– Девочку? – брови по-детски выгнулись, а властные глаза вдруг стали совершенно кроткими. – Ах, вы не ко мне? Странно. Весьма странно.

Большие губы разочарованно сомкнулись.

– Мы не хотели нарушить ваш покой, – уверил Тур. – Извините.

Призрак задумчиво прошёлся вдоль окна, от чего на гардинах образовалась большая стационарная тень, повторяющая контуры портрета.

– А не приходило ли вам в голову, господа, – он виртуозно повернулся на каблуках, – что девочку помогу найти я? – и покачал воздухе рукой, будто собирался преподнести гостям нечто изысканное. – Право же, нечасто ко мне приходят со столь… – он воздел взгляд к потолку в поисках подходящего слова. – Со столь человеколюбивым делом.

Довольный результатом, он живо переместился к креслу, уселся, игнорируя музейный шнурок и предупреждение не трогать экспонаты руками, и взмахом показал гостям на свободные стулья.

– Рассказывайте. Рассказывайте, рассказывайте, где и как потерялся ребёнок? Я с удовольствием дам вам ответ.

Тур замялся, но вступил Ворон.

– Павел Петрович, речь идёт не о ребёнке, а об информационном сгустке создания, которое погибло всего месяц назад.

Лис зажмурился, ибо ему показалось, что за этим откровением последует локальный Армагеддон, порождённый гневом обиженного духа. Однако услышанное призрака не смутило.

– Неужели? – выразительные, на удивление живые глаза наполнились любопытством. – Вы разыскиваете то же, чем являюсь я? Стоя по эту сторону мира?

Любопытство переросло в недоумение, а затем в нескрываемое изумление.

– Господа, верить ли мне своим глазам? Вы живёте там и называете другом то, что на иной стороне? – призрачные очи императора объяли присутствующих. – Вы живёте и там, и здесь? Как возможно? Или… со мной играют в шутки?!

Гневная маска возникла возле призрачного лица, как отдельный элемент фигуры, и медленно поплыла на отведённое ей место.

– Павел Петрович, – Лис решительно подошёл к императорскому духу и встал перед ним на вытяжку, как перед преподавателем на зачёте. – Это не шутка и не розыгрыш. Мы видим, слышим и чувствуем вас, потому что рождены дважды: на этой и на той стороне света. Так получилось. Хотя, – он оглянулся на братьев, – найти кого-либо на вашей стороне не всегда получается.

Маска пропала, не достигнув цели, а лик призрака вновь приобрёл оттенки добродушной заинтересованности.

– Дважды рождённые? Странно. Весьма странно. Но как мило! – чувственно прозвучало из царственных уст.

Дух императора водрузил локоть на высокий подлокотник кресла, опустил круглый подбородок на кулак и замер в позе мыслителя.

Ворон воспользовался паузой.

– И речь, и понятия у него вполне современные, – шепнул он близнецу.

– Ещё бы! Представь, сколько информации он накопил за две сотни лет, – также тихо отозвался Тур. – Знать бы, что его здесь держит.

– Девочка была неподалёку, – вдруг заговорил призрак Павла Первого. – Она искала дом в тумане. Возле моего замка не осталась, отправилась куда-то далеко-далеко, через мосты. Счастливая! Она умеет путешествовать, – он грустно улыбнулся. – Увы, господа. Ничего боле не могу вам сообщить.

Лис вздохнул.

– Спасибо. По крайней мере, мы теперь знаем, что она не попала в какой-нибудь капкан.

– Вы уходите? – разочарованно спросил призрак, заметив движение гостей к выходу. – И вы не хотите узнать о политических интригах, о биржевых играх, о военных планах правительства, о выгодных экономических сферах? Вы удивлены? – довольный произведённым эффектом, он откинулся на спинку кресла. – Ко мне частенько присылают гонцов со всей России. Большей частью они – совершенные тупицы. Но иногда! Да-да, иногда судьба проявляет ко мне благосклонность, и я беседую долго и полезно. Кое-что узнаю сам и кое-что передаю достойным.

– Ух-ты! – оживился Лис. – Значит, и к вам приходят за советом, Павел Петрович?

