В Москве одна такая шайка, пожелавшая заполучить сразу большой куш, попалась на следующем мошенничестве. В те года прибыл в Белокаменную повеселиться один молодой богатый офицер, единственный племянник старушки-миллионерши. Члены шайки, все люди «светские», постарались сблизиться с ним. Устраивали у себя вечера с ужинами во вкусе а la regence, с обильными возлияниями и полудевицами. После ужина метали небольшой банк. Офицер посещал вечера, но не пил вина и не играл ни во что. Шулера придумали с ним следующую штучку. Одна из присутствовавших на ужинах прелестница, по-видимому, очень нравилась ему; они заставили её назначить ему свидание. Место, выбранное для rendez-vous, было в глухом переулке между огородами и садами. Возле самого дома стояла полицейская будка. Офицер приехал в дом; его впустил лакей, заплатил извозчику и велел ему ехать прочь, сказав, что господин здесь останется на ночь. Войдя в очень плохую квартиру, офицер не нашёл той женщины, которая к нему писала: вместо неё приняли его какие-то незнакомые личности самого непривлекательного вида. Офицер обошёл квартиру и, подозревая мышеловку, хотел уйти, но нашёл все двери запертыми, а принявшие его личности сказали ему, что он ранее от них не уйдёт, пока не исполнит одного непременного условия. Последнее состояло в том, что он должен подписать на гербовой бумаге и в нотариальной книге заёмное обязательство в 150 000 рублей, задним числом и сроком на шесть месяцев, на имя какого-то незнакомого ему господина. Офицер отказался от этого; тогда мошенники заявили ему, что его будут сечь розгами до тех пор, пока он не поумнеет и не сделает того, к чему его они принуждали. Когда и за этим офицер не соглашался, то его раздели и секли нещадно. На его крики никто не являлся. Наконец, пытаемый согласился на всё и подписал всё. Его отвели в какую-то каморку и уложили в постель полуживого. Придя в себя, ему удалось выскочить в окно и кое-как добраться до гостиницы, где он жил. Утром он отправился к губернатору и рассказал, что с ним случилось. Загорелось огромное дело. Розыски долго не приходили к хорошему результату, и только один случай помог открытию. Пьяный писец нотариуса проговорился. Обнаружилась связь московских шулеров с петербургскими.
Расхищена шулерами была также часть колоссального богатства одного из Разумовских, графа Петра Алексеевича. Назначенный чиновником особых поручений при новороссийском генерал-губернаторе герцоге Эмануиле де-Ришелье, он окружил себя всякого рода греками, евреями и другими тёмными личностями и шулерами-проходимцами, бессовестно его обиравшими. Он в короткое время проиграл свой московский дом, полный всякого великолепия: мебель, картины, гобелены, портреты, бронза, фарфор — всё это пошло за бесценок для расплаты за карточные долги. Проигравшись совсем, граф под Одессой на хуторе, близ Молдаванки, выстроил себе, с бесвкусными затеями, дачу. Под дачею он велел вырыть лабиринт, многочисленные извилины которого ему лишь одному были известны. Туда он забирался играть в карты, когда к нему являлись нежданные гости.
В двадцатых годах (XIX в. — Ред.) в обществе также много говорили про азартную игру известного Толстого, американца; говорили, что игра его на самом деле была небезупречна. Толстой и сам сознавался в этом, отказав раз своему приятелю, князю С. Г. Волконскому, метать ему банк.
— Нет, мой милый, я вас слишком для этого люблю. Если бы вы сели играть, я увлёкся бы привычкой исправлять ошибки фортуны.
Новосильцов приводит рассказ, как Толстой сошёлся с Нащокиным, с которым он не расставался по смерти, и умер у него на руках. Вот как описывает он первую встречу друзей. Шла адская игра в клубе; наконец, все разъехались, за исключением Толстого и Нащокина, которые остались за ломберным столом. Когда дело дошло до расчёта, Толстой объявил, что противник должен ему заплатить двадцать тысяч.
— Нет, я их не заплачу, — сказал Нащокин, — вы их записали, но я их не проиграл.
— Может быть, это и так, но я привык руководствоваться тем, что записываю, и докажу это вам, — отвечал граф.
Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и прибавил:
— Он заряжен, заплатите или нет?
— Нет.
— Я вам даю десять минут на размышление.
Нащокин вынул из кармана часы, потом бумажник и отвечал:
— Часы могут стоить пятьсот рублей, а в бумажнике двадцатипятирублёвая бумажка, вот всё, что вам достанется, если вы меня убьёте, а в полиции вам придётся заплатить не одну тысячу, чтобы скрыть преступление; какой же вам расчёт меня убивать?
— Молодец! — крикнул Толстой и протянул ему руку, — наконец-то я нашёл человека!
В продолжение многих лет друзья жили безотлучно, кутили вместе, играли и попадали вместе в тюрьму.
В эти годы также наделала много шуму в Москве криминальная история, случившаяся во время азартной игры; виновником оказался молодой адъютант начальника корпуса генерала Бороздина, известный в то время любимый композитор Алябьев; последний играл в карты на крупный куш с князем N в доме не пользовавшегося хорошей репутацией господина, слывшего в обществе под кличкой калмыка. Ал-ву везло очень; раздосадованный на неудачу, князь крикнул на всю залу:
— Здесь наверняка играют, у вас баламут подтасован!
— Как баламут? — вскрикнули партнёры во главе с Ал-вым. Последний в азарте ударил шандалом по голове князя и прямо угодил в висок; после удара князь не вставал и отдал богу душу. Ал-в был судим и отправлен в каторжную работу в Сибирь. На этот случай написан Писемским роман «Масоны».
Пржеславский в своих воспоминаниях упоминает, когда при министре внутренних дел Перовском начато было гонение на шулеров, то открыто было, что, кроме мелких трактирных и кабачных искусников, вращавшихся в низших слоях населения, всему городу были известны шулера высшего полёта, принимаемые в обществе, как-то: гг. С., Г., Б., Л., К., Е., князь О., Г., К. и т. д. Некоторые имели свои дома и давали вечера. Они-то постоянно обыгрывали Карабахского хана. Все они были привлечены к следствию, но никто из них не был пойман на деле и никто не признался в азартной игре. А так как это происходило в то время, когда ещё требовалось собственное признание, то следствие кончилось ничем. В производстве его наиболее замечательно было объяснение одного из этих господ С., который, как всем было известно, всё своё значительное состояние приобрёл игрою. На допросе он показал, что он не играет ни в какую игру, а карты знает только по пасьянсу, который часто раскладывает. Все люди домашней прислуги подтвердили его слова. Но по обыску открыт был большой сундук, стоявший в передней. В нём оказалось большое количество карт, углы и края которых были загнуты в виде паролей и на пэ, что и составляло наглядное доказательство, что в доме играли в банк или в штос. Но камердинер и тут нашёлся. Он сказал, что эти карты служили для чистки золочёных пуговиц на фраках их господина и то, что имело вид паролей, делалось для охранения самого платья от последствий чистки.
Поводом для гонения и обнаружения шаек петербургских шулеров послужило следующее обстоятельство. На углу Гороховой и Малой Морской, в собственном доме жила княгиня Голицына, мать тогдашнего генерал-губернатора, известная в высшем обществе под названием «Princesse moustache». Она имела у себя первого в Петербурге повара француза, обеды у неё считались самыми гастрономическими и нередко на них присутствовали высочайшие особы. В таких случаях княгиня обыкновенно приказывала сервировать обед на серебре, подаренном императором Петром I одному из предков княжеского дома. Раз, когда высокопоставленное лицо должно было обедать у княгини, вошёл к ней дворецкий и, став на колени, со слезами заявил, что исторический сервиз не будет подан к обеду, потому что он заложил его в ломбарде и не имеет возможности выкупить; причиною этого поступка было, по словам виновного, то, что он, производя какую-то коммерцию, проторговался, закладом этим хотел поправить свои дела и тогда выкупить сервиз. Княгиня тотчас же распорядилась о выкупе, и сервиз к обеду был готов, дворецкий был замещён другим, более надёжным лицом, а вместе с тем стало известно, что он никакой торговли не производил, а играл в карты и был обыгран шулерами; тогда же узнали, что игра производилась в особых комнатах трактира «Вена», напротив дома княгини Голицыной.
