Заслуги Михаила Горбачева в раскрепощении советского телевидения и в самом деле трудно переоценить. Во всех конфликтных ситуациях генеральный секретарь был на стороне телевизионщиков. Когда после очередного эфира ток-шоу «Двенадцатый этаж» ректор Ростовского университета Юрий Жданов написал в ЦК письмо с требованием немедленно закрыть эту антисоветскую передачу, вопрос был вынесен на заседание Политбюро, и Горбачев поддержал предложение Кравченко - сделать еще один выпуск «этажа» с тольяттинскими школьниками, «а там посмотрим». Школьники оказались еще большими антисоветчиками, чем герои прошлых программ, но Горбачев сказал: «Это наша молодежь, мы же ее не из США завозили», - и передача продолжила выходить.

Считать генсека идеалистом, сражающимся за свободу вопреки всему, впрочем, тоже не стоит - бесцензурное телевидение было его надежным соратником в борьбе внутри Политбюро. Вот, например, характерный случай:

- 1985 год, стучится ко мне секретарша: посмотрите в окно. Я смотрю. Вся площадка перед телецентром забита грузовиками с овощами. Забастовка какая-то. Вышел, спрашиваю - что происходит? Водители мне отвечают: «Не можем разгрузиться, на складах взятки требуют». Ну что, делаем сюжет в программу «Время». Часа через два звонит мне Гришин, первый секретарь московского горкома. Говорит: «Давайте так, мы их разгрузим (а их действительно уже начали разгружать), а вы ничего не показываете». Я сказал: «Хорошо», но сюжет все равно вышел, я не боялся Гришина, потому что знал, что Горбачев собрался его менять, и наш репортаж ему в этом смысле на руку.

Так же было с программой «Проблемы - Поиски - Решения» - уникальным по тем временам ток-шоу в прямом эфире со звонками зрителей в студию.

- Подорожали однажды три сорта хлеба на две-три копейки. Скандал на всю страну - хлеб дорожает. Нужно разъяснять. Позвали в студию министра хлебозаготовок Золотухина, а он совсем говорить не умеет. Горбачев звонит, ругается: «Кто этого дурака в эфир пустил?» А я отвечаю: «Лучше скажите, кто его пустил в правительство». «Твоя правда», - сказал Горбачев, и Золотухин через два дня ушел на пенсию. Горбачев любил такие вещи, часто цитировал Петра насчет того, «чтоб дурь каждого была видна», но когда мы начали показывать прямые репортажи с заседаний Совмина, - а дури там было достаточно! - их очень быстро свернули, потому что к тому времени большинство министров были выдвиженцами Горбачева, и позорить их было не кстати.

Тогдашнее телевидение - это не только политика. Сенсацией стало появление на втором канале в программе «Время» (ее тогда транслировали по всем каналам одновременно) сурдопереводчиков.

- Это была моя идея - я знал, что в стране 16 с половиной миллионов таких людей, и они, по сути, были оторваны от телевидения. Пообщались с их организацией, они нам бесплатно своих девчат предоставили - и это действительно была революция. Сотни тысяч благодарностей мы получили. Или, например, главная редакция народного творчества. Вы, может быть, спросите, какая может быть перестройка в народном творчестве? А я отвечу - «Играй, гармонь!» На пустом месте создали настоящую народную программу, после первого сезона в стране открылось пять новых фабрик по производству гармоней, потому что оказалось, что есть потребность в этом товаре. Были очень трогательные моменты. Помню гармониста, который дошел до Берлина со своей гармошкой, говорил: «Я был ранен четыре раза, а она шесть». Тут расплакаться можно.

Двухлетняя пауза в телевизионной карьере Кравченко - это как пропущенная серия в остросюжетном сериале. В 1990 году, когда Леонид Петрович вернулся из ТАСС в Останкино, телевидение и страна были уже совсем другими - власть, которая еще вчера была единственным европейцем, прививающим подданным новое мышление, теперь плелась в хвосте неконтролируемых перемен. Первое интервью Кравченко в должности главы Гостелерадио СССР называлось «Я пришел выполнить волю президента». Телевизионщики острили: «Лучше бы пришел дать нам волю».