– Я был императором России, юноша! – треуголка призрака приняла форму шапки Мономаха, а камзол преобразовался в горностаевую мантию. – Всю свою жизнь я желал править так, чтобы на троне восседала сама справедливость. Пять лет я правил. Но, увы! Они не поняли ничего в моих реформах. Я управлял величайшей и ничтожнейшей империей! Я знаю всё, что пережила Россия… И знаю, что ей предстоит. В некоторой мере, – мантия и прочие атрибуты Его Величества превратились в парадный камзол, изображённый на портрете, – я позволяю себе править отсюда.

С хитрющим выражением лица призрак жестом показал на музейное помещение и камин, зиявший чернотой на фоне светлой стены.

– Каким же образом, позвольте спросить? – поинтересовался Ворон.

– Позволяю! – призрачный император закинул ногу на ногу. – Боле того, отвечаю: я знаю то, что никто не может знать при жизни. А после смерти знает, но не может сказать. А я могу. Здесь, в моём нынешнем существовании, я научился ждать. Неуклонно и терпеливо я тружусь во имя моей заветной цели.

– Какой же, если не секрет? – старательно скрывая пессимизм в голосе, опять спросил Ворон.

– Россия достойна быть великой державой мира! Какой видел её мой прадед! И люди России – будь то владыки, смерды, женщины, дети – достойны жить богатыми и счастливыми под рукою справедливой власти!

В порыве возвышенных эмоций император-призрак вскочил и пробежал по спальне к закрытому шторами окну. Видимо, в его представлении занавесей не существовало, и он, воздев в небо руку, продолжал пылко и возбуждённо.

– Когда толпы вооружённых матросов бродили здесь и там, когда бились на февральском ветру кровавые знамёна, когда речи вождей поднимали народный дух, мне казалось: вот оно! – Призрак выдержал театральную паузу. – Вот оно – начало освобождения! Но…

Информационный Павел вернулся в кресло, швырнул треуголку на каминную полку и закончил без тени пафоса.

– В тот раз я ошибся.

– А как вам танки на улицах Москвы в начале девяностых? – не удержался Ворон.

– Ох! Ой! – призрачный лик брезгливо перекосился. – Будет вам поминать! Фу! Я насилу вбил им мысль о скорейшей смене руководства. Впрочем, на то потребовался без малого десяток человеческих лет.

– Послы приходят прямо сюда? – как бы невзначай уточнил Тур.

– По разному случается. Чаще притягивается мысль какого-нибудь второсортного колдуна. Или экстрасенса, как нынче любят говорить. Я сам разрисовываю его облик по своему усмотрению. Представляю, ха-ха-ха! – призрак заливисто рассмеялся, – представляю, как они удивляются, когда обнаруживают на себе в зеркале лишние черты! Однажды повадился ко мне один замухрышка с вопросами о Чечне. Всё ему хотелось знать: как, что, когда, куда вложить капиталы, с какой бандой завязать дела наверняка. Наскучил страшно. Я выпроводил его не солоно хлебавшим, а в подарок вручил сотню тараканов. Ненавижу эту пакость! Так он до скорого конца дней своих этих тараканов с себя и стряхивал. Ха-ха-ха!

– По-моему, это жестоко, – выговорил Лис.

– Жестоко? – глаза призрака весело блеснули. – Я позволяю себе шутить над теми, кто мнит о себе велико, а стоит дёшево. Таковые встречаются. Но мне нравится, что вы, обладая могучими силами, кои даже я не способен охватить знанием, связываете себя всё-таки с людьми. С этими ничтожными каплями памяти, порой забывшими предков своих, погружёнными в вечные заботы о хлебе насущном, старательно запирающими друг от друга свои тесные мирочки. Всё верно, господа, – призрак медленно поднялся на ноги. – Они – это мы. А мы – они. Им кажется, что ими управляют свыше. Какая глупость! Они сами управляют собой, сами вливаются в небытие и сами выходят на белый свет: как голоса, как мысли, как сама память.

– Вы отзываетесь о людях с пренебрежением, – разочарованно заметил Лис. – Почему?

– Это эмоции, юноша, – император-призрак грустно улыбнулся. – Но не подумайте, что я виню русский народ в том, что с ним происходит. Народ должно уважать. То первая заповедь любой власти. Каков народ, такова и Империя. Они рубят корни одного человека, не ведая, что подрубают мощь всей Державы. Но я верю в Россию. Устоит русский народ. Выдюжит. Вытерпит! И останется русским народом, как было во все времена.