Генерал замолчал, переводя дыхание.

— Наши люди говорят — то есть наши ученые говорят, — что пришелец превращает кинетическую энергию снаряда в потенциальную. И делает это таким образом, что потом может ее использовать. Не совсем понятно, как это происходит, но впечатление такое, будто пришелец поглотил потенциальную энергию, подверг ее анализу и ответил более сильной вспышкой энергии — потому ружье и расплавилось. Он попал точно в ружье. Ученые говорят, это произошло потому, что вмятина имела параболическую форму, а ось параболоида совпала с траекторией снаряда. Вмятина тут же выровнялась, но форма ее была настолько точной, что он выбросил эту энергию в какой-то новой форме точно туда, откуда вылетел снаряд. Они что-то говорили о волновом импульсе, об отраженной волне — тут я ничего не понял. Но самое главное в том, что пришелец возвращает энергию снаряда — или больше энергии снаряда — оружию, из которого он вылетел. И при этом возврат энергии происходит по траектории снаряда. Даже если бы траектория была навесной — если, например, стреляли из мортиры, — ответный импульс энергии все равно в точности следовал бы траектории снаряда.

Он умолк, снова переводя дыхание и глядя то на одного слушателя, то на другого.

— Вы понимаете, что это означает?

— Идеальная защитная система, — сказал президент. — Ты кидаешь другому то, что он кинул в тебя.

Уайтсайд кивнул.

— И притом в другой форме. Вероятно, здесь имеют место разные формы энергии. Во всяком случае, так думают ребята из лаборатории. Это совсем не обязательно тепловой удар. Это может быть и какое-то излучение, например гамма-лучи. Пришелец умеет превращать кинетическую энергию в потенциальную, и у него широкий выбор дальнейших превращений.

— Кто кроме нас троих знает об этом? — спросил президент.

— Эксперимент видели многие. Техники, охрана и так далее. О том, что я вам сейчас рассказал, знают только трое, больше никто.

— Вашим людям можно доверять?

— Можно. Они не болтливы.

— Я думаю, что в целях безопасности, — сказал президент, — нам не следует распространяться об этом. Эксперимента не было! Будем твердо стоять на своем: его не было. Ты сможешь выдержать, Дейв? Я знаю, как ты себя чувствуешь, когда приходится лгать…

— Хоть это мне и не нравится, — сказал Портер, — придется с вами согласиться. Но нам трудно будет избежать огласки. Кто-нибудь обязательно проболтается: не солдаты, так технический персонал. Нельзя ли поступить как-то по-другому? Например, сказать: да, такой эксперимент был, но результаты его неясны…

— Мой вам совет, — произнес Уайтсайд, — похороните это дело.

— Дейв, — сказал президент, — я никогда не просил тебя покрывать нас. А сейчас прошу. Был, конечно, случай, когда «рой» на орбите начал разваливаться. Вероятно, тогда я ошибся. Ты хотел полной открытости… Конечно, лучше было тогда дать слово тебе, а не ограничиться заявлением НАСА. Моя вина. Но сейчас другое дело.

— У нас могло бы появиться преимущество, — сказал Уайтсайд, — То самое, которого сейчас нет. Если мы сможем понять, как он это делает.

— Можно обратиться к Аллену…

— Господин президент, — сказал Уайтсайд. — Мне бы не хотелось. Может быть, в конце концов он и помог бы нам получить ответ. Конечно, было бы хорошо, если бы при этом он не знал всех подробностей. Но еще лучше вообще не говорить ему ничего. Сейчас об эксперименте знают шесть человек. Это уже много, но тут ничего не попишешь. Давайте ограничимся этой шестеркой. Аллен тряпка и болтун. Он помешан на мысли, что всякое научное знание должно быть всеобщим. Люди, которых он собрал для своих исследований, работают без контроля со стороны спецслужб и…

— Не надо ничего объяснять, — перебил его президент. — Вы совершенно правы. Аллена будем держать в стороне.

— Мои люди считают, — сказал генерал, — что пришельцы вообще не представляют собой опасности. То есть не являются противником. Они считают, что пришельцы поглощают энергию из всевозможных радиационных излучений, из мельчайших частиц вещества, или из крупных частиц, которые могут столкнуться с ними… В этом случае они превращают кинетическую энергию частиц в потенциальную, часть ее поглощают — сколько им нужно, — а лишнюю выбрасывают. Нечто вроде предохранительного клапана для сброса избыточной энергии.

