потом - как положено: все эти ЗАО и ОАО (в советском девичестве - заводы, фабрики, главки, проектные организации) неоднократно меняют название, реструктурируются, дробятся, воссоединяются, меняют форму собственности и владельцев, ликвидируются, вспыхивают фениксами из пепла банкротств, - общага же стоит нерушимо, и в ней на тысячах квадратов живут люди, давно уже не имеющие отношения к владельцу, вскормленные на общих кухнях младенцы становятся подростками, наливается быт, в стены намертво врастают ковры и светильники. ЗАО или ОАО, увязнув в банкротстве, распродает имущество с торгов (а то и без торгов, как это было с пермским общежитием на Леонова, 43а, некогда принадлежавшем Пермскому проектно-строительному объединению, - пятиэтажное здание было продано судебным приставом за миллион пятьдесят рублей; сейчас пристав сидит, да что толку). Или, напротив, не продает, а обращается к отцам города с просьбой принять в муниципальную собственность, как это было с общежитием объединения «Стэмп» на бульваре Гагарина, общагу (5 этажей в 15-этажном здании). Тогда и. о. главы города В. Бирюков ответил надменно: «Отказать в приемке в муниципальную собственность 1/3 здания общежития… как объекта жилищного фонда, не имеющего особой социальной значимости…» - эта изумительная формулировка до сих пор будоражит сердца населения общежитий. И уже после отказа здание выставляется на торги, пять этажей покупает на троих компания бизнесменов за 1 миллион 690 тысяч рублей, и они потирают руки от удачной сделки. Так 76 квартир в хорошем районе стали частной собственностью трех физических лиц.