Вдоль тротуара склонила пожелтевшие листочки лебеда. Митька медленно двигался вперед. Пот потоком заливал лицо, попадал в глаза, их щипало. Быстро взмокла рубашка. Метров через сто он поднял голову и ахнул: навстречу шла его школьная учительница Мария Федотьевна. «О! Влип! — подумал он. — Завтра все село будет знать». Пониже наклонив голову, он решительно шел вперед. Поравнялись. «Трофимыч! Куда это вы?» — «Да вот, видишь…». Но Митька, не дав ему договорить, громко выпалил: «В амбулаторию, не видите, что ли?» — «Видеть-то вижу, да не пойму, почему таким способом?» — «Не пойму, не пойму! — скороговоркой буркнул Митька. — Транспорт весь в поле, как-никак идет уборка урожая». До почты оставалось два квартала, но он уже не мог идти дальше, пот заливал глаза. И тут он заметил спасительную скамью. Из последних сил дотянул до нее и с облегчением усадил на нее тестя. Сел сам, снял рубашку, вытер ею лицо, затем выжал и снова надел. Из-за угла вышел человек. Митька сразу узнал в нем деда Митроху. Поравнявшись с сидящими, он остановился, долго рассматривал их. И вот лицо его озарилось, он узнал Трофимыча. «Здравствуй, фронтовик! Гляжу и глазам не верю: ты это, не ты? Люди болтают, будто не ходишь. А ты вон на чужой лавочке — стало быть ходишь. А это кто с тобой?» — «Митрий, зять мой», — нехотя ответил Трофимыч. — «Куда это вы направились?» — «В амбулаторию», — опередил тестя Митька. — «А что, разве Матвеевна вас не навещает? Она женщина аккуратная». — «Заболела она, дедушка», — соврал Митька, давая тем самым понять, что разговор окончен. Дед шмыгнул носом и было двинулся дальше, но остановился, подошел ближе к Митьке, наклонился и тихо сказал: «Ты, парень, рано врать научился, я только что с ней расстался. Будь здоров, фронтовик!» — он поклонился Трофимычу и медленно пошел дальше. Митька сидел, озадаченный неудачным враньем. Пятизвездочный не давал покоя, и он, повернувшись к тестю, сказал: «Ну что, пошли?» — «Да не сидеть же на обозрение людям!» — с обидой ответил тот. Взвалив на плечи тестя, отдохнувший Митька почти бегом добежал до почты. Перед порогом, не заметив чистилку для обуви, зацепился за нее, покачнулся, потерял равновесие и вместе с тестем завалился в кювет, в толстый слой придорожной пыли. Пыль мгновенно поглотила их. Когда она осела, Митьку было не узнать. Мокрое лицо превратилось в бесформенный комок грязи. Блестели только глаза и зубы. Мокрая рубашка, быстро впитав пыль, стала темно-серой и, словно грязевый спрут, всосалась в Митькино тело. Митька встал, глянул на беспомощно лежавшего тестя, и ему впервые до глубины души стало жаль этого смирного, измученного болезнью человека. Митька с гневом на себя вбежал на почту. Горделиво прошелся по залу и громко выкрикнул: «Пойдите посмотрите, мы прибыли!» Его измазанное, гневом искаженное лицо мгновенно подействовало на начальника почты. Вместе с оператором они выбежали на улицу и увидели в кювете испачканного придорожной пылью, беспомощно лежавшего Трофимыча. Женщины в испуге, с большим трудом подняли старика, стряхнули с него пыль, усадив на ступеньку порога, принесли ведомость и вручили деньги. В это время Митька вышел на крыльцо и увидел мимо проезжавшего деда Николая. «Стой! Стой!» — заорал он, махая руками. Вместе с дедом усадили Трофимыча, рядом пристроился Митька, и они благополучно приехали домой. Получив обещанную пятидесятку, вымытый, переодетый и довольный, Митька отправился в продмаг покупать «картошку».

Сентябрь 1991 года.

