Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Да, историческое христианство совершило много ошибок. Оно “многое исказило”. Но согрешило против себя же, исказило худшими из христиан — свою же истину — учение, выработанное веками потно-кроваво-слезного труда лучших.

И раз уж речь идет у нас о католическом священнике, вслушаемся в слова нынешнего папы Бенедикта XVI, недавно сказанные им в Регенсбургской речи (пересказываю по смыслу, но уверен, что близко к тексту): “Встреча данного иудеям Богооткровения (Откровения Христа. — Ю. М. ) с греческой мыслью и привнесенным позднее латинско-римским элементом есть не историческая случайность, а провиденциальная основа христианства — как синтеза веры и разума”. Это позиция Церкви еще с тех пор, когда она была едина, и в том или ином виде это позиция и Западной, и Восточной Церквей.

И вот — коронное: “Как электричество устроено, никто не знает, а как устроен Бог, они знают!” Помилосердствуй, брат Даниэль, разве ж это уровень разговора? Это роман “Даниэль Штайн, переводчик” “устроен” автором, и довольно искусно в формально-структурном отношении; это автор романа, как и все остальные люди, как и вся вселенная, “устроены” Творцом, и удивительно искусно; а вот Самого Творца никто не “устраивал”. Церковь никогда не говорила и не могла говорить, что знает, как именно “устроен” Бог, — потому что Он не “устроен”, Он попросту ЕСТЬ — всегда есть. А вот каким именно образом Он всегда есть и каков Он на “последней” своей глубине, этого и Церковь не знает. Церковь не говорит, что она знает Его, как автомеханик двигатель, а говорит только, что знает Его в ту меру, в которую Он нашел нужным открыться людям — как Триединый Бог и как Бог, сущностью Которого является любовь. Это, конечно, метафора, уподобление, выражающее то, чего по-другому не выразить, но метафора очень неплохая, правда? — а главное, автор ее, ап. Иоанн, несомненно еврей, еврейские же метафоры, в отличие от греческих, тебе чужими не кажутся, так ведь? Ты их “акцептируешь”, да? Так послушай. По любви к нам Он нам и раскрылся — в ту меру, в которую мы можем “вместить”. Каждый из нас не знает по существу, что такое любовь, как она “устроена”, но каждый из нас испытывал любовь и постигал, что он любит именно этого человека, не другого кого, а вот этого; и при всем этом постижении любимый остается для любящего, ровно в ту меру, в какую он любит, неразгаданной тайной, бесконечностью. Бог, как тебе, брат, известно, безосновен, Он Сам и есть свое основание, и лишь постольку и является и начальной, и окончательной основой всего, Им основанного. Конечно, все это “высокомудрая болтовня”, и это действительно непредставимо: Все — из Ничего, из абсолютного Ничто; я, как и ты, не могу это зримо представить, но я могу это помыслить умо-зрением, стало быть, “философские построения” не уводят меня от веры, а, напротив, помогают мне верить; если же мы не верим в то, что зримо и чувственно непредставимо, а представимо лишь умозрительно, то нам нечего делать в Церкви, для которой, по слову ап. Павла, “вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом” (Евр. 11: 1), — тогда надо честно уйти и заняться лишь тем, что для нас представимо, — только не надо изобретать “своего Христа” и обзывать великих искателей истины, я бы сказал, узников философской совести, — “высокомудрыми болтунами”.

Н-да. Но все же, все же — перед нами художественное произведение, и это делает свое дело: мы потихоньку обживаемся в мире книги, содержащей множество живых реалий, и праведник и подвижник Даниэль становится нам все симпатичнее. Хочется уже не рвать и метать, а уже любопытно: ну-ка, что он еще отколет, наш любимец. Долго ждать не придется.

Вот, например, о Деве Марии Богородице.