— Вы использовали пулю тридцатого калибра, — сказал президент. — Ваши люди пробовали выяснить, снаряд какой мощности мог бы выдержать пришелец?

— Я думаю, ядерный заряд мог бы его уничтожить, — ответил генерал. — Похоже, что ничем иным его не взять. Вмятина от пули была совсем крошечной. При более тяжелом снаряде вмятина будет глубже, но и отдача окажется гораздо большей. Пришелец, с которым мы работали, по-видимому, вообще не заметил выстрела. Когда пуля ударила его, он даже не вздрогнул. Перед выстрелом он просто стоял и ничего не делал. Во всяком случае, ничего такого, что могли бы заметить. И после выстрела стоял точно так же. Мне бы хотелось попробовать что-нибудь потяжелее: постепенно наращивать калибр оружия.

— Этого делать нельзя, — предостерег Портер, — От вашей секретности ничего не останется. Сейчас у нас еще есть возможность откреститься от одного эксперимента. Но если их станет больше — у нас никаких шансов не останется.

— Это верно, — сказал президент, — Пока придется удовлетвориться тем, что есть. Главное сейчас — выяснить, что представляют собой пришельцы. Как они устроены. Как они действуют, если так можно сказать. Быть может, Аллен в ближайшее время обнаружит что-нибудь, что сможет пролить свет на эту тайну.

— Ему же не с чем работать, — сказал Портер. — Все, что могут его люди, — стоять рядом и наблюдать.

На президентском столе загудел телефон внутренней связи. Президент нахмурился и нажал кнопку.

— Грейс, я, кажется, предупреждал…

— Простите, сэр. Я подумала, что, может быть, вы захотите знать. Здесь доктор Аллен. Говорит, что должен немедленно вас видеть. Кажется, в Миннесоте кто-то обнаружил мертвого пришельца.

Миннеаполис

Потолок и стены словно давили на него — странное ощущение. Никогда прежде он не испытывал подобного. Впервые за все время, что он прожил здесь — долгие два года, — он заметил, как мала его комнатка, как убога и какой в ней кавардак. Заметил и грязные окна, и потеки на стенах.

Он отпихнул бумаги на угол стола и подошел к окну. Ребятишки играли в какую-то игру, состоявшую из крика и беготни и не имевшую никакого смысла ни для кого, кроме них… Какая-то старуха ковыляла по разбитому тротуару, волоча большущую сумку… На ступенях соседнего ветхого дома сидел ленивый пес… На обычном месте, прижавшись к бордюру, стояла старая колымага с помятыми крыльями…

«Что за чертовщина творится со мной?» — подумал Джерри. Но, задавая этот вопрос, он уже знал, в чем дело.

Все эта история с пришельцем. Она не давала ему покоя с тех самых пор, как произошла. С тех самых пор он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Постоянная тревога не давала ему заниматься, изводила с утра до ночи. Он был сам не свой. Он не мог сосредоточиться на диссертации, а ее надо писать… Он просто обязан ее написать!

Может быть, лучше решиться и рассказать о случившемся соответствующим властям? Рассказать — и избавиться от всего… Может быть, тогда он освободится от наваждения, сможет отгородиться от воспоминаний, сможет работать… Но это было невозможно. Он убеждал себя, что отказывается от этого потому, что не хочет показаться смешным. Но, возможно, существовала и другая причина. Хоть он и не мог понять, в чем она состоит. Раньше он думал, что ему станет легче, если он расскажет обо всем Барру. Не помогло. Экзобиолог и не думал потешаться над ним, но все равно не помогло. А он рассказал все-все, без утайки, как на исповеди, — все равно не помогло.

А теперь об этом просто невозможно рассказать. Теперь, когда прошло уже столько времени, — уж он точно окажется в числе придурков, которые утверждают, что пришелец забирал их к себе. С тех пор как появились пришельцы, таких стало полным-полно… Нет. Раньше рассказать о происшедшем было трудно, а теперь — и вовсе невозможно.