Сенька Зайцев — мужик не робкого десятка. Еще в школе он не раз дрался с мальчишками на год-два старше себя и вечно ходил с синяками. Как-то в воскресенье, часов в десять утра, вышел он из своего подъезда и увидел у соседнего дома толпу, «скорую» и две милицейские машины. «Что случилось?»— спросил он знакомую женщину. «А разве ты не слышал? Утром ограбили тридцать шестую и убили ее жильцов». К Сеньке подошел мужчина в белом халате и попросил помочь. Когда они вошли в квартиру, Сенька увидел окровавленных, лежащих на полу, бывшего начальника снабжения завода Синельникова и его жену. Трупы накрыли и на носилках унесли. Вначале было ничего, но потом внутри что-то екнуло, и он, икнув несколько раз, почувствовал тошноту и головокружение. Несколько дней ему снились всякие кошмары, часто просыпался весь в поту. Ему рассказали, что грабителей было двое: высокий мужчина крепкого телосложения и женщина. Их случайно видела жена Вальки Сурмина, развешивающая рано утром белье. После этого случая Сенька не находил покоя. Почти в каждом большом мужчине он видел потенциального убийцу.

Прошло более месяца. Как-то в воскресенье Сенька остался в квартире один. Он решил сходить на рынок купить фруктов. Вышел на лестничную площадку и только достал ключи, чтобы закрыть квартиру, как неожиданно ощутил острую потребность в туалете. Вернулся. Быстро открыл дверь и влетел в туалет. В это время к подъезду подошли двое: двухметровый мужчина атлетического телосложения и женщина. В одной руке мужчина держал большую сумку, в другой — конверт. Он первым поднялся на этаж. Когда подошла женщина, негромко сказал: «Дверь-то открыта». Они вместе вошли в Сенькину квартиру. В момент почти полного духовного и физического облегчения Сенька услышал тяжелые шаги и замер. Сердце учащенно забилось. Тут он услышал чужой незнакомый мужской голос: «В комнате никого нет». — «Проверь туалет», — раздался тоже незнакомый женский голос. Сенька услышал, как тяжелые шаги приблизились к двери. «Там кто-то есть». — «Ладно, присядь, — сказала женщина, — подождем, когда он выйдет». — «Все, конец», — подумал Сенька. Он представил себя окровавленного, с простреленной головой. Ниже пупка что-то кольнуло, и жидкая струя ударила в унитаз. Страх сковал все тело. Такого страха он еще никогда не испытывал. Тряслась спина, вдруг лязгнули зубы, и мелко задрожала каждая косточка. Сенька сидел, не чувствуя собственного тела. К двери кто-то подошел. «Миша! Это мы. Ты слышишь меня? Выходи, мы же тебя ждем». «С-сука! Берет на понт, — подумал Сенька. — Какой я тебе Миша?» И вновь жидкая струя с силой ударила в унитаз. Ужасный, отвратительный запах ударил в нос. Сенька попытался смыть, но в сливном бачке не оказалось воды. Нужно было набрать воды в ведро из ванной, но для этого надо было открыть дверь. «Наверное, с ним что-то случилось», — снова Сенька услышал женский голос. Не успел он сообразить, как дверь с треском отворилась и проем закрыл огромный детина. В Сенькиных глазах вдруг все поплыло, и он куда-то провалился. Очнувшийся Сенька услышал перепуганный женский голос: «Это не Миша. Ты хоть правильно посмотрел номер квартиры?» — «Конечно, вот смотри — тринадцать, — мужчина подал конверт. — Господи, здесь же написано восемнадцать». Женщина выбежала и через несколько минут вернулась с братом Мишей. Они вызвали «скорую», а через день, прихватив бутылку и закуски, пришли к Сеньке извиниться.

