- нельзя одновременно открывать в Тбилиси «музей оккупации» и настаивать на обретенных во время и благодаря «оккупации» границах;

- надо вечно помнить павших во время Великой Отечественной войны и вернувшихся с фронта, а тех, кто боролся с «Советами», надев гитлеровскую форму, - забыть навсегда;

- объединяться или воссоединяться лучше свободно торгуя, восстанавливая железнодорожное сообщение, поощряя взаимные инвестиции и совместное производство, а не увеличивая количество танков и спецназовцев;

- следует всегда помнить об обильных землями, людьми и амбициями соседях на юге;

- приглашенные войска европейских и заморских держав никак не способствуют сохранению независимости, зато втянуть в кровопролитную войну могут запросто;

- грузинские пьесы и фильмы лучше ставить и показывать в России, книги - печатать в Петербурге или Москве на русском языке - так гораздо легче прославиться и заработать приличные деньги.

Я верю в Промысел Господень. Эта статья уже была написана, когда я пришел в церковь Рождества Святого Иоанна Предтечи, что на Пресне, в Малом Предтеченском переулке, аккурат наискосок от музея, посвященного восстанию 1905 года. В храме этом по настоянию прабабушки моей Параскевы Ивановны пятьдесят с лишком лет тому назад меня крестили. Приход сейчас богатеет, в доме на противоположной стороне переулка, ранее принадлежавшем храму, вновь открылись церковная лавка и воскресная школа с молодежным центром. В лавке купил книжечку отца Бориса Михайлова об истории прихода и храма, а в ней написано, что с 1736 года храм служил пресненским подворьем митрополиту Романосу Эристави, весьма доверенному лицу грузинского царя Вахтанга IV, жившего вместе со свитой в изгнании здесь же, на Пресне, откуда пошли Грузинские улицы. Митрополит Романос происходил из весьма знатного рода владетельных князей (эристави) арагвских. Он руководил Самтаврийской и Горийской епархией Карталинского (одного из двух) каталикосата Грузинской православной церкви. Центр епархии находился в городе Гори, расположенном по дороге из Тифлиса в Южную Осетию. За верность царю Вахтангу, православной вере и России митрополит Романос жестоко пострадал - в Арагви уничтожили его поместье и всю семью. Сам же он окончил свой земной путь в Москве и похоронен за главным алтарем храма на Пресне. Выходит, что с самого крещения я оказался близок верным России грузинам. И навсегда сохраню эту близость.

Кто на чем рассекает

Начнем издалека. Будучи страстной курильщицей, я, конечно, постоянно испытываю то, что принято называть давлением общественности. Испытываю и не поддаюсь. Любое диссидентство, любая последовательная миноритарность приятна, как приятна затяжка. Уже хотя бы в силу этого курение - особенно «в специально отведенных местах» - не глупая социальная привычка, как ошибочно полагают малодушные ничтожества, одержимые бесполезной идеей бросить курить. Курение - глубоко экзистенциальная практика, способ остаться в одиночестве. Его можно было бы назвать эффективным, когда б не стадный инстинкт, который гонишь в дверь, а он лезет в окно. Ибо большинство так называемых курильщиков относится к курилке как к разновидности салона, где точат лясы и моют кости. Лично я убеждена, что курилка - скорее аглицкий клуб, молчаливый и замкнутый, со строгими границами privacy. Смешное сравнение, делающее смешным его автора? Будемте же шутить, сохраняя серьезную мину и достоинство. Сравним курилку с общественным туалетом, посетителям которого почему-то не приходит в голову побеседовать друг с другом. Ведь курилка - не для разговоров. Разговоры в курилке лишь подтверждают это. Недавно я услыхала такой:

- У меня, представляете, сигнализация не закрывает водительскую дверь. То есть, ну, все остальные закрывает, а водительскую не закрывает.

- Ум-м-м-м-м-м…

- Как это не закрывает?

- Да я сама не понимаю, как. Я там с одним мальчиком говорила, ну, в сервисе, он возился, возился, говорит, менять лучше на механическую, потому что эти электронные ставятся два часа, а снимаются за десять минут. Прикиньте?