Коротко — никакого “непорочного” (правильнее — “бессеменного”) зачатия не было, Иисус был рожден, как и все, не Девой от Святого Духа, а — праведной, “святой”, но самой “нормальной” женщиной — от Иосифа. “„Родившая Бога” — у благочестивого еврея от негодования отвалятся уши!” И у евангелистов слова “Святой Дух” надо понимать в том смысле, что, по еврейским представлениям, Дух Божий участвует в каждом зачатии, освящая его. Это “в искаженном сознании сексуальная жизнь непременно связана с грехом! А у евреев зачатие не связано с грехом! <...> И все эти легенды о непорочном зачатии родились в порочном сознании, которое видит в брачном союзе мужчины и женщины грех. Евреи никогда так не относились к половой жизни. Она освящена браком, и повеление плодиться и размножаться подтверждает это”.

Дальше. “Культ Богоматери в христианстве очень поздний, только в шестом веке он был введен”. “Легенда о рождении Иисуса от Марии и Святого Духа — отголосок эллинской мифологии. А под этим — почва мощного язычества, мира великой оргии, мира поклонения силам плодородия, матери-земли. В этом народном сознании присутствуют невидимо женские богини древности <…> Культ земли, плодородия, изобилия. Всякий раз, когда я с этим сталкиваюсь, я прихожу в отчаяние…” И я — когда с этим в книге сталкиваюсь.

Ладно, начали распутывать.

Это когда же настоящие иудеи наделяли полнотой святости и безгрешности пусть и брачную, но половую жизнь? Именно евреи-то, с их — относительно других древних народов — неискаженным сознанием, необычайно остро чувствовали, после первородного грехопадения, порчу человеческой чистой природы — теснейшую связь в падшей человеческой природе Эроса с Танатосом, половой любви — и смерти, которая и пришла в мир благодаря греху, и теперь — в природе падшего человечества, сохранившего, однако, остатки безгрешного “плодитесь и размножайтесь”. Чувствовали, что “отныне”, от изгнания на землю, любовь мужчины и женщины — имманентно и перманентно связана со смертью. Сам акт любви в его наивысшей точке есть некая малая смерть обоих любящих, в акте “последних содроганий” есть выхождение из себя, вовне, из жизни — в смерть (как и наоборот, это выхождение из себя двоих — умирает в рождении третьей жизни, ребенка), и смерть, порождение первоначального греха, всегда несет в себе грех, караулящий двоих у брачной кровати. Иначе с чего бы в года довольно отдаленные Псалмопевец, кем бы он ни был, Давидом или другим евреем, написал один из пронзительнейших текстов, в христианстве приобретшем еще большую значимость, — покаянный псалом 50-й, где говорится буквально: “Ибо в беззаконии зачат я, и во грехе родила меня мать моя”. Именно у евреев мы и видим такое количество предписаний, когда “это можно” и когда — “нельзя”. Тщательно, до мелочей, разработанная практика “ритуального очищения” от ритуальной же нечистоты… да вспомните, одна миква чего стоит, омовение, возведенное в строго регламентированный ритуал; водное очищение от всего, связанного с разными видами одного из ключевых понятий иудаизма — “нидда”, нечистоты — после женского цикла и обязательно после соития, ведущего к зачатию и деторождению; последнее подтверждается хотя бы тем, что Дева Мария (считаете вы ее Девой или нет), будучи выше Закона, так как родила Самого Законодателя, свято соблюла Закон, на сороковой день придя во Храм и принеся в жертву двух голубей, “когда исполнились дни очищения их” (Лк. 2: 22), во очищение Ее самой и рожденного ею Младенца. Как думаешь, дорогой брат, от чего еврейский Закон предписывает женщине после рождения даже зачатого в законном браке — “очищаться”?..

А не напоминают ли советских “религиоведов” Даниэлевы аналогии Девы Марии с мифологическими “женскими божествами”, выведение “культа” Девы Марии, то есть самого неплотского, бессеменного, самого тонко-духовного, — из культа земного, материально-телесно-плодородного? Разумеется, “она не богиня”, “она не Изида и не Астарта, она не Кали1 и никакая из других богинь плодородия”, — так ведь и христианство о том же говорит, настаивает на этом, на случай, если какому-нибудь Даниэлю эта аналогия все же в голову придет; христианство отрицает саму возможность такой аналогии.

70
{"b":"315089","o":1}