Февраль 1991 года.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в нашем городе. В этот период по всей стране шла кампания по «оздоровлению общества». Десятками тысяч гектаров уничтожались виноградники. Местные внутренние органы власти вели жесточайшую борьбу против алкоголя. Наш герой — Иван Дмитриевич — работящий, душевный и заботливый человек. Любит животных, держит кроликов, нутрий. Он и поныне живет по ул. Морской. Для поддержания здоровья внука, родившегося слабеньким, купил козу. Все было хорошо, но коза оказалась бодливой. У нее словно чесались рога, она постоянно искала «жертву». О ее нраве знала вся округа, и поэтому Иван Дмитриевич держал ее взаперти. Как-то в начале рабочего дня к Ивану подошел его сосед Саня: «Видал?» — «Что?» — спросил Иван. — «На нашей улице три милиционера наводят шмон. Отбирают самогонные аппараты, спиртное». — «Вот те на! А у меня в прихожей десятилитровый баллон настойки малиновой стоит. Заберут, варвары. Машина на ходу?» — «Конечно». — «Может, съездим?» Через пять минут они были дома. Иван бережно взял баллон, вышел во двор. Стоит и думает, куда бы его спрятать? «Отнеси его к козе», — посоветовал Саня. Да и правда, им и в голову не придет искать в козьем хлеву. «Спрячу я его в ясли и сеном прикрою». — «Как младенца», — ехидно заметил Саня. Иван вошел в хлев. Поставил баллон на пол и стал готовить место. Коза подошла, понюхала хозяина, как бы убеждаясь, он ли это, затем обнюхала баллон и отошла. Иван подготовил место в яслях, положил сена. Осторожно взял баллон, обхватив его ладонями с боков, пальцами снизу. Поднял, повернулся к козе спиной и стал опускать в ясли. Коза, стоявшая спокойно, вдруг разбежалась и ударила Ивана в поясницу, угодив одним рогом в то место, где пять дней назад его прострелил слегка затихший радикулит. Иван охнул, ткнулся головой о стену, любой ценой стараясь удержать баллон в вертикальном положении. Боль пронзила все тело. Он скорчился и тут же почувствовал, как содержимое баллона протекает через пальцы. Одновременно каким-то внутренним чутьем ощутил, что, если он ослабит давление рук, баллон рассыплется на части. Холодный пот выступил на лбу. «Саня!» — тихо позвал он. Содержимое баллона текло на подстилку. «Саня!» — чуть громче прокричал он, боясь шевельнуться. Тишина. «Саня!» — натужившись, громко крикнул он. Руки слегка дрогнули, и баллон заскрежетал. Жидкость полилась сильнее. Вбежал Саня. «Чашку или тазик — быстро!» — «Зачем?» — «Надо!» — скривившись, зашипел Иван. Баллон еще скрипнул, и жидкость полилась еще сильнее. Саня принес тазик: «Подставляй». Жидкость полилась в тазик. От напряжения руки сами ослабли, и баллон кусками загремел следом. «Уноси, потом процедим через марлю». Саня поднял таз: «Да тут и цедить нечего». — «Ну, тварь рогатая, ты у меня сейчас спляшешь польку-бабочку», — корчась от боли и волоча левую ногу, хозяин, расставив руки в стороны, медленно двинулся к козе. Животное, почувствовав неладное, метнулось в дальний угол. Когда расстояние сократилось, коза рванулась в свободный угол, и тут он поймал ее за одну ногу. Потянул на себя, схватил за рога. Коза упиралась и потащила Ивана за собой. «Здоровая, стерва», — подумал он, мертвой хваткой держа ее за рога. Он подтянул ее к себе поближе. «Ну что, дрожишь, негодница, а когда хозяина била, не дрожала?» Держа ее левой рукой, правой решил «погладить» ей бока. Размахнулся. Коза, увидев занесенный кулак, дернулась, и удар пришелся по загривку, ниже рог. Рука Ивана тяжелая, и он не рассчитал с ударом. Коза обмякла, упала на передние ноги, ткнулась мордой в пол, туловище слегка развернулось, и она безжизненно упала на землю. Иван, корчась от боли, пнул ногой. Никаких признаков жизни. «Господи! Неужто убил?» — подумал он. Коза не двигалась. «Кровь надо спустить, иначе мясо будет плохое». Он пошел в дом, принес нож. Коза лежала без движения. Он нагнулся и перехватил ей горло. Коза вздрогнула, попыталась подняться, но тут же упала и засучила ногами, сгребая под себя солому. «Боже, она, оказывается, была в шоке, что же я наделал?! Все, отъелись молока. Саня, иди сюда». Увидев мертвую козу, тот вымолвил: «Ты что, рехнулся?» — «Ладно, не трави душу, помоги лучше». За пять минут они сняли шкуру, освободили брюшину. «Остальное после работы, — сказал Иван. — Поехали». Шкуру он вынес и растянул на заборе. Только они двинулись к выходу, навстречу жена с ведром. «Куда это ты?» — «Козочку подоить». — «Вон где твоя коза», — он указал на забор. Жена ахнула и запричитала.