- Да за две минуты!

- Ну, тем более. Но я сейчас же не могу ничего поменять. Я сейчас поставлю ее сюда где-нибудь поближе. Ну, чтобы…

- Не, ну что за пицца, а?! Не режется! Или это нож тупой? Я не понимаю.

- Я просто не знаю, что делать, совсем. И где искать это механическое…

Почти плачет.

- Я сейчас позвоню туда, в эту пиццу. Вообще, бля. Пусть деньги возвращают. Присылают каких-то потных мужиков с грязными руками, они возят эту пиццу, трогают ее вообще, а потом ее кушать невозможно.

- Ты уже съела почти все.

- Это ты съела.

Разговаривали дамы все еще не средних лет - одинаковые офис-менеджеры одинаковых компаний. Не исключаю, что и зарплаты, как и платья и сапоги, у них были примерно одинаковыми, потому что по-другому с офис-менеджерами, да впрочем, и с любыми другими менеджерами, не случается. У них были одинаковые автомобили, различавшиеся лишь цветом, и это первое и последнее различие было результатом осознанного действия, своего рода общественного договора между этими милыми особами: высокое подражание должно виртуозно балансировать на грани с тупым обезьянничаньем - только тогда оно обретает смысл. Но выбор марки автомобиля был сделан иррационально. В этом выборе не было стремления конкурировать - лишь чувство сопричастности, главное чувство, охватывающее человека, следующего моде.

То, что называется «индивидуальностью» на языке модных критиков и журналистов, специализирующихся на life-style, включает в себя два важнейших компонента. Подобно тому, как атом состоит из протона и антипротона, индивидуальность состоит из «догнать» и «перегнать». По ведомству «догнать» проходит покупка автомобиля - такого же, как у офис-менеджера из соседнего офиса. «Перегнать» - категория сугубо эстетическая, лучше всего это видно на клерках женского пола: более модный цвет означает уже другие туфли (платье, шляпку, машину).

Вкус клерков мужского пола унифицирован почти до предела: за цветом они не гонятся, зная, что «мокрый асфальт» - «пафосно», черный - «непрактично», белый - «смешно», красный - «для баб», а все остальное - «вообще несерьезно». Поэтому наиболее распространенный цвет их автомобилей - цвет прекрасно начищенной алюминиевой кастрюли, т.е. полное отсутствие цвета, что говорит скорее о наличии вкуса, чем о его отсутствии. Клерки мужского пола куда лучше различают технические характеристики, лошадиные силы и коробки передач. Однако применить свои знания на практике им мешает, во-первых, размер денежной компенсации, во-вторых, корпоративная культура. С первым все ясно: подобно старикам, обложенным порножурналами, клерки не расстаются с автомобильными изданиями, разглядывая роскошные картинки, но ездить вынуждены на автомобилях строго определенного класса и ценовой категории: от Chevrolet Lacceti и Ford Focus до Mazda 3. Редко в этот список попадает Volvo, ибо Volvo в России - автомобиль интеллигентно-начальственный (в противовес просто начальственному Mercedes), и мужчина-клерк младшего звена, осмелившийся на Volvo, рискует не продвинуться по служебной лестнице, особенно если клерк среднего звена ездит именно на Volvo.

Женщина- клерк младшего звена, для которой цвет, как мы выяснили, главное, никогда не станет интересоваться лошадиными силами и трансмиссией. К автомобилю она относится как к чему-то среднему между аксессуаром и игрушкой, и была бы вовсе не против, когда б ее и без того маленький автомобиль (Daewoo Matiz, Fiat Punto, Peugeot 206) уменьшился вместе с нею самой до игрушечных размеров (масштаб 1:43) и чудодейственным образом оказался в витрине какого-нибудь особенно модного и посещаемого магазина, и чтобы каждый, пусть случайный, прохожий, минуя витрину, восхищенно и даже с некоторой завистью, и не то чтобы совсем без вожделения смотрел на автомобиль и на нее в автомобиле, неприступную, роковую, прекрасную за совершенно прозрачным, как бы отсутствующим, а на деле толстым и надежным витринным стеклом.