- Это были не пустые слова, я действительно пришел как личный посланник Горбачева. К тому времени журналистское сообщество уже разделилось на кланы, происходило постоянное переманивание, перекупка, шла ожесточенная борьба за власть между Горбачевым и теми, кто шел к власти с Ельциным, и в этой обстановке моя должность была ключевой - все понимали, что с помощью телевидения можно любое правительство в отставку отправить.

Вероятно, поэтому в тот момент у Кравченко была самая высокая после президентской зарплата на госслужбе - 1650 рублей в месяц (у президента - 1700, у премьера - 1500).

И поэтому же (не из-за зарплаты, а из-за «воли президента») его очень не любила либеральная общественность. В 1991 году, когда сын Антон поступал на журфак МГУ, его, как говорит Кравченко, за фамилию чуть не зарубили на экзаменах - спасло только вмешательство декана Засурского. А для работы на «Эхе Москвы» Кравченко-младшему пришлось брать псевдоним, он и сейчас под ним работает - Антон Орехъ.

Он по- прежнему был одним из самых близких соратников Горбачева. Весной 1991 года сопровождал его в поездке в Японию и Южную Корею. На обратном пути сидели в президентском салоне самолета и пили коньяк.

- Раиса Максимовна меня обняла, треплет меня за мочку уха и говорит: «Миша, вот из всех, кто здесь присутствует, тебя только я не предам и Леня. Остальные - уже продали тебя давно». А там все его окружение сидело, и все рты пооткрывали, Игнатенко (пресс-секретарь президента СССР, ныне - гендиректор ИТАР-ТАСС. - О. К.) вообще позеленел. Пришлось еще коньяка приносить, чтобы сгладить неловкость.

С предательствами, впрочем, и по линии Горбачев-Кравченко тогда все было не вполне безоблачно. Втайне от президента СССР председатель Гостелерадио вел переговоры с руководством РСФСР о передаче второго вещательного канала российскому телевидению.

- Мы тайно встречались с Полтораниным, Попцовым и Лысенко (министр печати, председатель и гендиректор Гостелерадио РСФСР соответственно. - О. К.), к маю должны были начать вещание - так и случилось, 13 мая «Вести» вышли в эфир. Тогда начиналась кампания по выборам президента России, Ельцину был нужен телеканал, и, конечно, Горбачева на нем метелили всячески. Горбачев мне звонит: «Кто открыл канал?» Я говорю: «Конечно, я». Он: «Ты что, с ума сошел?» А мне до этого Скоков (вице-премьер РСФСР. - О. К.) приносил тайно сделанную диктофонную запись разговора Ельцина с Горбачевым, когда Ельцин говорит, что ему нужен телеканал, а Горбачев отвечает: «Я только за, но Кравченко почему-то дурачится и саботирует решение». Говорю Горбачеву - я, мол, это слышал своими ушами, наверное, вы просто забыли мне указание дать. Он разозлился, но возразить не смог. А я ему сказал еще, что сейчас уже поздно с Ельциным воевать, надо думать, как с ним сосуществовать в дальнейшем, потому что две главные ошибки уже совершены. Во-первых, зачем-то Ельцину дали Госстрой, который он превратил в свой политический штаб, и, во-вторых, - не выставили против него в Верховном Совете РСФСР кого-нибудь из тяжеловесов типа Лукьянова или Рыжкова, которых депутаты с радостью бы избрали, потому что у Ельцина-то большинства не было. А теперь уже поздно, и не обольщайтесь, Михал Сергеич, Борис Николаич все равно выиграет. Вот так я Горбачеву и сказал.

Гостелерадио СССР Кравченко возглавлял меньше года, но все три события, символизировавшие окончание перестройки на ЦТ - это все он, Кравченко. Закрытие программы «Взгляд», изгнание команды Татьяны Митковой из «Телевизионной службы новостей» и «Лебединое озеро» 19 августа 1991 года.

О «Лебедином озере» Кравченко вспоминать не любит («У нас всегда по понедельникам был день театра, а каждый третий понедельник мы давали в эфир музыкальные спектакли. „Лебединое озеро“ стояло в программе задолго до ГКЧП, мы его запланировали, не зная ни о каком перевороте») - хотя даже в 1998 году, когда Госдума утверждала его главредом «Парламентской газеты», Галина Старовойтова предрекала, что он устроит в газете «Лебединое озеро».